Кэролайн глубоко вздохнула:

— Сказать тебе, о чем я думала несколько секунд тому назад, пока ты был внизу?

— Скажи.

— Я думала, что, если ты меня прогонишь, как ты грозился, я не стану жить, потому что без тебя жизнь не имеет смысла.

Вэйн молча притянул ее к себе и прижался щекой к ее щеке.

— Я недостоин тебя, Кэролайн, — сказал он.

— Да, и еще одно я хотела сказать. Если все же тебя обвинят в этом ужасном преступлении, которого, как мы оба знаем, ты не совершал, мы бежим с тобой на континент. Из Мэндрейка это сделать нетрудно. В прошлом оттуда многие тайно переправлялись через пролив. Почему ты должен сдаться, на радость Джервису?

И почему моя жизнь должна разрушиться из-за гнусных замыслов убийцы? Мы проживем в изгнании, и для меня это счастье, потому что я буду с тобой.

Минуту он был не в силах сказать ни слова. Она увидела на глазах у него слезы. С величайшей нежностью Вэйн привлек к себе девушку:

— Я могу только сказать, что ни один мужчина не стоит любви такой женщины, как ты.

Он встал и помог ей подняться. Нежно обняв ее, он прижал ее к своей груди. Глаза его были устремлены куда-то поверх ее головы, словно перед ним проносились видения будущего, и он пытался предугадать, откроются ли когда-нибудь для них врата рая.

Кэролайн первой вернулась к действительности.

— У нас мало времени, Вэйн. Ты должен уехать до того, как поднимется прислуга.

— Я не могу пойти на это, Кэролайн.

— Но ты должен, должен! — проговорила она почти гневно. — Ты сказал, что любишь меня, и ты знаешь, что я люблю тебя. Доверься мне на этот раз, прошу тебя!

— Но куда мне ехать? Я не хочу, чтобы меня, как человека, скрывающегося от правосудия, преследовали по всей стране.

— Разумеется, нет. Я от тебя этого и не требую. Все, о чем я тебя прошу, — это уехать сейчас же в Мэндрейк.

Там ты спросишь Ньюмена, камердинера моего отца.

Если нужно, он укроет сотню беглецов, и никто ни о чем не догадается.

— А потом?

— Я дам тебе знать, как только смогу. Есть только две возможности: либо обвинение будет снято, либо мы вдвоем бежим на континент.

— Кэролайн, что мне ответить тебе?

Он посмотрел ей в глаза и вдруг, опустившись на одно колено, поднес к губам полу ее платья.

— Я сделаю все, что ты хочешь. Не потому, что ты права, любимая, но потому, что ты самая отважная и самая замечательная женщина на свете.

Когда он поднялся, Кэролайн обняла его и прильнула к его груди. Они долго простояли так, чувствуя, что близки друг другу, как никогда прежде. Затем Кэролайн высвободилась из его рук и, подойдя к камину, потянула шнурок колокольчика.

— Твоему камердинеру можно доверять? — спросила она.

Лорд Брекон задумался:

— Он у меня недавно. Лучше послать его за Бейтсоном. Тот служил у нас еще до моего рождения.

Камердинер, явившийся на зов колокольчика, если и удивился, застав их на ногах в такой час, то виду не подал.

— Позовите Бейтсона, — сказал лорд Брекон, — а потом можете ложиться. Вы мне больше не понадобитесь сегодня.

— Слушаюсь, милорд.

Камердинер тихо удалился, а несколько минут спустя явился Бейтсон. Наверное, одеваться ему пришлось второпях, подумала Кэролайн, хотя по его виду этого не скажешь. Осторожно постучав, он вошел и остановился у двери, в почтительном молчании ожидая распоряжений его светлости.

— Подойдите сюда, Бейтсон, и закройте дверь.

Дворецкий повиновался. Когда он подошел ближе, лорд Брекон сказал:

— Бейтсон, у меня неприятности.

Старик глубоко вздохнул:

— Какие неприятности, милорд?

— Хуже не бывает, Бейтсон. Вы помните моего отца? Сегодня кто-то подложил в библиотеку труп запоротого насмерть мальчика. А рядом мой хлыст.

Лицо дворецкого дрогнуло.

— О, мистер Вэйн! — задыхаясь, проговорил он. — Как это могло случиться?

— Я сам себе задавал этот вопрос и пока что не нахожу никакого объяснения, кроме одного: ее светлость видела из своего окна, как двое подносили труп к окну библиотеки, которое кто-то открыл изнутри.

— Значит, милорд, они не могут вас обвинить?

— Будет трудно доказать, что это не я. Не говоря уже о том, что вновь пойдут слухи, ходившие после смерти моего отца. И вы, и многие другие слышали, как вчера утром я отчитывал этого парня, когда он ударил лошадь мистера Уорлингема.

— Ох, милорд!

Взглянув на него, лорд Брекон сказал негромко:

— Бейтсон, я его не убивал. Вы мне верите?

Кэролайн показалось, что в глазах старика блеснула радость:

— Я верю вам, мастер Вэйн. Я никогда от вас не правды не слышал, но найдутся другие, которые не поверят.

— Вот в том и дело, — сказал лорд Брекон. — Именно поэтому, Бейтсон, ее светлость убеждает меня уехать сегодня, пока ведется следствие. Я считаю, что мне нельзя уезжать, что я должен остаться, но ее светлость настаивает.

— Ее светлость права, я уверен, милорд. Чтобы нам разузнать побольше про это ужасное дело, лучше, если вашей светлости здесь не будет.

— Но мы должны спешить, — заторопилась Кэролайн. — Его светлости нужна лошадь, Бейтсон, самая быстрая в конюшне, и нужно немедленно послать грума в Ноул с письмом к лорду Милборну. Займитесь этим. Мы знаем, что можем на вас положиться, не правда ли?

— Можете, миледи, и есть еще два надежных человека в конюшне, за кого я поручусь. Вам лучше переодеться, милорд. Я приведу вам лошадь минут через пять-десять.

Он направился к выходу, но у самой двери оглянулся. Он явно боролся с собой, всячески стараясь сдержать подступавшие к глазам слезы.

— Мы вас спасем, мастер Вэйн, будьте уверены.

Когда за ним закрылась дверь, Кэролайн повернулась к лорду Брекону:

— Он тебя тоже любит, Вэйн.

Лорд Брекон не ответил, но она почувствовала, что преданность старика глубоко тронула его.

— Пока ты переодеваешься, я пойду к себе и напишу письма Ньюмену и дяде Фрэнсису. Поторопись, Вэйн.

Вместо ответа он взял ее руку и поднес к губам. Это не был традиционный холодный поцелуй. Кэролайн вздрогнула от его прикосновения и была готова броситься к нему в объятия, но усилием воли сдержала себя и отвернулась, чтобы не помешать ему проявлением слабости.

Она написала письма и, запечатывая одно из них, адресованное лорду Милборну, услышала, как открылась дверь: это был Вэйн. Он уже переоделся в костюм для верховой езды, и теперь на нем был серый сюртук, а в начищенных до блеска высоких сапогах отражался огонь камина. Как ужасно, подумала она, что он вынужден бежать из собственного дома, словно преступник, чего и добивался его кузен.

Но для сожалений сейчас не было времени. Она встала из-за стола и, подойдя к мужу, вручила ему письмо к Ньюмену, которое он положил в карман.

— По возможности ни с кем не говори, когда приедешь в Мэндрейк. Чем меньше ты будешь возбуждать любопытство, тем лучше. И лучше подъехать на конный двор, а не к парадному входу.

— Понимаю, — сказал он, не отрывая от нее глаз.

— Господь с тобой, любовь моя, — сказала она, и голос ее дрогнул.

В ответ он привлек ее к себе и долго-долго не отрывался от ее губ. Потом, рука об руку, они молча спустились по лестнице. В холле было темно, у двери горела одна-единственная свеча. Было видно, что ее только что зажгли, и Кэролайн, недоумевавшая, кто бы это мог сделать, со вздохом облегчения увидела выступившего из тени ожидавшего их Бейтсона.

— Я слышу, что ведут лошадей, милорд, — сказал он.

И действительно, как только он открыл дверь, раздался топот копыт о гравий подъездной аллеи. На одной, из лошадей сидел грум, другую, великолепного темного жеребца, вел конюх, с трудом удерживая гарцующее животное, казалось, так и рвавшееся в дорогу.

Небо светлело, близился восход. Было достаточно светло, чтобы разглядеть лица. Лорд Брекон обернулся и взглянул на Кэролайн. Какое-то время они молча смотрели в глаза друг другу, вспоминая обо всем том, что осталось недоговоренным, о невысказанной любви, о боли разлуки.

Не прикасаясь к ней, без единого слова, лорд Брекон спустился по ступеням и сел на жеребца. Конь взвился, но, словно почувствовав хозяина, внезапно присмирел.

Взмахнув шляпой, лорд Брекон развернул коня и поскакал по аллее. Через мгновение он уже скрылся из виду в тени дубов.

Кэролайн вспомнила о письме лорду Милборну, которое она держала в руках, и подала его груму:

— Поезжай как можно скорее. Ноул недалеко отсюда, как я понимаю?

— Полями мили четыре, миледи.

— Хорошо, значит, путь недолгий. По приезде туда потребуй, чтобы мое письмо тут же передали судье.

Скажи, что это чрезвычайно важно, и не позволяй никому тебя задерживать.

Поклонившись, грум повернул коня в сторону ворот, ведущих в парк. Кэролайн следила за ним, пока и он не исчез из виду.

— Пойдемте, миледи, — прошептал Бейтсов. Кэролайн вздрогнула и обернулась к нему.

— Они уехали, Бейтсон, — проговорила она, словно в забытьи.

— Да, миледи, и нам только остается ждать утра.

— Я пойду к себе. Если кто-нибудь будет спрашивать его светлость, скажите, что его вызвали по важному делу. Что вы им наговорите, не имеет значения, потому что, как только приедет лорд Милборн, я расскажу ему правду.

— Слушаюсь, миледи. А труп в библиотеке? Может быть, мне убрать его?

— Нет-нет, ни под каким видом. И запретите другим к нему прикасаться. Я хочу, чтобы судья увидел все, как есть.

— Слушаю, миледи, — повторил Бейтсон.

Предельно уставшая, словно все ее тело налито свинцом, Кэролайн поднялась по лестнице.

Ее сотрясала дрожь. Придя в спальню, она, не дав себе труда раздеться, забралась в постель, надеясь согреться.

Сама мысль о сне казалась невероятной, и все же спустя какое-то время ей стало казаться, будто Вэйн обнимает и целует ее, — значит, она все-таки ненадолго задремала. Но большую часть времени мысли Кэролайн возвращались к телу, что лежало внизу, в библиотеке, к Джервису Уорлингему и миссис Миллер, к их заговорам и интригам и к тому, какое чудо поможет ей доказать их собственную вину.