— Немного же от него осталось, — Юнкус подошел ближе, мановением руки заставил лишнюю землю исчезнуть и хладнокровно осмотрел изуродованный труп. — Что ты с ним сделал? — Серп терпеливо объяснил. — Хм, а Черену говорил, никаких особых умений не имеешь, — верховный бросил на собеседника полный подозрения взгляд.

— Мгновенно выпустить мощь из очей полнолуния, тут много умения не надо, — высокомерно заявил Серп. — Наверное, то же самое легко проделать и с золотом, что напитано силой Светлого Солнца. Не тревожься, Юнкус. Я могу работать только с ночными источниками. Разнести купола храма дневного светила не сумею.

— По-прежнему дерзишь, одаренный, — покачал головой Юнкус. — Взгляни, что произошло по твоей вине. Сокровищница разрушена. Кстати, как туда смогли проникнуть, да еще так быстро?

— Слизень какой-то. Вроде бы тварь с…

— Рудных островов, — закончил Юнкус. — Мне известно о таких созданиях. А тебе, я вижу, нет. Жаль, что преступный лиходей погиб. Я хотел бы с ним побеседовать. У него, судя по всему, были глубокие познания. По крайней мере, в области редких и необычных животных. И использовал он эти знания изобретательно.

Серп даже порадовался, что опять подкатила тошнота. Иначе даже представить страшно, чего бы он наговорил Юнкусу в ответ на его оскорбительные высказывания и сочащийся изощренной издевкой тон. Точно бы вылетел тогда из Мелги, хорошо, если без наказания плетьми на площади или протыкания языка каленым железным прутом. А так главенствует одна мысль: только бы не упасть при всех в лужу собственной блевотины. Он вдохнул поглубже, стараясь успокоиться. Ну вот, и желудок перестал судорожно сжиматься, и устоять удалось.

Иволга видела, каких усилий стоит чародею держаться на ногах. Когда он в очередной раз пошатнулся, девушка не выдержала, быстро подошла и подставила плечо. Сознание Серпа туманилось, он с облегчением навалился на неожиданно появившуюся рядом опору, не отдавая себе отчета, что прикасается к женщине в свете бледноликой Госпожи да еще в ночь полнолуния. Стоять стало легче, тошнота отступила.

— Господин верховный чародей, — зазвенел отнюдь не испуганный, а больше возмущенный девичий голосок. — Вы же, говорят, можете легко исцелять любые раны и болезни. Прошу, помогите Серпу. Он не замышлял ничего худого, я уверена. А что разрушения такие вышли… — Иви невольно оглянулась вокруг. — Наверное, по-другому было нельзя.

— Ты-то кто такая? — вопросил Юнкус, глядя не на девушку, а на помощника палача. Надо же, позволяет своему жалкому источнику заговаривать с верховным чародеем Мелги. Да еще в таком тоне! Наставник у парня был искусен в обращении с даром, но совершенно не умел обламывать не в меру наглых ученичков. Или не считал нужным, встречаются порой и такие чудаки.

— Я его служанка, — твердо, едва ли не дерзко, ответила девица.

— Вышколенные служанки молчат, когда господа разговаривают, — бросил Юнкус с презрением.

Пигалица не посмела снова раскрыть рот, но глаз опускать не стала, зыркнула едва ли не зло.

— Я бы помог тебе, Серпилус, с исцелением. Но ты ведь предпочитаешь сам справляться. Лиходеев вот в одиночку изловил. Даром что городской запас очей полнолуния уничтожен, золото из казны разбросано на пол-Мелги, замку причинены немалые разрушения. Твое счастье, что дома горожан не пострадали. Я еще подумаю, не взыскать ли с тебя. Может, поручу работать бесплатно на восстановлении стены и сокровищницы.

— Поработаю непременно, — с трудом выдавил Серп. — Когда исцелюсь своими силами.

— Он не в одиночку лиходеев ловил, — внезапно раздался низкий голос.

Иви обернулась и просияла — к ним подошел Кайт.

— Серп рассказал мне о готовящемся налете на сокровищницу. Просил предупредить капитана только в самый последний момент, чтобы не спугнуть лиходеев. Я здесь наблюдал, дожидался, когда время подойдет. А потом… — Кайт замялся, соображая, что врать дальше.

— А потом господин Крестэль заметил меня, — не моргнув, подхватила Иви. — Стал прогонять, лиходеи нас услышали и…

— Чёрен мрак, какие болваны! — не выдержал Серп. — Врете нескладно, а главное — кому?

Иволга с Кайтом огорошено переглянулись и захлопнули рты.

— Надо же, какая преданность, — поджал губы Юнкус. — Ты-то, стражник, почему его выгораживаешь?

— Он мой земляк.

— А-а, ты и есть тот пиролец, что живет теперь в доме Боровика. Как тебя там кличут? — изобразил забывчивость верховный. — Крыстэль?

— Крестэль, — поправил Кайт. — Из Приморского Предела.

— Забирай своего земляка и тащи домой. Сам, боюсь, не дойдет. И помни: за чужаками в Мелге хорошо приглядывают.

Юнкус приоткрыл завесу, выпуская троицу. У соседних домов стояли, непонимающе озираясь, жители. Горожан разбудили дрожь земли и грохот, теперь, глядя на пустую улицу, что привычно тянулась вдоль замковой стены, люди недоумевали, что же потревожило их сон.

Внезапное появление из воздуха трех человек напугало любопытных, но, как прекрасно понимал Кайт, ненадолго.

— Серп, сможешь сделать нас невидимыми?

— Смогу. Только тогда тебе придется меня нести, — хмыкнул чародей, который по-прежнему тяжело опирался на плечо Иволги.

— Ничего, донесу, если понадобится. Пока обопрись-ка о меня. И давай, не тяни с невидимостью. Не хочу я с зеваками объясняться.

— Не хочешь — не объясняйся. Поручи это птахе. Вон она как с верховным говорила, я заслушался, — теперь Серп висел на плече Кайта. — Не зря старики говорят, что нельзя баб грамоте учить. Мигом от рук отбиваются.

— Я почтительно с ним говорила! — возмутилась Иволга. — Это он грубый и злой! Ну и что, что чародей? Кверкус тоже чародей, но совсем не такой.

— Кверкус не верховный, — Серп неожиданно соскользнул вниз, упал на колени, и его все-таки вырвало. — Ну вот, навел невидимость, — проворчал, отплевавшись. — Трудно мне сейчас чаровать. Волшба недолго продержится, надо убираться от замка.

Кайт подхватил чародея и закинул себе на плечо.

— Тяжело? — участливо спросила Иви.

— Если уж он Лилею пол-Мелги тащил, то я его как-нибудь донесу.

— Ох, какой же ты все-таки болван, Крестэль! — простонал Серп и лишился, наконец, сознания.

* * *

Очнулся чародей в постели. Иволга сидела рядом, то ли шила, то ли штопала.

— Птаха, дай попить, — просипел, с трудом ворочая пересохшим языком.

Девушка тут же поднесла к его губам кружку с водой.

— Ночью тебя тошнило от травяных взваров. И от воды, вообще-то, тоже. А сейчас как?

— Не знаю, — Серп сделал несколько глотков, с большой осторожностью подвигал головой и тут же ощутил боль. Не острую, как ночью, приглушенную, но его все равно замутило. — Пожалуй, лучше, но не особенно.

— Принести поесть?

— Нет.

— Что с тобой? Мы никаких ушибов не нашли и ран тоже, кроме пореза на боку. Он неглубокий, кровь не шла, но Кайт все равно зашил. Стежки кривые получились, — Иви глянула виновато. — Я не смогла по живому.

— Придется научиться, — угрюмо изрек Серп. — Не желаю, чтобы меня осматривали мужики, да еще и штопали кривыми стежками. — Иволга захлюпала носом. — Что ты, птаха? Я не сержусь. Пошутить хотел.

— Я поняла, — смахнула слезинки. — Это от радости. Я очень боялась за тебя. И сейчас еще боюсь.

— Не бойся. Я поправлюсь. Надеюсь, быстро. Хотя если порез не затянулся… Наверное, Госпожа Луна прогневалась, что я убил Рубуса пред ее ликом без предупреждения. Поэтому и силой меня так крепко ударило. Ох, Светлое Солнце, да поправлюсь я, все равно поправлюсь! — Серп с трудом потрепал вновь залившуюся слезами девушку по руке. — Проваляюсь на несколько дней дольше, вот и все.

Несколько дней растянулись на пару недель. Поначалу чародею было плохо, есть он не мог, только пил, и то помалу. Но постепенно тошнота и головная боль прошли, вернулся аппетит. Иволга, прежде почти все время сидевшая у постели больного, теперь была занята приготовлением разных блюд повкуснее и мытьем посуды.

Кайт воспользовался ее отсутствием и заглянул как-то вечером, сразу после ужина, в комнату чародея.

— Я Иволге все объяснил насчет Лилеи, — первым делом сообщил слегка смущенный великан. — Сказал, что ты уже тогда следил за лиходеями, вот и пошел к ней. Иволга, оказывается, слышала разговоры на рынке. Ну, знаешь, что девица памяти лишилась, а потом…

— …От великой любви вспомнила своего суженого, — закончил Серп, слегка оправившись от удивления при виде стражника.

— Да, это самое. Она теперь еще больше тобой гордится. Аж завидно, — усмехнулся Кайт.

— Чему тут завидовать? Могу представить, что обо мне твои сослуживцы болтают. После развала сокровищницы и половины замка.

— Половины замка! Любишь же ты заноситься! Ту трещинку в стене уже почти заделали. И обидного никто не болтает. Гриф и вовсе тебе благодарен. Еще и отдельное спасибо передавал за того белобрысого, дружки которого купца обчистили. Вермей вот на днях спрашивал, как ты.

— Ему помощника не хватает.

— Ну что ты за человек? — покачал головой Кайт. — Я, выходит, Иволге жизнью обязан? Если б она тебе не пригрозила, ты б меня прикончил?

— Нет, не прикончил бы. Ты-то знаешь, надеюсь, что есть разница между желанием, пусть и самым искренним, и способностью пойти у него на поводу?

— Как не знать! Совсем недавно руки чесались старейшине, что капитана допекал, кое-что на кулаках объяснить. Да и прежде бывали случаи. Но отец мне эту разницу еще в детстве втолковал накрепко.

— А Рубус, преступный чародей, про эту разницу забыл. А может, некому объяснить было, поэтому и связался с лиходеями, — Серп с досадой поймал себя на том, что говорит на манер своего наставника.

— Мое счастье, что у тебя память хорошая, — вздохнул парень. — Я чего к тебе зашел-то. Закончил на днях прадедовы бумаги разбирать и обнаружил, что его друга-чародея, который на дом охранную волшбу наводил, звали Юнкусом. Как думаешь, это нынешний верховный или другой какой-то? Жить-то, знаю, чародеи могут долго. И выглядеть молодо в любом возрасте для них пустяк.