Гита в два прыжка догнала его и снова принялась наносить удары ремнем, не давая противнику опомниться.

Ранджит охал и стонал, а потом завыл, как раненый буйвол.

Карающая десница Гиты обрушивала на него все новые и новые удары.

Наконец, свалившись со ступенек, Ранджит выполз в холл.

— Прошу, сестричка, не надо! — умолял он.

— А ты еще и трус, как я погляжу! Сейчас ты сразу научишься, как надо себя вести! — и Гита изо всех сил замахнулась еще раз.

На этот крик в своем кресле-коляске выкатилась Индира и, увидев происходящее, крикнула:

— Зита, оставь его!

— Бабушка! Прошу! Спаси, защити меня! — взмолился Ранджит.

— Как же ты, трусливый шакал, просишь защиты у той, чьи слезы тебя никогда не трогали?! — с этими словами Гита снова нанесла ему сильнейший удар по ребрам.

Она, наверное, запорола бы Ранджита до полусмерти, если бы не крик Индиры:

— Зита, прочь! Зита, ты и меня не послушаешь?!

— Ты запрещаешь? — удивилась Гита.

— Послушай, послушай меня! Иди в свою комнату! — взволнованно убеждала ее Индира.

Ранджит продолжал лежать на полу, и из его полуоткрытого рта вырывались протяжные стоны.

Гита резко бросила ремень рядом с его владельцем.

— Да ты разве мужчина? Тебе только осталось надеть эти браслеты, — и она бросила в лежащего на полу Ранджита браслеты, снятые со своей руки.

Повернувшись спиной к своей жертве, она подошла к лестнице и стала медленно подниматься по ступеням. На ее пылающем лице гневно сверкали черные, как антрацит, глаза. Воинственная осанка и весь ее вид напоминали Чанд Биби, правительницу Ахмаднагара, под руководством которой императорские войска Акбара, не сумев взять город, отступили.


За окном виднелась небольшая роща финиковых пальм, далее, у подножия синеющих гор, раскинулись сандаловые рощи, пестрея в объятиях лиан и орхидей.

— Красив наш Малабар! Правда, внучка? — с улыбкой сказала повеселевшая Индира.

— Да, бабушка, — ответила Гита.

— А вон там, видишь, справа от моря, сплошные темные полосы зеленого леса? Это остатки когда-то непроходимых джянгл, по-европейски джунглей, — объясняла бабушка.

— А что ты читаешь, бабушка? Что у тебя за книжка?

— Это, внученька, священная книга «Бхагавадгита», песнь Господня, или просто «Гита».

— Гита?

— Да.

«Звучит так же, как мое имя», — с удивлением подумала Гита.

— Гита — это только часть большой «Махабхараты», которая состоит их восемнадцати томов, в ней собрана вся мудрость древней Индии.

Каждый человек, внученька, должен выполнять свой долг, дхарму, в соответствии с той варной, группой, в которую входит тот или иной человек. Вот ты, со стороны матери относишься к военной элите — вождям, кшатриям, а со стороны отца — к брахманам — они у нас считаются высшим сословием. Главными добродетелями брахманов являются смирение и покорность, терпение и самоотвержение, ахимса.

Борьба со злом — удел Бога, временами являющегося с этой целью на землю, аватара.

— Это хорошо, бабушка. Но Бог может прийти и в образе любого человека, чтобы покарать зло.

— Конечно, внученька, — ответила ей Индира, сияя глазами.

Гита, усевшись у ног бабушки, с большим интересом и вниманием слушала ее слова. Так дети слушают сказки.

— В обязанности кшатриев, поскольку они в основном воины, может входить и насилие, и уничтожение.

— Вот как? Я хочу быть, бабушка, и тем и другим.

— А ты и так, милая, прекрасна и умна и, главное, справедлива. Ранджит, наверное, надолго запомнит, как ты наконец-то ответила на его постоянные издевательства и побои.

— А вот, послушай, — Индира открыла книгу, нашла нужную страницу и прочитала: — «И сказал тогда своим ученикам Бог Кришна: «Я приду в этот мир, когда в нем не будет насилия».

— И он поможет людям одолеть зло? — спросила Гита.

— А вот дальше, — и бабушка, полистав книгу и найдя отмеченное место, продолжала читать: — «Каждый из нас, кто борется против зла и насилия, принимает обличие бога».

Гита была очень рада, что все в этой священной книге совпадает с ее мыслями. Но ее мучило еще одно обстоятельство, и она спросила Индиру:

— А вот, если, бабушка, чтобы победить зло, нужно кому-нибудь солгать, это большой грех?

Индира тут же нашла нужные строки и прочитала:

— «И сказал нам Бог Кришна: если для торжества справедливости нужно скрыть правду, то и ложь становится правдой», — вот так, внученька! — и Индира погладила по голове склонившуюся к ней внучку, окончательно успокоенную последним изречением Кришны.


Ранджит, облаченный в голубой парчовый халат, после завтрака пил чай, принесенный к нему в комнату слугой Раму.

Допив последний глоток, он погрузился в широкое кресло с большими подлокотниками, обитое плотным шелком. Откинувшись на спинку, устроился поудобнее: вытянул ноги и положил их на обтянутый бархатом пуф. Поискал сигареты, но не нашел. Раздосадованный, он нервно дернул верхней губой — и его аккуратно подстриженные черные усы вздрогнули, как мышь.


Прикрыв глаза, Ранджит стал обдумывать ситуацию, сложившуюся в его «делах» после поездки в Дели.

«Завтра в «Карачи» меня будет ждать Сандра, а Юсуф еще не рассчитался за свое поручение», — вспомнил он.

«Придется срочно ехать к нему и его друзьям в пещерный храм на острове Гхагапури», — решил Ранджит, и его мысли переключились на «Зиту».

«После побега из дома в нее как будто демон вселился! И с ней ему, кажется, не справиться. А если события и дальше будут идти тем же чередом, то Рави, вероятно, женится на ней, и довольно скоро. Свадьба, как сообщила ему Каушалья, состоится на днях».

Ранджит панически боялся, что небылица о его работе по экспорту-импорту, так усердно распространяемая сестрицей, после свадьбы «Зиты» неизбежно обнаружится. Рави и Гупта сразу поймут, что деньги ему дает Каушалья. И он прекрасно сознавал, что после этого ему ничего не останется, как покинуть этот роскошный дом и переехать в гостиницу.

Он с тоской обвел глазами комнату, в которой «опочивал», и в его темной душе всколыхнулись зависть, ненависть и жажда мщения, страстная и жгучая.

Кожа на его спине побаливала, а ребра ныли.

«Подожди же! Будет еще момент, когда я отомщу!» — злобно подумал он, теряя способность рассуждать логически и обстоятельно. В его голове все смешалось. Приступ бешенства от сознания невозможности влиять на происходящие события окончательно лишил его здравого смысла.

Дверь открылась, и вошел Раму, тяжело дыша.

— Ваши сигареты, господин! — сказал слуга, переводя дух.

— Я тебя с этой пачкой почти час жду! Тебя только за смертью посылать! — зло и раздраженно напустился Ранджит на первую попавшуюся невинную жертву.

Он вставил сигарету в зубы и процедил:

— Ну, что ты уставился? Дай мне огня!

Раму, поспешно наклонившись, чиркнул спичкой, но она сломалась.

Глаза Ранджита беспокойно забегали, выражая нетерпение избалованного восточного деспота и грозя расправой.

— Сейчас, сейчас, — виновато пробормотал слуга, доставая из коробки другую спичку. Он снова торопливо чиркнул, и наконец-то огонь, «божий посол», был извлечен из небытия на белый свет.

Раму поднес треугольный лоскуток пламени к сигарете господина. Тот прикурил и, затянувшись, пустил дым в лицо старику.

— Не можешь даже зажечь! На что же ты тогда годен? А теперь убирайся! — с этими словами он толкнул Раму ногой.

Бедный слуга, покачнувшись, упал, неловко раскинув усталые старческие руки.

В это время по коридору шла Гита. Одетая в легкие темные брюки и белую блузку, подпоясанную широким поясом, она держала в руках теннисную ракетку и мяч, намереваясь поиграть с Пепло. Девушка услышала шум и поняла, что в комнате Ранджита творится что-то неладное. Резко открыв дверь и войдя, Гита увидела Раму, который лежал на полу, делая безуспешные попытки подняться. Он ушиб плечо, и старый сустав ныл, отдавая острой болью в голове. Она бросилась к слуге и помогла ему подняться на ноги.

— Ранджит! Раму почти вдвое старше тебя. Он, наверное, ровесник твоего отца. Поэтому извинись перед ним! — спокойно сказала Гита.

Она обошла вокруг кресла, на котором невозмутимо восседал «господин», и бросила:

— Я жду! Надо извиниться.

Ранджит снял ноги с пуфа и встал.

Раму, растерянный, стоял в стороне и не знал, что ему делать: уходить или оставаться?

Гита подала ему знак, чтобы он не уходил.

— Ты понял, что я тебе сказала? Извинись сейчас же перед стариком! — настаивала молодая «хозяйка», играя ракеткой и мячиком.

«Братец» молчал и затравленно озирался на Гиту.

— Говори: «Прошу вас, Раму, извините меня! Прошу!»

— Прошу… — еле слышно выдавил из себя Ранджит.

— Не так! — оборвала его девушка и вновь повторила слова, которые надлежит произнести гордому господину.

— И поклонись, — добавила она.

По Ранджит стоял, как изваяние, молча и не двигаясь с места.

Потеряв терпение, Гита наотмашь ударила Ранджита ракеткой по щеке.

Тот от неожиданности упал на колени, обхватил ноги старика и скороговоркой выпалил продиктованную ему фразу:

— Прошу вас, дорогой! Прошу вас, Раму, извините меня!

— Что вы, что вы, господин! — воскликнул старый слуга в глубоком смущении.

— Довольно! — удовлетворенно сказала Гита.

Она подошла к столику, на котором лежала пачка «Кента», и спросила:

— Ну? Какие ты куришь сигареты? — и, рассмотрев пачку, добавила с издевкой:

— Понятно, губа не дура! Дороже этих нет. А ты их заработал? Я знаю, в какой «компании» «экспорт-импорт» ты служишь! На чьи деньги живешь? Тунеядец! Так вот, теперь ты будешь помогать домашним по хозяйству! А то не получишь ни еды, ни этих своих сигарет, понял?