Тимоти встретил меня у задней двери.

— Она в библиотеке с вашим отцом. Я пытался задержать его…

— Бл*дь, — я бросился мимо него и помчался по коридору в библиотеку. Черная дверь была открыта, и слышался голос Камиллы:

— Не ожидайте, что я останусь здесь навсегда!

— Я знаю.

Успокаивающий голос отца пытался перебороть ее громкие ноты.

— Это не навсегда. Просто дай мне возможность поговорить с ним.

Я вошел в библиотеку. Камилла стояла спиной к камину, скрестив руки на груди. Мягкий трикотаж свитера придавал ей уютный вид, а джинсы, которые она выбрала, подчеркивали линии ног. Изжога прошла, ее близость была словно бальзам, даже если Камилла хмурилась на меня изо всех сил.

— Мои уши практически горели, — я ухмыльнулся ей.

Взгляд ее стал интенсивнее, а руки сжались в кулаки.

— Сынок, не делай хуже, — папа опустился на свое кресло — то самое, которое любила Камилла. — Ты устроил такой беспорядок.

— Это не беспорядок, — я расстегнул пиджак и снял его. Глаза Камиллы следили за моими движениями. Когда ее взгляд задержался на моей груди, я упивался ее одобрением, которое она так ярко показала. Она могла бороться со всем, что хотела, но желание в ее взгляде было гораздо более правдивым, чем отрицания, слетавшие с ее губ.

— Ты похитил эту бедную девушку! — папа потер лоб, его голос дрожал от эмоций. — Я не могу это исправить, сын. Все, чему я тебя учил, ты проигнорировал. Это не закончится хорошо.

— Все идет по плану, — я сел напротив него. — Камилла должна быть здесь, со мной. Вот увидишь. И она тоже это поймет.

— Я стою прямо здесь, псих, — она закусила ноготь между зубами.

Я ненавидел страдания на лице отца, но ничего не мог поделать.

Он покачал головой, затем повернулся к Камилле.

— У тебя есть семья, дорогая?

— Вы имеете в виду, будет ли кто-нибудь скучать по мне? — горький тон в ее голосе, казалось, смутил моего отца еще больше.

— Я уверен, что многие люди будут скучать по тебе, — он попытался улыбнуться. — В этом нет никаких сомнений. И мне очень жаль.

— Если вы сожалеете, то скажите своему сыну отпустить меня!

Он посмотрел на меня, беспокойство вытекало из него, как воздух из проколотого легкого.

— Ты должен отпустить ее, Себастьян.

— Я знаю, вам двоим трудно понять это, но так правильно. Я не собираюсь ее отпускать.

— Сумасшедший! Ты не можешь просто украсть человека! — Камилла повернулась ко мне спиной и опустила голову. — Я должна быть на Амазонке, — пробормотала она, прижав руки к лицу.

— Сын, — нежный тон моего отца — тот, который он использовал, когда изо всех сил пытался достучаться до меня — того, кто, как он надеялся, существовал внутри психопата (небольшой спойлер: был только психопат), — настиг меня. — Когда мы говорили сегодня утром, я надеялся, что ты шутишь. Но вижу, что это не так. Я так и знал, — он отрицательно покачал головой. — Я сделал все возможное, чтобы вырастить тебя, показать тебе, как быть хорошим человеком, несмотря ни на что. Это не выход. А теперь ты купил себе билет в тюрьму. После всего, что я сделал, чтобы держать тебя подальше от таких учреждений, — слезы навернулись на глаза. — Сынок, пожалуйста, просто отпусти ее.

— Я не ожидал, что ты поймешь. Но ты поймешь со временем, — я указал пальцем на Камиллу. — Она заставляет меня чувствовать, — потом снова на него. — Твои слезы, они должны заставить меня грустить, не так ли? Это не так. Я вижу, что ты расстроен, и первая моя мысль: «я не хочу, чтобы ты был несчастен», но я не чувствую твоей печали. Однако, что касается нее… — я наклонился вперед, как будто близость может заставить моего отца понять. — Когда она плачет, когда смеется — я чувствую это здесь, — я похлопал себя по сердцу. — У меня никогда не было этого, я никогда не испытывал ничего подобного. Я не могу это так оставить. Разве ты не видишь?

Камилла обернулась ко мне, ее глаза были грустными, хотя я подозревал, что она жалеет больше меня, чем себя.

Папа взглянул на нее, потом на меня. На его лице появилось что-то новое. Это казалось почти... обнадеживающим?

— Сынок, выйди на минутку из комнаты, хорошо? Я бы хотел поговорить с Камиллой.

Я не хотел оставлять ее, но доверял отцу.

— Хорошо, — я шагнул к двери, несмотря на желание вернуться к ней.

Папа похлопал по месту на диване, который я только что освободил, призывая Камиллу присесть рядом, и последовал за мной до двери.

— Сынок, выключи камеру. Звук тоже.

Он закрыл черную дверь перед моим носом, и я остался в полной темноте.

Они появились после, спустя, казалось, вечность, но технически прошел только один час и сорок три минуты.


Я оттолкнулся от стены, у которой ждал. Когда папа обнял Камилу, я хотел отделить их. Она моя. Это был первый раз в моей жизни, когда я думал о том, чтобы нанести вред моему отцу. Однако я остался на месте и уделял пристальное внимание своим репликам.

Глаза у нее были влажные, нос слегка красноватый. Она плакала. Отец шмыгал носом. Они плакали вместе. Когда Камилла, наконец, посмотрела на меня, в ее глазах появилось какое-то новое понимание, а также ее обычная настороженность.

— Что я пропустил?

Папа направился к столовой.

— Что Рита готовит на ужин?

Камилла последовала за ним.

— Ты не собираешься рассказать мне, что вы обсуждали?

Я был озадачен.

— Нет.

Бл*дь. Я полагал, что хорошей новостью было то, что она не казалась более склонной к побегу, чем раньше.

— Ты решила перестать пытаться уйти?

Она покачала головой.

— Это займет гораздо больше сил и времени, чем разговор с твоим отцом, чтобы я согласилась отказаться от своей «свободы».

— Но вы оба обнялись? — это звучало глупо. Я знал это, но сгорал от любопытства узнать, что они обсуждали. — Значит, все хорошо?

Она остановилась перед тем, как идти в столовую.

Ее голубые глаза пронзили меня, а затем Камилла взглянула на моего отца.

— Скажем так, я не единственная твоя жертва.


Глава 24

Камилла


Себастьян чистил зубы и наблюдал за мной в зеркале, когда я прошла позади него к своему шкафу. Мне показалось странным, что я уже считала его «своим» шкафом. Я напомнила себе, что это был «не мой шкаф», пока переодевалась в пижаму.

Когда я вышла и схватила зубную щетку из раковины, Себастьян покачал головой.

— Никакой одежды.

— Мне плевать на твои дурацкие правила.

Я выдавила зубную пасту на щетку и принялась за работу, когда он посмотрел на меня в зеркало. Не торопясь, я медленно и методично почистила зубы, наблюдая за его хмурым взглядом. Когда я закончила, то развернулась и направилась в спальню.

Одной рукой он схватил и развернул меня к себе, а потом прижал к стене.

— Я не знаю, что мой отец наговорил тебе обо мне, но могу заверить, что вызывающе действовать не в твоих интересах.

— Я сплю в пижаме!

— Нет, — он прислонился ближе. — Это не так. Я разорву ее к чертям, если придется, — он ухмыльнулся, и я изо всех сил пыталась удержать свой взгляд.

Я собралась с силами и постаралась придать голосу как можно больше уверенности.

— Предлагаю сделку.

Он схватил меня за футболку и притянул к себе.

— Лучше бы тебе быть голой.

Я сглотнула и попыталась собрать всю храбрость, которую его отец дал мне ранее в библиотеке.

— Сделка заключается в следующем: ты разрешаешь мне спать в пижаме, и я охотно позволю тебе обнять меня, или я сплю голой, лежу на своей стороне кровати, и ты не прикасаешься ко мне. Твой выбор.

Его глаза остановились на моих губах.

— Забыла третий вариант.

Я схватила его за руку и попыталась отцепить его пальцы от меня, но он не сдвинулся с места.

— Третий вариант: я могу раздеть тебя и заставить спать в обнимку со мной.

Он теснее прижал меня к стене.

— Я уже знаю, как тебе нравится, когда тебя целуют.

Его голос был низким.

— И я знаю, что тебе это нравится, как бы ты ни лгала себе.

Я бросила попытки освободить футболку.

— Я буду драться с тобой всю ночь.

Мой хриплый голос предал меня, но я не сдамся, пока не получу желаемое.

— Мы голые вместе, наши тела сплелись и прижались друг к другу. Звучит не так уж и плохо?

Я вздрогнула, но не от страха. Все это было похоже на статью из учебника о Стокгольмском синдроме, потому что его слова воспламеняли меня изнутри и снаружи.

— Мое предложение — единственное, которое не заканчивается ударом моим коленом по твоей промежности, — при этих словах я, как надеялась, сурово посмотрела на него. — Обнимать меня или нет. Решать тебе.

Себастьян облизнул губы и ослабил хватку на моей футболке.

— Иди в постель

— Пижама или нет? — черт возьми, я только что выиграла?

— Ты можешь надеть свою пижаму.

Он засунул пальцы за пояс боксеров и стянул их на пол. Его член выскочил на свободу, толстый и твердый.

— Но я останусь голым.

Я отвернулась и поспешила в спальню. Он погасил свет в ванной и пошел прямо за мной.

— Иди сюда.

Хотя это была моя сделка, но его слова были произнесены командным тоном.

Я скользнула между простынями и наблюдала, как его темный силуэт легко опустился рядом со мной. Его рука обернулась вокруг моей талии, и он притянул меня к себе.

Глубокий вздох покинул мои легкие, как только наши тела соединились.

— Почему это кажется таким правильным?

Он ошеломил меня — своим теплом, звучащем в голосе искренним удивлением и тем, как я на него реагировала. Я этого не понимала и ненавидела себя за то, что хоть отдаленно положительно к нему относилась. Это было не передать словами.

— Я знаю, что ты тоже это чувствуешь.

Он уткнулся носом в мои волосы.

— Нет.

Это был слабый протест, учитывая, как мой живот сжался, когда моя грудь прижалась к его боку, а соски затвердели без моего согласия.