Сильная дрожь пробежала по телу девушки. Она вспомнила о самоубийстве, но не могла сообщить об этом своему спутнику и лишь серьезно проговорила:

– Теперь я его больше не боюсь!

– Он, думаю, скрылся из этой местности, да и не будет столь невежлив, чтобы нарушить своим появлением наш праздник. Между прочим, от вас, наверное, не укрылось, что все гости, от мала до велика, оказали мне сегодня особое внимание. Вы, вероятно, считаете меня недостаточно старым, чтобы пожелать мне еще несколько лет жизни?

– Я думаю, что это пожелание уместно как для молодого человека, так и для старого.

– Так почему же вы не подошли ко мне? Вчера вы спасли мне жизнь, а сегодня она стала так безразлична вам, что вы даже не раскрыли рта, чтобы пожелать мне ее продолжения.

– Вы сами только что сказали «все гости», я же не принадлежу к числу гостей и не имела права принимать участие в поздравлениях.

– Вы же были приглашены.

– Только для того, чтобы развлечь гостей.

– Этот ваш взгляд и был причиной того, что вы не хотели идти со мной?

– Да, мой отказ не имел никакого отношения к кавалеру, так как я вовсе не знала его имени.

– Пожалуйста, не сочиняйте! Вы с первого же взгляда могли убедиться, что все кавалеры, исключая меня, уже имели дам. Вы знали также, что моя сестра не брала билетика, потому что заранее выбрала себе Гольфельда, с которым ей удобнее всего идти. Сознайтесь, что это так.

– Я ничего не видела и не знала, так как была слишком взволнована, когда вошла в зал, чтобы вернуть билетик. Вчера мне очень определенно назначили час, когда я должна идти домой. Я даже не имела понятия о том, что после концерта предполагается торжество. Я просто по рассеянности взяла эту бумажку и никогда себе этого не прощу!

Фон Вальде вдруг остановился.

– Посмотрите на меня!

Она подняла глаза и, хотя чувствовала, что яркая краска залила ей лицо, смело выдержала его взгляд.

– Нет-нет, – тихо проговорил он, – тут не может быть лжи, – и вдруг добавил совершенно иным тоном – Разве я невольно не слышал собственными ушами вашего изречения, что нужно больше мужества, чтобы открыто солгать, чем сознаться в своей ошибке?

– Это мое убеждение, и я повторяю его.

– Если человек слишком правдив для того, чтобы запятнать свои уста ложью, то, я думаю, он не должен допускать, чтобы лгали его глаза. Между тем я знаю момент, когда это было так.

Молодая девушка сняла руку с его руки.

– Ну нет, так скоро вы от меня не отделаетесь, – воскликнул фон Вальде, удерживая ее, – вы должны мне отвечать! Вы приняли равнодушный вид, когда я на днях выбросил розу, так нежно преподнесенную моим кузеном.

– Что же, мне надо было бежать за нею?

– Конечно, если бы вы были искренни.

Елизавета теперь поняла, зачем он избрал эту уединенную тропинку – ему надо знать, что она думает о Гольфельде. Он, очевидно, беспокоится, что ухаживания его кузена принимаются благосклонно и она, чего доброго, вообразит, что Гольфельд хоть на минуту забудет о ее происхождении.

Елизавета быстро высвободила руку и, сделав шаг в сторону, промолвила:

– Я должна согласиться с вами, что мой равнодушный вид в тот момент не соответствовал состоянию моей души.

– Вот видите! – воскликнул фон Вальде, но в этом возгласе было заметно очень мало торжества.

– Я была возмущена.

– Мною?

– Прежде всего неуместной шуткой господина фон Гольфельда.

– Он вас напугал?

– Только оскорбил. Как смел он обращаться со мною подобным образом? Он мне отвратителен!

Эльза была права в своих предположениях, но конечно, никогда не думала, что ее собеседник придаст такое значение ее словам. Казалось, у него гора свалилась с плеч. Он облегченно вздохнул, и девушка почувствовала, что его рука сильно дрожала, когда он взял ее ладонь и положил на свою. Они прошли несколько шагов дальше. Фон Вальде не произносил ни слова, но вдруг снова остановился и мягко произнес: – В эту минуту мы совершенно одни. Я не могу и не хочу лишиться вашего поздравления. Скажите мне несколько слов теперь, когда никто, кроме меня, не услышит их.

Елизавета смущенно молчала.

– Ну, разве вы не знаете, как это делается?

– Знаю, – возразила она, и по ее лицу пробежала лукавая улыбка, – у меня большая практика в этом отношении: родители, дядя, Эрнст.

– У каждого бывает день рождения, – с улыбкой перебил ее фон Вальде, – но я хочу, чтобы вы сказали мне что-нибудь другое; не то, что говорите им, поскольку я вам не отец, не дядя и меньше всего претендую на права брата, с которым вы играете. Ну-с, говорите же!

Елизавета продолжала молчать. Что сказать? Она давно опустила глаза, так как не могла больше выносить проницательный взгляд собеседника, желавшего, казалось, насквозь пронзить ее душу.

– Пойдемте, – резко произнес он, выждав немного. – Это было безумное желание с моей стороны. Я знаю, что вы всегда находите несколько теплых слов для других и упорно молчите или делаете выговор, когда дело касается меня…

Елизавета побледнела при этих словах и невольно остановилась.

– Так что же, – мягче спросил он, – не выходит?

– Видя, что она все еще молчит и, заметив умоляющий взгляд, добавил: – Ну, тогда я предложу вам нот что: я скажу вам то пожелание, которое я хотел бы услышать из ваших уст с условием, что вы повторите его слово в слово.

На лице Елизаветы появилась улыбка, она утвердительно кивнула головой.

– Прежде всего надо… подать друг другу… руку, – начал фон Вальде, запинаясь и беря ее за руку (девушка дрожала, но не отняла руки), – и сказать: «Вы были до сих пор бедным, обездоленным странником, но, наконец, пришло время, когда и для вас засиял светлый луч, осветивший всю вашу жизнь. Желаю, чтобы он никогда не покидал вас. Вот моя рука как залог»…

До этих слов Елизавета точно повторяла это довольно странное пожелание, но тут с изумлением взглянула на него и засмеялась; однако фон Вальде попытался взять ее другую руку и произнес:

– Ну, продолжайте же!

– Вот вам моя рука… – начала она.

– Как это мило, господин фон Вальде, что мы опять вместе, – раздался из-за кустов голос Корнелии, – по крайне мере меня будут приветствовать музыкой, когда я приду вместе с вами.

Елизавете никогда еще не приходилось видеть такую перемену на чьем-то лице, как та, которая произошла в эту минуту в чертах фон Вальде. На лбу появились синие жилы, ноздри раздулись, он гневно топнул ногой и, казалось, имел громадное желание отправить Корнелию туда, откуда она явилась. Но на этот раз ему не удалось так быстро овладеть своим настроением, и его брови нахмурились еще больше, когда позади Киттельсдорф показалось лицо Гольфельда. Увидев его, фон Вальде быстро продел руку Елизаветы под свой локоть и крепко прижал, словно кто-то мог отнять у него драгоценную вещь.

– Ну и вид у вас! – воскликнула Корнелия, выскакивая на дорожку. – Такой, как будто мы разбойники, посягающие на ваши сокровища.

Не отвечая на эти слова, фон Вальде обернулся к кузену и отрывисто спросил:

– Где Елена?

– Она вдруг испугалась длинного, неровного пути и предпочла ехать в экипаже.

– Но я думаю, ты не предоставишь старому графу Вильденау помогать Елене при выходе из экипажа. Я вообще не понимаю, как ты, верный рыцарь, мог оставить ее и пошел по дороге? Но несколько быстрых шагов могут все исправить, и я не хочу мешать тебе, – резко произнес фон Вальде, отходя в сторону, чтобы пропустить их.

– А позвольте спросить, почему вы не пошли по большой дороге, а свернули на эту глухую тропинку? – язвительно проговорила Корнелия.

– Охотно отвечу вам: просто потому, что хотел избежать некоторых чересчур болтливых девушек, – не выдержал именинник.

– Фу, какой невежа! Огради, Господи, от такого несносного виновника торжества, – воскликнула фрейлина с комическим ужасом, отскакивая в сторону. – Мы сделали большую оплошность, что не явились закутанными по уши в черный креп.

Она снова взяла Гольфельда под руку и потянула его вперед, но тот, казалось, решил сегодня в первый раз в жизни поступить наперекор кузену. Он еле передвигал ноги, внимательно осматриваясь по сторонам, как будто его интересовал каждый камешек на дороге, каждая пробегавшая ящерица. Он даже завел вроде бы очень интересный разговор со своей спутницей и останавливался, чтобы выслушать ее ответ.

Фон Вальде что-то пробормотал сквозь зубы, чего Елизавета не могла расслышать, но взгляд, брошенный им на двоюродного брата, дал ей понять, что он взбешен. С нею он совсем не разговаривал, а она не решалась поднять на него глаза, хотя чувствовала его взгляд на себе постоянно. Она боялась, что ее лицо выдаст ему все, что происходило в ее душе.

Слабый звук трубы, долетевший до них с площади, возвестил, что начало торжества уже близко. Оттуда доносился глухой шум, и за деревьями были видны пестрые движущиеся фигуры гостей, И вот музыканты заиграли туш.

Елизавета воспользовалась подходящим моментом, чтобы ускользнуть от фон Вальде, так как его тесным кольцом обступила толпа гостей. Какая-то дама выступила вперед с букетом цветов, окруженная четырьмя нимфами, чтобы поздравить виновника торжества неудачными стихами.

– Фон Вальде сумел в нужный момент отделаться от своей Дульсинеи! – шепнула гофмейстрина старому графу, сидевшему возле беседки. – Он никогда не простит Лессен и нашей Корнелии, что из-за этой нелепой выдумки ему пришлось играть роль рыцаря этой девицы! Милочка, – обратилась она к Елене, сидевшей возле нее и смотревшей на толпу грустным взглядом, – мы должны забрать вашего брата сюда, как только его там отпустят, и приложить все усилия, чтобы заставить его забыть неудачное начало праздника.

Елена машинально кивнула головой. Очевидно, она слышала только половину того, что ей сказала старуха. Ее маленькая искалеченная фигурка, окутанная тяжелыми складками голубого шелка, беспомощно прислонилась к высокой спинке стула, а щеки стали белее водяных лилий вокруг ее головы.