Наталия Орбенина - Злодейка

Варя не знала, как поступить с Гривиным: вернуть ему слово и остаться одной или приковать его к своей инвалидной коляске, лишив его всех радостей любви. Несчастье изменило ее эгоистичную натуру и научило сострадать. После мучительных раздумий Варвара решилась принести себя в жертву и отпустить Дмитрия. Однажды Гривин прибыл в столицу и, сделав все свои дела, находился у себя на Гороховой улице. Он разбирал бумаги в кабинете, когда горничная принесла конверт от Прозоровых. Гривин узнал Варин почерк и вскрыл конверт. То была лаконичная, но очень эмоциональная записка.

«Милый Дмитрий Иванович! Прошу Вас, оставьте все свои дела и тотчас же, по получении моего письма, приезжайте. Не медлите ни минуты. Жду Вас. Ваша Варвара».

Гривин разволновался. Дело идет к развязке!

Недаром он старался последнее время вести себя так, чтобы не оставлять Варваре никаких надежд.

Он не столь глуп, чтобы заманить себя в эту западню. Конечно, Маргарита была частично права, бросив ему в лицо неприятные слова о его тайных планах. Но Гривин видел, что невеста его не сломалась, что у нее оказалась большая сила воли и жажда выздоровления. Последнее время она снова стала интересоваться делами фабрики и мастерских, строить планы своего участия в делах. Покориться молодой и здоровой красивой жене – куда ни шло, но стать подкаблучником неподвижного инвалида – невозможно! Поэтому он очень тонко выстраивал свою линию поведения, для того чтобы подвести и саму невесту и ее отца к мысли о расторжении помолвки, но так, чтобы это не отразилось на его участии в делах компании.

И вот теперь Гривин почувствовал, что Варя дозрела для принятия рокового решения. Но прежде чем мчаться на Казанскую, он отправил записочку Маргарите.

«Любимая! Час настал! Иду на рандеву, которое, как мне кажется, и должно наконец все решить. Жди меня сегодня поздно вечером и, надеюсь, с доброй вестью».

Маргарита получила послание и вся задрожала. Глаша приходила звать барышню ужинать, но та только махнула рукой и замерла в кресле.

Гривин вышел из дому, когда на Петербург уже опустились ранние зимние сумерки. На улицах с тихим жужжанием зажигались фонари, окутывая прохожих зеленовато-белым светом. Ветра не было, и мягко ложился под ноги снег. Дмитрий с удовольствием слушал скрип своих шагов. Они казались ему небесным победным маршем. Сегодня решится все, он получит свободу, не рискуя потерять расположение хозяина. Ведь он проявил такую преданность и верность в самый тяжелый момент!

А потом… Как сладостно будет ему обнимать нежное упругое тело Марго, он сможет жениться на ней. Кто его осудит! Ведь он же, слава Богу, не вдовец. Ничто и никто ему уже не помешает.

С этими мыслями Дмитрий быстро шел пешком по направлению к Прозоровскому дому, благо от Гороховой до Казанской недалеко., можно и не брать извозчика.

Горничная приняла шубу и провела гостя в комнату барышни. Варя встретила его, сидя в своем кресле на колесиках, которым она научилась управлять без посторонней помощи. Кресло стояло у окна, зажатое со всех сторон стеной, диваном и скамеечкой для ног. Гривин удивился такому странному расположению мебели, но промолчал, по-видимому, больной так было удобней. Он поцеловал ей руку и заглянул в глаза. Там была бездна. Темнота. Гривин поспешно сел рядом на диване.

– Вы получили мое письмо, не так ли?

– Да, Варвара Платоновна. И тотчас прибежал на зов. Что-нибудь случилось?

– Случилось, Дмитрий Иванович! Но не сейчас, не вдруг, – тихо ответила девушка и заговорила спокойным, ровным голосом. Посему было понятно, что слова эти обдуманы не единожды.

– Случилось то, милый Дмитрий Иванович, что я вас полюбила. Да, да! Я не говорила вам этих слов даже перед нашей несостоявшейся свадьбой, потому что по-настоящему поняла это только теперь. Только теперь я знаю, что такое жажда чувств, когда даже просто взгляда достаточно для счастья. Я не понимала этого раньше, читала в романах, но не верила, что способна так остро переживать. Моя жизнь была слишком яркой и наполненной всякой суетой, за которой я не видела подлинного. Но Господь вразумил меня! – Она горько усмехнулась и продолжала:

– И теперь, когда я знаю, что я люблю вас, неистово, страстно, я приняла решение… Дмитрий замер с бешено колотящимся сердцем. – ..разорвать нашу помолвку. – Она тоскливо замолчала.

Гривин, боясь, что выражение его лица выдаст так тщательно скрываемое торжество, скользнул на пол и уткнул свою голову в ее неподвижные колени, скрытые широкими складками темного шерстяного платья. Варя гладила его светлые волосы, и слезы потихоньку катились по бледным щекам.

– Но почему, почему? – прошептал Дмитрий.

– Я никогда не смогу дать вам того, что может дать любимому мужчине любая женщина.

Наш союз был бы пыткой для обоих.

Гривин медленно и с чувством поцеловал каждый пальчик прекрасных рук и встал с колен. Он не ошибся в Варваре, она оказалась разумным человеком, достойным восхищения и уважения.

– Вы поставили меня в тупик, Варвара Платоновна! Я в растерянности! Вы гоните меня! Но…

– Нет, нет, милый мой, мой ненаглядный!

Я не гоню вас, но я не могу принять этой жертвы, слишком я вас люблю!

Дмитрий принялся в величайшем волнении ходить по комнате. Да, он ждал, что она примет такое решение, но не ожидал от себя, что оно так потрясет всю его душу.

– Но как же нам поступить теперь? – осторожно спросил он.

– Я сама скажу отцу, я думаю, он одобрит такое решение. Мы говорили с ним об этом на днях.

– Вы позволите мне, как и раньше, бывать у вас запросто?

– Конечно! Только не сразу, я должна буду привыкнуть к мысли о том, что мы уже не жених и невеста. Я сама позову вас, хорошо? – И она протянула руку для прощального поцелуя.

Гривин поцеловал эту руку, еще какое-то время подержал ее в своей и, тяжело вздохнув, вышел вон.

Очутившись в коридоре, он в изнеможении прислонился к стене и закрыл глаза. Свершилось! Слава тебе, Господи, свершилось все именно так, как он задумал. Выскользнул из западни, ничего не потеряв. Теперь скорее к Марго!

Пока он стоял там, до его ушей донесся какой-то странный неприятный звук из той комнаты, где осталась несчастная девушка. Вероятно, скрипели колеса этого отвратительного кресла! Дмитрий поспешил по лестнице вниз, и уже спустившись этажом ниже, он вдруг понял, что это был за звук. То скрипело открываемое окно. Зимой, в снег, в ночь распахиваемое окно! И тогда он с ужасающей ясностью понял причину странно неудобного расположения предметов вокруг кресла.

Все стояло именно так, чтобы с помощью рук, опираясь на валик дивана и скамеечку…

Дальше он уже не думал, потому что как сумасшедший взлетел вверх по лестнице и ворвался в комнату. Перед ним предстала кошмарная картина. Несчастная действительно сумела открыть окно и перебраться на подоконник. Когда вбежал Гривин, Варя лежала на животе, отчаянно пытаясь руками столкнуть себя вниз. Гривин подскочил и, схватив девушку сзади, оттащил на диван.

Варя хрипела и билась в его руках. Глаза закатились, лицо стало безумным. Дмитрий, пытаясь привести ее в чувство, плеснул на нее воды из кувшина, находившегося неподалеку. Но это мало помогло. Он понимал, что привело ее к ужасному решению – невозможность быть полноценной женщиной и рассчитывать на ответную любовь.

Дмитрий потом пытался вспомнить и объяснить самому себе, как все произошло. Но не мог, вероятно потому, что в ют миг им двигал не жесткий расчет и рассудок, а нечто более глубинное, чего мы сами порой в себе и не подозреваем.

Он лихорадочно стал расстегивать платье на Варваре, осыпая ее лицо, шею, обнажившуюся грудь страстными поцелуями. Она перестала биться, замерла и застонала в его объятиях.

И в это время дверь распахнулась, и на шум вбежали горничная и сам Прозоров. Горничная охнула и покраснела. Прозоров молча обвел глазами комнату. Дмитрий, тяжело дыша, едва мог вымолвить:

– Я должен вам все объяснить, Платон Петрович!

И в это время он поймал на себе отчаянно умоляющий взгляд Варвары, которым она просила его не открывать отцу истину об ее ужасном замысле. Прозоров, как человек волевой и сильный, не простил бы своей дочери такого греха.

– Кажется, я догадываюсь, что здесь произошло, – медленно и со значением произнес Прозоров и внимательно посмотрел на Дмитрия. Может, он действительно догадался об истинных причинах, заставивших Дмитрия исступленно ласкать тело его дочери?

– Умоляю вас, не понимать превратно того, что вы здесь застали. Варвара Платоновна.., то есть.., я… Я снова прошу вас руки вашей дочери! – неожиданно для самого себя выпалил Гривин и с ужасом услышал свои слова как бы со стороны, словно кто-то иной произнес их.

Прозоров удовлетворенно кивнул и, рассмеявшись, похлопал его по спине:

– Понимаю, понимаю! Мужской поступок!

Молодец! Пойдем ко мне в кабинет!

Горничная вместе с тем быстро приводила в порядок одежду хозяйки, которая никак не могла прийти в себя и взирала безучастным взглядом.

И лишь после слов Дмитрия она встрепенулась и ожила. Мужчины поспешно покинули комнату и прошли в кабинет.

– Ты благородный человек, Дмитрий Иванович, но понимаешь ли ты, какую жертву приносишь, какую обузу взваливаешь на себя? Ты молодой, полный сил человечек, сможешь ли ты жить рядом с калекой, не унижая ее и не мучая себя?

– Я, Платон Петрович, умею отвечать за свои слова, – глухо произнес Гривин, а про себя подумал: «За эти слова ты будешь расплачиваться всю свою жизнь. Да еще вдвойне!»

Мысль о ждущей его Маргарите резала душу ножом. Он опять вышел подлецом и в ее, и в собственных глазах. Как хотелось быть хорошим и благородным! Пожалуй, в благородные-то герои он попал. Но ценой другой подлости!

Глубоко за полночь Маргарита, не смыкавшая глаз, услышала наконец шум подъехавшего извозчика и бросилась навстречу. Гривин вошел и медленно стал отряхивать снег с воротника. Девушка хотела броситься ему на шею, но остолбенела, споткнувшись о мертвый, отсутствующий взгляд.