– Ты будешь нашей милашкой, Грейс. – Бренда склонилась лицом к промежности девушки, встав на коленки. Грейс была совершенно нага, и Бренда медленно начала работать языком. …Как она это любила – лишать невинности, первой отведать лакомства, возбудить «целку», попользоваться ею, до смерти испугать, насладиться беззащитностью жертвы, добиться безоговорочного повиновения.

Она на секунду прервала свое сладкое занятие, чтобы достать из кармана рубашки маленькую пробирку с каким-то белым порошком. Открыла ее и быстро вдохнула мелкую серебристую пыль, потом растерла немного порошка по деснам, затем, сунув в пробирку палец, подцепила немного зелья, посыпала им гениталии Грейс и сладострастно слизала.

– Класс… – простонала Бренда, лапая Грейс. Но ее уже вовсю торопили. Тогда Бренда запустила всю руку девушке во влагалище – та дернулась от боли. Но сопящие за спиной Бренды подруги уже жаловались, каждой не терпелось дождаться своей очереди. У них не было впереди ночи.

– И вообще, Бренда, это не твой медовый месяц…

– А почему бы нет, ты, пиписка! – яростно бросила Бренда в ответ. – Может, она будет только моя – ежели сгодится.

Грейс вся извивалась, пытаясь высвободиться, несмотря на крепко связанные ноги. Она хотела закричать, но не посмела, все время кожей чувствуя острие ножа Джейн. Кляпа во рту у нее не было – рот ее был им нужен… Для того, чтобы их ублажить.

И Грейс просто закрыла глаза, стараясь умертвить в себе все чувства – словно ее нет здесь, словно все это лишь страшный сон… Вдруг послышался звук – кто-то одним ударом вышиб чахлую дверь сараюшки. Бренда ахнула, рука ее выскользнула из недр Грейс, и она отскочила. Открыв глаза, Грейс увидела в дверном проеме высокую и стройную чернокожую женщину. Она не знала, очередная ли это мучительница или избавительница, однако, похоже, никто не обрадовался этому визиту.

– А ну-ка, вы, дуры, развяжите ее! – Чернокожая была очень высока, выглядела бесстрастной – и странно красивой. В свете фонарика белки ее глаз казались огромными. – У вас всего пять секунд, чтобы унести ноги, иначе Салли идет к начальнику. Если я задержусь здесь дольше трех минут, она идет прямиком к нему. Тогда вы, детки, прокукуете в карцере до самого Рождества.

– Брось свистеть, Луана! Уноси отсюда свою черную задницу подобру-поздорову, пока жива! – пролаяла Джейн, угрожающе посверкивая лезвием, да и Бренда была в ярости, но выглядела слегка заторможенной. Кокаин сделал свое дело, и единственное, чего ей хотелось, это продолжать забаву. Непрощеное вмешательство раздражало ее.

– Почему бы вам двоим не выяснить отношения в другом месте? – выдохнула Бренда, отстраняясь от Грейс.

– У вас осталось две минуты, – ледяным тоном произнесла Луана. – Я сказала, развяжите девку!

Теперь чернокожая выглядела по-настоящему угрожающе – у нее были почти мужские мускулы и сильные стройные ноги, словно у олимпийской бегуньи. Она являлась чемпионкой тюрьмы по карате и боксу, и никто не желал с ней связываться. Джейн, правда, втихомолку клялась, что не боится черномазой и когда-нибудь изуродует ее. Но все прекрасно понимали, что это всего лишь слова. У Луаны были Связи, с которыми невозможно было не считаться.

Некоторое время все молчали, потом одна из женщин принялась развязывать руки Грейс, другая – ноги… Бренда выла, мучимая неутоленной страстью.

– Ты, сука… Хочешь взять малышку себе?

– У меня есть все, что нужно. С каких пор вы стали трахать младенцев?

Но Луана прекрасно разглядела красоту Грейс. Даже грязная, растрепанная и растерзанная, она возбуждала их так, что слюнки текли.

– Она достаточно взрослая. – Бренда яростно плюнула в сторону чернокожей. – Чего тебе еще, Одинокий Бродяга? На, подавись, Луана.

– Спасибо.

Грейс была уже на ногах, лихорадочно натягивая одежду, дрожащими пальцами застегивая рубаху. Она глаз не смела поднять, боясь, как бы ее все-таки не зарезали.

– Вечеринка окончена, девочки, – объявила Луана с улыбкой. – Тронете ее хоть пальцем – убью.

– Твою мать, что это значит? – вскинулась Бренда.

– Она моя. Слышали?

– Твоя? – Бренда была озадачена. Такого ей еще никто не говорил прежде. Да, это меняло дело…

– А как же Салли? – недоверчиво спросила Бренда.

– Мы не обязаны перед тобой отчитываться, – холодно бросила Луана, подталкивая Грейс к выходу. Девушка тряслась и всхлипывала, а Луана толкнула ее в спину с такой силой, что Грейс чуть было не упала. Да, с этой женщиной спорить не приходилось. Никто бы на это не решился. Грейс отчетливо осознала, что было безумием надеяться на благополучный исход. Все рассказы были сущей правдой. Они просто выжидали.

– Боже, так теперь вы станете заниматься любовью втроем? – взвыла Бренда.

– Ты слышала? Она моя. Держись от девки подальше. Или жди неприятностей. Ты меня поняла?

Никто не отвечал – все и без слов было ясно как день. Луана была слишком заметной и влиятельной фигурой в тюрьме, чтобы кто-то отважился ей прекословить. Достаточно было одного ее слова – и вспыхнул бы бунт. Двое ее братьев были самыми могущественными Черными Баронами в штате, а двое других подняли самые мощные бунты в истории Аттики и Сан-Квентина.

Еще раз приказав им держаться подальше от Грейс, Луана распахнула двери и вытолкнула Грейс наружу. Она железными пальцами стиснула ее руку и вполголоса приказала двигаться, потом принялась как ни в чем не бывало болтать с девушкой, чтобы не вызвать подозрений у охраны. Через пять минут они были в гимнастическом зале – там их уже поджидала обеспокоенная Салли. Грейс была смертельно бледна, в груди у нее хрипело и посвистывало, но ингалятора уже не было. А Салли, завидев Грейс, просто рассвирепела.

– Какого черта ты поперлась с Брендой? Что у вас с ней за дела? – злым полушепотом спросила она.

– Она сама пришла ко мне в камеру. Сначала я решила, что это ты, я даже глаз не подняла, пока она не оказалась со мной нос к носу, а позади нее стояла Джейн с ножом.

– Да, тебе еще многому предстоит научиться… – Но Салли не могла не оценить сметливости девушки, успевшей нацарапать на листке имя Бренды. – Ты в порядке? – Она хотела знать, как далеко зашло дело, но Грейс молчала, и Салли взглянула на Луану.

– Девочка в порядке. Просто ошалела, но в порядке. Они не успели наделать дел. Бренда чересчур нанюхалась «дури», чтобы напакостить ей всерьез.

За годы, проведенные за решеткой, они вдоволь насмотрелись на девочек, изнасилованных и покалеченных на всю жизнь при помощи бейсбольных бит или ручек от метел. Луана все еще сердилась на девчонку за то, что та втянула Салли в это грязное дело. Луана настояла, что разобраться должна она сама, и приказала Салли в случае ее долгого отсутствия сообщить о случившемся охране. Луана беспокоилась за подругу. Они были вместе вот уже много лет, и никто их пальцем не трогал – ведь братья Луаны навещали сестру время от времени. Двое из них жили в Иллинойсе, один – в Нью-Йорке, еще один – в Калифорнии. Все четверо были освобождены из тюрьмы условно, но все знали, кто они такие и на что способны, если их разозлить. Даже Бренда с товарками не смела перечить им, не задевала она и Луану с Салли. И вот теперь Грейс под их защитой.

– Что ты им сказала? – спросила Салли у Луаны, когда они шли по направлению к камере.

– Что она теперь наша. – Луана злобно сверкнула глазищами в сторону Грейс. Она уже велела Салли приглядывать за девчонкой. Малышка еще такая зеленая, что может натворить дел. Луана не скупилась на тычки и оплеухи, пока они шли по коридорам, и Грейс заплакала. Она к тому же знала, что новый ингалятор может получить лишь завтра утром, а дышать ей было очень тяжело.

– Мне начхать, что ты испугана, что тебе плохо… – говорила Луана со страшной гримасой убийцы. – Ежели ты еще раз втянешь в дерьмо Салли, я убью тебя! Не смей больше оставлять ей записок, не смей рассказывать, кто тебя обидел… И не беги к ней жаловаться, что ты заболела или что тебя ущипнули за жопу в столовой! Если возникнут проблемы – дуй прямиком ко мне. Я не знаю, за что тебя сюда упекли, да и знать не желаю. Но одно могу сказать тебе: ты угодила сюда явно не от большого ума, и ежели быстренько его не наберешься, то сдохнешь, поняла? Шевели мозгами, ясно? А пока что делай все, что велит тебе Салли. И если она прикажет тебе вылизать языком пол или вычистить бровями отхожее место, ты это сделаешь, и дважды ей повторять не придется. Тебе ясно, салага?

– Да, да… и спасибо вам… – Грейс чувствовала, что теперь ей ничто не грозит. Салли ей это уже доказала. И отныне, если она будет беспрекословно слушаться, они защитят ее. Им ничего от нее не надо – ни денег, ни секса. Они просто жалели девочку, понимая, что она из другого мира.

С этого дня все переменилось. Никто не досаждал Грейс, более того, к ней относились даже уважительно. Ее не задевали, не подсмеивались над ней – все вели себя так, словно ее вообще не существует. И Грейс, словно сомнамбула, брела сквозь джунгли, кишащие львами, змеями и аллигаторами. Единственными ее подругами были Салли и Луана.

В тюрьме Грейс стала религиозной. И астма мучила ее куда реже, чем прежде. Грейс начала заочно учиться в местном колледже, поступив к тому же на двухгодичные курсы секретарш, надеясь, что это поможет ей потом подыскать работу в Чикаго.

Даже Дэвид нашел в ней перемену. В очередной раз навестив Грейс, он заметил, что на нее снизошли спокойная уверенность и странный покой. Именно это помогло ей философски отнестись к невеселому известию, что апелляция отклонена и ей придется отсидеть полный срок. Прошел уже год со дня вынесения приговора, и Дэвиду невыносима была мысль о новом поражении, но Грейс выслушала его очень спокойно. Именно она утешала его, когда он почти что рвал на себе волосы, сокрушаясь, что снова подвел ее. Она твердила, что в этом нет его вины, что он сделал все, что мог… А ей придется провести тут всего лишь еще год – и все. Слова ее глубоко тронули Дэвида, но и больно ранили его. Он навещал ее все реже – каждая встреча с ней словно обжигала его, ему было совестно перед этой девочкой. Он все еще бредил ею. Она так красива, так чиста, так молода, столько выстрадала за свою недолгую жизнь, и как бы ни было ему больно, но не в его власти было что-либо изменить. Он чувствовал себя жалким, беспомощным, он злился. Порой он спрашивал себя, что было бы, если бы дело с апелляцией выгорело. Может, он набрался бы храбрости и заговорил с ней о любви. Но теперь он не имел права открыться ей, а Грейс явно не подозревала о его чувствах.