Когда я рассказывала о своем замужестве, я вновь ошиблась. Я думала, что буду смущаться или стану подыскивать слова. Возможно, тому способствовал бренди, но я рассказала эту ужасную главу своей биографии кратко и просто, без эмоций:

—..С самой первой ночи я обнаружила, что Оливер был несчастным человеком. Самым большим его удовольствием было избивать меня и всячески унижать. Я не могу вдаваться в подробности в присутствии твоего брата, Лайза, но он обращался со мной чудовищно. К тому же он был типичным развратником, который находил удовольствие в кутежах с продажными женщинами.

Лайза сидела теперь с бледным лицом, закусив нижнюю губу, и ее голубые глаза были наполнены страданием. Чед Локхарт подошел к окну и выглянул в сад. Он стоял напряженно-прямо, заложив руку за спину.

— Пришло время, когда я поняла, что или я должна противостоять мужу, или мне суждено сломаться и стать существом, всецело подчиненным ему…

Удивительно спокойно, будто говорила о ком-то постороннем, я рассказала, как сопротивлялась и как он избивал меня; затем о том, как дралась с ним, и как пригрозила подсвечником, и как ударила его. Я рассказала, как убежала из дома в тот страшный ураган, уверенная, что он убьет меня, как только настигнет. Я рассказала о пожаре в конюшне, о том, как Оливер бежал ко мне с кинжалом в руке; как его пронзило охотничье копье Дэниела, и если он и не умер в ту же секунду, то его убила молния, расплавив копье в бесформенный кусок металла в его груди.

— Шхуна Дэниела «Мисс Эмма» была готова. Он сказал, что отправится в плавание немедленно, несмотря на шторм. Я умолила его взять меня с собой. Я не могла выдержать мысли о том, что меня будут допрашивать о подробностях смерти Оливера, потому что была в ужасе от возможности выдать Дэниела. Никто не поверил бы правде, что мой муж был монстром, который убил бы меня в приступе ярости, когда я пыталась сопротивляться. Поэтому мы с Дэниелом отправились в Очо Риос в самый разгар бури. Мы вышли в море — и выжили. Я взяла себе другое имя — Кейси — вариант моего второго христианского имени, Кэтрин. И на расстоянии я могла сойти за мальчика. В честь меня была переименована и «Мисс Эмма», а Дэниел Чунг стал Гарри Ленгом. Мы три года плавали по Карибскому морю и были счастливы. Но однажды мы собирались найти приют от приближающегося урагана на Сент-Энтони — и обнаружили там мистера Редвинга, которому была нужна срочная операция.

Я замолчала. Казалось, ничего важного и существенного для рассказа больше не осталось. Когда я взглянула на старинные часы, стоящие у стены, то увидела, к своему изумлению, что было двадцать минут первого. Я пересказала странную историю трех последних лет своей жизни менее чем за двадцать минут.

— О, Боже милостивый! — прошептала Лайза. — Тебе было лишь семнадцать, когда ты вышла замуж за этого негодяя. Бедная девочка.

Чед Аокхарт отвернулся от окна: его глаза были холодными и серыми, как туман.

— Хорошо, что Оливер Фой мертв, — спокойно сказал Чед Локхарт. — У Сэма Редвинга в жилах течет индейская кровь, и его благодарность не имеет границ. Он обязательно разыскал бы и убил негодяя.

Лайза поежилась.

— Давай не будем говорить о таких вещах, Чед.

Мы все долго молчали, но потом Лайза как бы сбросила с себя мрачные мысли и взглянула на меня с улыбкой.

— Дорогая Кейси, я понимаю, что ты потрясена, встретив здесь Чеда, но в конце концов я уверена, что для тебя же лучше рассказать все нам и сбросить с себя этот груз.

— Наверное, Кейси захочет все рассказать Сэму, когда тот вернется, — сказал Чед.

Они оба взглянули на меня, и я сказала:

— Да. Конечно… конечно, теперь я расскажу ему, но… но желаете ли вы, чтобы я оставалась у вас в доме? Дэниел был моим самым лучшим другом и спутником, и я все еще люблю его так, как будто была его дочерью. Но я теперь знаю, что случилось давным-давно в Гонконге. Он рассказал мне: на этот ужасный поступок его вынудил тонг; но это сгубило вашу семью и привело к гибели вашего отца, так что я пойму, если вы пожелаете не иметь со мной ничего общего.

— Мы не испытываем более ненависти к человеку, которого ты назвала Дэниелом Чунгом, — проговорила Лайза. — Даже мой брат, который всю свою жизнь был одержим мыслью о нашем семейном несчастье, более не желает мести. Мы провели большую часть жизни в Гонконге и Китае, и нам известна власть тонгов. Ваш друг был в их руках лишь инструментом мести; кроме того, он сделал все, чтобы восстановить истину.

— Ты имеешь в виду то письменное признание, которое он передал в моем присутствии мистеру Локхарту? — спросила я.

— Да. Свиток в бамбуковом шесте. И пожалуйста, называй моего брата Чедом. — Она посмотрела на брата. Тот стоял у окна; он опять глядел в сад, размышляя и склонив голову. — Со дня смерти нашей матери у него в жизни было лишь две цели, кроме них, ему все было безразлично. Первая цель была восстановить доброе имя Р. Дж. Локхарта, нашего отца. Благодарение Господу, теперь эта цель достигнута.

— Удивительно! — воскликнула я. — И это — благодаря признанию Дэниела?

— Да, — ответил Чед Локхарт, не оборачиваясь. — Полтора года понадобилось судебной системе Гонконга, чтобы установить подлинность признания и принять его к рассмотрению — но, в конце концов, это было сделано, и было принесено посмертное извинение.

— Как бы мне хотелось, чтобы Дэниел знал об этом. Он был бы очень рад.

— К тому времени, как гонконгские власти объявили его розыск через Колониальную службу безопасности, поступили сведения о его гибели. Но адвокат в Кингстоне заверил, что признание Дэниела сделано при его жизни, и показал под присягой, что оно истинно.

— Второе намерение Чеда, — продолжила Лайза, — это выплатить пострадавшим от банкротства кредиторам все до последнего пенни. Но боюсь, что на это ему не хватит и всей жизни. — Она встала, подошла к брату и, встав на цыпочки, поцеловала его в щеку. — Я горжусь тобой и люблю тебя, Чед. — Она повернулась ко мне. — Конечно, ты можешь оставаться с нами, Кейси. Ничего не изменилось. Эмма Фой перестала существовать три года тому назад, и теперь ты — иной человек, Кейси Браун. Уже поздно думать о том, чтобы позавтракать в городе, но, к счастью, здесь есть уютный отель, всего в пяти минутах от Блэкхита. Чед, отвези нас в Кэвендиш, а затем на пристань, к катеру в половине третьего.

Он отвернулся от окна, и опущенное веко его в удивлении приподнялось.

— Неужели вы отправитесь за покупками после всей этой встряски и переживаний? Разве вы обе не устали?

— Нет, дорогой, мне это только прибавило сил. А если ты беспокоишься за Кейси, то скоро поймешь, что эту девушку нелегко утомить. Почему все мужчины такие глупые? Полезны, конечно, иногда — но все же глупые. Пока ты готовишь экипаж, мы наденем шляпки.

Чед Локхарт рассмеялся, а Лайза взяла меня за руку. Лицо Чеда внезапно осветилось: он пришел в хорошее расположение духа.

— Экипаж будет ждать вас через пять минут, леди, — сообщил он. — Или, может быть, вам понадобится больше времени, чтобы надеть шляпки.

* * *

Отель стоял на холме у деревушки Блэкхит, неподалеку от церкви с высоким шпилем, который возвышался над южной стороной пустоши. Я неловко чувствовала себя в своем платье, но Лайза, которую, видимо, хорошо знали в Кэвендише, сообщила метрдотелю, что я ее подруга из Америки, которая попала в кораблекрушение. Она сказала это так, чтобы слова ее были услышаны присутствующими. Я отметила, что неодобрительные взгляды сейчас же сменились симпатизирующими.

Я была очень возбуждена и устала от произошедшего разговора, чтобы думать о еде, но, как только передо мной поставили блюдо с превосходным бифштексом, я почувствовала невероятный голод. Я не была на публике более трех лет, поэтому мне приходилось прилагать значительные усилия, чтобы соблюсти приличия за столом; я очень боялась сделать что-нибудь такое, после чего Лайза станет стыдиться меня.

Чед Локхарт являл собою полнейшее радушие. Они с Лайзой, как бы по негласному соглашению оберегали меня от болезненных воспоминаний и говорили о хозяйстве и об агентстве Лайзы. Я узнала, что они приехали из Гонконга десять лет тому назад, после смерти матери. Тогда Чеду было шестнадцать, а Лайзе — двадцать лет. С крошечным капиталом она основала Домашнее агентство Блэкхит, а Чед немного зарабатывал тем, что составлял финансовые документы для адвокатов и врачей.

— Должна признать, что брат всегда был блестящим математиком. Еще мальчиком в Гонконге он делал сложнейшие расчеты — так, будто бы они были детской забавой. Ему бы следовало получить степень и стать преподавателем… — говорила Лайза, — но мы не могли этого себе позволить, и в любом случае это было бы не в его вкусе.

Я неожиданно ощутила неловкость, вспомнив, как Лайза, представляя мне брата, сказала, что он — профессиональный игрок.

Дом их был меблирован хорошо, но недорого. То же самое можно было сказать об их манере одеваться: Лайза откровенно призналась, что они стараются экономить. Я нашла странным, что человек со столь ограниченными средствами может быть профессиональным игроком. Для человека, который задался целью заплатить всем кредиторам обанкротившейся отцовской компании, это был неподходящий путь. Я не могла вообразить, что такая профессия считается нормальной в респектабельном обществе.

— По вечерам я обычно обедаю в городе, но по воскресеньям всегда обедаю дома. И надеюсь познакомиться с вашим кулинарным искусством, Кейси. Лайза может подтвердить, что ее способности в этом деле всегда крайне непредсказуемы, — сказал Чедлер.

— Это правда, — согласилась Лайза. — Я могу дважды сделать одно и то же, но с совершенно разным результатом. У тебя так тоже бывает, Кейси?

— Нет… просто… я не очень опытная кухарка. — Я замолчала на минуту, потому что официант подавал черничный и яблочный пироги, и затем сказала тихо, чтобы не быть услышанной за другими столиками: — Моя няня когда-то научила меня готовить, но очень просто. Когда я выросла и мы расстались, я иногда приходила к ней домой и готовила простые блюда.