Я отчаянно хотела любить кого-то или что-то, поэтому проводила много времени в большом цветнике, который велела разбить на север от Диаболо-Холла, подальше от преобладающих ветров. Там я планировала вырастить всевозможные виды цветов и кустарников, гибискусы и амариллисы, алламанду и жасмин, Пандору, бегонию, бермудские лилии, африканские фиалки и розы. Разбивка клумб и подготовка почвы были завершены, и началась посадка.

Оливер не ограничивал меня в средствах, поэтому я могла покупать все, что угодно, для своего сада и заказывать в Кингстоне какие угодно книги для времяпрепровождения. Кроме ночей, мы с Оливером нечасто бывали наедине. Вечерами я шила или читала, или рисовала довольно плохие морские пейзажи по памяти. Иногда Оливер бывал занят в своем кабинете устройством поместья, а также бизнесом, который унаследовал от сэра Энтони. Иногда он проводил вечера в клубе в Мониг, оставаясь ночевать в номерах при клубе, либо в Холимаунте, отеле неподалеку от Эвартона, где у него часто бывали деловые встречи с партнерами из Кингстона и других частей острова.

В редких случаях, когда мы бывали вместе, он вел себя так, будто я не существую, либо так непринужденно, будто мы были счастливой семейной парой. Поначалу я пыталась также доброжелательно держаться, может быть, тая слабую надежду, что это расположит его ко мне; однако вскоре я поняла, что как раз подобное настроение предваряло особо дурную для меня ночь, и он делал это нарочно, чтобы с большей жестокостью развеять мои надежды.

Я боялась сойти с ума, потому что будущее мое как миссис Фой было беспросветно, и когда-нибудь терпению должен был прийти конец. Однако выхода я не видела. Я не могла сбежать. Я не могла вернуться к дяде и тете: они не поверят мне и не примут меня.

С Дэниелом я виделась после свадьбы лишь дважды. В первый раз, когда он спросил, как я живу, я солгала ему из гордости и стыда, улыбнувшись и заверив, что я, вероятно, самая счастливая девушка на Ямайке. Он посмотрел на меня долгим взглядом, но я быстро сменила тему, перевела разговор на его строящуюся большую лодку, и мы проговорили с ним об этом до отъезда. Второй раз мы встретились, когда Оливер был в отъезде три дня: возможно, отчасти по делам, но я не сомневалась, что то был загул с женщинами из Мур Таун.

Был день рождения тетушки, и я поехала в Джакарандас, чтобы поздравить ее. Я заметила ее изучающий взгляд и поняла, что она гадает, не беременна ли я, но спросить у меня — было выше ее сил. Хотя я пыталась казаться радостной и довольной жизнью, это у меня не слишком получилось, и я знала, что дядя с тетей были рады, когда я вскоре уехала.

Вместо того, чтобы поехать в Диаболо-Холл, я повернула в Очо Риос, туда, где стоял лодочный ангар Дэниела, и ощутила редкий теперь для себя прилив радости, увидев маленькую моторную шхуну, поставленную на якорь в гавани, и Дэниела на передней палубе, красящего кабину. Ему помогал маленький Джэкоб. Вскоре я привлекла внимание мальчика, размахивая зонтиком, и он поплыл ко мне в лодке, по-мужски налегая на весла.

Я услышала его пронзительный голос задолго до того, как он оказался у причала:

— Дэн говорит: мисс Эмма, хотите ли вы, чтобы он приехал на берег, или хотите съездить посмотреть на шхуну?

Он задыхался, излучал радость и энергию, подплывая к берегу, и я спустилась навстречу ему по каменным ступеням:

— Я съезжу взгляну на шхуну, Джэкоб.

Несколько сельских жителей и рыбаков неподалеку наблюдали за мной с искренним любопытством, главным образом потому, что я давно не бывала в Очо Риос и к тому же была теперь миссис Фой. Большинство из них знали меня как мисс Эмму Делани, которая всегда была в компании с Мэй и Дэниелом, так что для них не было удивительным, что я прямо с набережной ступила в утлую лодчонку, которой так отчаянно управлял Джэкоб.

Я бы гораздо комфортнее ощущала себя в бриджах для верховой езды, которые всегда одевала по таким случаям, однако мне удалось ступить в лодку и управиться с юбками, и сейчас же Джэкоб направил лодку к шхуне. Как только мы описали дугу по заливу, Джэкоб сказал:

— Взгляните-ка, мисс Эмма! — и показал глазами в сторону. Я увидела на борту шхуны написанное имя: «Мисс Эмма», и мои глаза наполнились слезами.

С борта шхуны была спущена деревянная лестница, и, как только я ступила на нее, держась за отполированные перила красного дерева, Дэниел подал мне руку, чтобы поднять на борт.

— Добро пожаловать на шхуну вашего имени, мисс Эмма.

— Бог мой, Дэниел, какая она красавица! Ты уже пробовал ее в море?

— Уже несколько раз. — Он вытер тряпкой руки и любовно провел ладонью по перилам. — Она, конечно, не ласточка под парусами, но у нее добрый мотор, и она будет дружить и с морем, и с ветром.

— А что за мотор?

— Очень счастливая находка. Когда «Мисс Эмма» пойдет на пару, она станет полноправной хозяйкой моря и ветра; однако она не заносчива, потому что ей хорошо известно: обоим этим друзьям случается впадать в ярость, и они способны уничтожить все, что попадется на пути.

— Я рада, что она столь мудра, Дэниел. Я бы желала однажды выйти на этой шхуне с тобой в море.

— Это будет счастье и честь для меня. Если позволите, я пошлю вам весточку, когда закончу все приготовления на палубе и внизу. Теперь это уже скоро.

— Пожалуйста, Дэниел, сделай это. Мне придется взять с собой одну из горничных, но, я полагаю, ее укачает и она скажется нездоровой, если только не будет безветренный день.

— Может быть, вас пожелает сопровождать сам мистер Фой?

Мне удалось остаться бесстрастной, и я ответила:

— Он обычно очень занят, Дэниел, но я скажу ему о шхуне. Он, может быть, даже пожелает купить ее для одной из своих компаний. Она будет очень полезна для береговой работы в небольших объемах, потому что такая малютка сможет работать там, где «Атлас» и «Роял Мейл» бессильны.

Дэниел кивнул и оглядел вычищенную палубу.

— Я бы хотел проплыть на ней вдоль Вест-Индии, — тихо сказал он. — От Багамских островов до Тринидада. При попутном ветре она будет двигаться как хорошая скаковая лошадь. При встречном ветре она будет двигаться под паром ничуть не медленнее. Паровая машина работает на дровах, так что можно будет запасать топливо — от одного острова до другого всего день плавания. — Его взгляд остановился на мне. Он улыбнулся, как бы извиняясь.

— Ты мечтаешь об этом, Дэниел, правда?

Некоторое время он молчал.

— С тех пор, как умерла Мэй, я очень одинок, и иногда мне кажется, что лучше быть одиноким в море, чем на суше. Но я, старый дурак, говорю все о себе да о шхуне. Как вы, мисс Эмма? Надеюсь, у мистера Фоя все благополучно?

— Да, спасибо, у нас все хорошо. Так, значит, мотор и все системы шхуны хорошо работают?

— Лучше, чем я ожидал, мисс Эмма. Я нырял, чтобы осмотреть киль и корпус, и все внизу оказалось в прекрасном состоянии.

— Я так рада. — Мое сердце ныло, когда я говорила об этом. Я бы хотела нырять вместе с Дэниелом, невесомо парить в этом прекрасном, совсем ином мире, осматривая вместе с ним корпус красивого легкого судна через подводные очки — и чтобы вода смыла с моего тела все бесчестие и унижение. Дэниел смотрел на меня тем же пристальным взглядом, который я уже замечала, и, подчиняясь импульсу, я спросила: — Я бы хотела поговорить с Шебой. Ты можешь сделать это для меня?

Он отвернулся, и я видела, как сжались его скулы, как будто мои слова имели для него какой-то скрытый от меня смысл.

— Конечно, мисс Эмма. Вы знаете, она после полудня работает в гостинице, но вы можете в любое утро поговорить с нею. Но, может быть, вам было бы удобнее, если бы я привез ее к себе для встречи с вами?

Пытаясь выглядеть как можно естественнее и веселей, я ответила:

— Да, это было бы очень хорошо. Я приеду в следующий вторник утром.

Следующие четверть часа Дэниел показывал мне пароход. Я заранее знала, что работа Дэниела была отменной, и наблюдала за постройкой шхуны, начиная от закладки киля. Но теперь, когда она была спущена на воду, в шхуну будто вдохнули жизнь. «Мисс Эмма» была построена для работы, поэтому ее линии не были изящны, но для меня это была, безусловно, леди, хотя и с крепкой рабочей внешностью. Ее единственная мачта несла главный парус и кливер. Труба в случае, когда шхуна шла на парусах, могла стать плоской. В каюте были две койки, и она была так мастерски устроена и меблирована, что казалась весьма просторной.

Небольшой трюм был в носовой части, и еще один — в кормовой. Каюта, камбуз, задний трюм и моторное отделение были связаны между собой под палубой рабочим проходом, в который можно было также проникнуть с трапа и рабочего колеса. Мотор был, как его называл Дэниел, возвратно-поступательным механизмом типа компаунд. Эта штука пугала меня: сверкающие стальные передачи, таинственные зубчатые колеса и отполированные медные трубки. Но вместе с бойлером это все занимало места не более, чем пианино в нашем зале в Джакарандасе. Чем дольше я смотрела на «Мисс Эмму», тем лучше понимала, что Дэниел создал шедевр компактности, в котором не было потеряно ни дюйма пространства.

— Это чудесная шхуна, Дэниел, — сказала я. — Я так горда, что ты назвал ее моим именем. Не могу представить себе большего комплимента, честное слово.

— Вы очень добры, мисс Эмма. И я рад, что вы полюбили ее.

Мы поговорили, а потом Дэниел отвез меня на лодке на берег, и я отправилась в Диаболо-Холл. Ехать предстояло десять миль — это расстояние займет большую часть оставшегося дня. Я привыкла к долгим прогулкам и длинным поездкам. Я пустила лошадь шагом, потому что мне не хотелось возвращаться в большой дом, который некоторые люди считали моим домом, но который был для меня местом несчастья и отчаяния.

В течение следующих нескольких дней, когда Оливер вернулся из очередного загула в Мур Таун, он не домогался меня — но это облегчение было, как всегда, омрачено нарастающим страхом последующего «наказания». В воскресенье мы поехали к утренней службе. В церкви мы, как всегда, встретились с несколькими друзьями — в том числе, с тетей Мод и дядей Генри. Оливер был тихим, дружелюбным и уступчивым, как всегда на людях. Не могло быть и сомнения, как высоко ценило его общество за доброту и любезность.