– Пожар! Горим! Горим!

Марго метнулась в детскую, откуда уже выбегала полуголая Дуня с сонным Колей на руках.

Мать схватила ребенка и бросилась по лестнице вниз и во двор. Поднялась паника, звучали голоса, хлопали двери. Гривин, который еще не спал к тому времени, не растерялся и громким голосом командовал прислугой, пытаясь организовать тушение пожара. По счастью, огонь не успел захватить дом. Горели буфетная и кухня. Через час огонь потушили, но повсюду стоял едкий запах гари. Перепачканный Гривин пытался выяснить у повара, отчего загорелась кухня. Однако повар Никодим, степенный и уравновешенный пожилой человек, клялся и божился, что его вины тут быть не может. А вот дверь на задний двор могла быть не затворена на ночь по небрежности прислуги. Ведь не кухня пострадала больше от огня, а соседняя буфетная, значит, она загорелась первой. Но гореть там нечему, если нарочно не поджечь. Управляющий и сам был почти уверен, что произошедшее – дело рук недовольных из рабочего поселка. Тяжко вздыхая и представляя себе разговор с тестем, Дмитрий поднялся на второй этаж в комнаты Прозоровых. Дуняша и Маргарита успокаивали в два голоса Коленьку, который раскричался не на шутку. Испуг матери передался и ему. Ребенок бился в ее руках, а нянька Дуняша пыталась развлечь его игрушками. Вошедший Гривин посмотрел на издерганных женщин, взял мальчика на руки, и тот в скором времени затих, а потом и заснул, устав от своего крика. Дуня положила его в кроватку и прикорнула рядом, а мать малыша и Дмитрий тихонько выскользнули из детской.

Маргарита после пережитого страха никак не могла прийти в себя.

– Митя, неужели это и впрямь поджог? – с тоской спросила она.

– Очень на то похоже, – угрюмо ответил Гривин.

– Но как это несправедливо! Ведь наша семья столько сделала для этих людей!

– Платон Петрович был прав, сколько волка не корми… – И он безнадежно махнул рукой.

– Страшно, Митя! Столько злобы кругом! – Марго поежилась.

Дмитрий дружески обнял ее плечи. В его жесте не было никакой чувственности, он только хотел ободрить испуганную женщину. Но, снова ощутив под тонкой тканью нежную кожу, запах медных волос, он не удержался и с силой притянул Маргариту к себе. Измученная страхами и переживаниями, молодая женщина просто упала в его объятия. Дмитрий поднял ее на руки, почти бегом ворвался в спальню и со стоном упал на кровать. Болели раны телесные и душевные. Однако это не стало помехой. Они как безумные предались страсти.

Несколько дней они прожили как в волшебном сне. Обоим чудилось, что они супруги, а Коленька не плод греха, а законный сынок. Однако надо было помнить и о конспирации, скрывать чувства от любопытной прислуги. Сколько трепета, нежности таилось в ненароком брошенном взгляде, быстром пожатии руки, легком прикосновении!

Они заново переживали свою любовь, как три года назад. Почти каждую ночь они проводили вместе и, не сговариваясь, старались не думать о том, что им предстоит.

Маргарита, умирая от ласк Дмитрия, не думала ни о чем. И только потом, остыв, начинала внутренний диалог сама с собой. Теперь она счастлива? Конечно! Ведь Митя любит только ее, и она безумно любит его! А муж, разве его она больше не любит? Любит, но это другое чувство, это другая любовь. Любовь к мужу подобна тихой и спокойной заводи, а чувство к Мите – это девятый вал! Но ведь она нарушила клятву, данную у алтаря! Она сама стремилась стать благонравной и верной женой. Бог накажет ее! О нет! Бог все видит и понимает, он простит ее!

С этими мыслями она принималась жарко молиться о спасении своей души и отпущении грехов. Однако любовные битвы отнимали слишком много сил, поэтому шепот молитвы становился все тише и молодая грешница засыпала.

Однажды, находясь в комнате Дмитрия, Маргарита перебирала бумаги, оставленные доктором Литвиненко. Там были рецепты, врачебные предписания, оставленные для больного. И вдруг среди бесцветных однообразных бумаг ее взгляд наткнулся на конверт. Она почему-то хорошо запомнила его. В этом конверте доктор получил известие о приезде немецкого профессора. Машинально Маргарита открыла его и прочитала.

Изумлению ее не было предела. То было небольшое письмецо, напоминавшее доктору о его публичной лекции. Литвиненко пользовался известностью в городе, и его частенько приглашали выступить перед интересующейся медициной публикой. В письме ни слова не говорилось о приезде немецкой знаменитости. Марго отложила конверт, и в это время вошел Гривин.

– Послушай, Митя, я разбирала записки доктора, хотела проверить, все ли предписания мы выполнили…

– Все, все! – двусмысленно засмеялся Гривин и хотел ее обнять.

– Нет, постой, посмотри, я что-то не пойму. – И она рассказала о своей находке.

У Дмитрия вытянулось лицо.

– Ты не понимаешь, что произошло! – в ужасе воскликнул он.

Маргарита действительно не понимала, в чем тут дело, и с недоумением и страхом смотрела в побледневшее лицо Гривина.

– Это ловушка, обман! Никакого немца-профессора нет и в помине! Недаром они ничего толком не пишут о результатах консультации!

– Но зачем это все?

– Чтобы спровоцировать нас, оставить вдвоем и убедиться, что мы небезгрешны. Вероятно, соглядатаем оставлен кто-то из прислуги.

– И я даже знаю кто! – тихо простонала Марго.

Она вспомнила, что на пальце у горничной Насти с недавних пор появилось прехорошенькое золотое колечко. На вопрос хозяйки, откуда оно, девушка ответила, что это подарок ухажера. Но если Настя следила, значит все пропало… Но кто мог придумать подобное? Прозоров слишком прям и горяч, вряд ли он способен на хитроумные уловки.

Варя? Или тот, чьи шаги они слышали в коридоре?

Тогда доктор, но зачем, в чьих интересах?

– Я думаю о Варваре и Литвиненко, – сказал Гривин. – Я не говорил тебе раньше, но мне кажется, что между ними существуют более глубокие отношения, чем отношения пациентки и доктора. Подозреваю, что эти отношения существовали у них и до замужества Варвары. Но так как я сам грешен, я закрывал на это глаза. Варвара потому и вышла за меня, как я теперь понимаю, чтобы прикрыть грешок с доктором.

– Что ты такое говоришь! У нее никогда не было романа с доктором, иначе я бы знала!

– Ты очень наивна, полагая, что знала все тайны своей подруги. И потом, ты была слишком поглощена своим, то есть нашим романом.

– Но Литвиненко совсем не в ее вкусе, он ниже ее ростом на две головы! Нет, это нелепая мысль!

– Зато теперь он даже чуть выше ее инвалидного кресла, – мрачно пошутил Гривин. – Может, он совратил богатую наследницу, когда она была еще в пансионе? Пытался так подобраться к большим деньгам своего друга? Это все догадки!

Маргарита задумалась. Из глубины памяти смутно выплывают обрывки разговора. Варвара, бледная и раздраженная, сидит в классной комнате одна, уроки уже закончились, и все девушки разошлись. Маргарита в поисках подруги заглядывает в комнату и окликает Варю:

– Почему ты сидишь тут до сих пор?

– Оставь меня, иди, куда шла, – грубо обрывает Марго Варвара и, тут же спохватившись, продолжает:

– Извини, мне опять нездоровится.

– Снова доктор приедет? Что-то он зачастил в последнее время! Он, наверное, влюбился по уши в тебя!

– Как ты глупа, Маргарита!

Варя нехотя встает, и девушки направляются к двери. Марго чувствует, что внутри Вари что-то происходит, словно она борется сама с собой, хочет что-то сказать.

– Как ты думаешь, что важнее в отношениях между людьми: духовное единение или чувственное влечение? – размышляет вслух Варя.

– Человеку свойственно искать гармонию…

– Да, но если есть только физическое, так сказать, притяжение и ужасно сильное, а более ничего, то что тогда?

– Это животное чувство, разврат, грех. Человек должен любить прежде всего душу… – Марго замолкает.

Варя смотрит на собеседницу с неприязнью.

– Я так и знала, что ты скажешь какую-нибудь пошлую банальность, ходячую прописную мораль!

– Послушай, Варюша, ты говоришь о себе?

Но в ответ только недовольный взмах руки…

* * *

Да, Марго теперь припоминает, что доктор бывал рядом с молодой Прозоровой почти всегда, но никому и в голову не приходило заподозрить между ними нежные отношения. Литвиненко был старше ее лет на десять, неказист на вид и рядом с роскошной красавицей смотрелся бы просто нелепо. Платону Петровичу он приходился не только семейным врачом, но и близким другом. Однако, зная Прозорова, можно было смело предположить, что он вряд ли бы обрадовался такому зятю. Скорей воспринял бы поведение Литвиненко как предательство, хитрую игру, погоню за богатым наследством. А если так, и доктору действительно удалось добиться расположения Варвары, то тогда становится понятным выбор Гривина на роль супруга. Бывший управляющий, вознесенный выгодным браком на неведомые ранее вершины, не посмеет роптать о поруганной супружеской чести.

Так Гривин и Маргарита рассуждали, сидя в комнате Дмитрия. Теперь надо решить, как вести себя с Прозоровым. Надеяться на его снисхождение не приходилось, можно только с ужасом предполагать степень его гнева и отчаяния.

Долго ждать Прозорова не пришлось, он прибыл уже на следующий день. Однако никаких следов недовольства или затаенной злобы Марго не заметила. Вглядываясь в лицо супруга, молодая женщина пыталась понять, известна ли ему правда? Но тот был оживлен и даже весел, рассказывал действительно о немце-профессоре. О его чудодейственный способах лечения, о том, что даже посулил Варе некоторую надежду. Лицемерить Прозоров не умел. Может быть, и не было никакой интриги? У страха глаза велики!

С приездом хозяина процесс закрытия мастерских ускорился. История с поджогом расстроила Платона Петровича, но не удивила и еще больше убедила в нелюбви к либерализму. Рабочий поселок быстро опустел. Несмотря на сопротивление и недовольство, многие рабочие после долгих уговоров Гривина и препирательств согласились перебираться в столицу. Хозяин обещал всем жилье в фабричном доме на Выборгской стороне и заработки не хуже тех, которые они имели в мастерских.