— Зита, милая, где ты? — остановили ее. Она подбежала к креслу-каталке.

— Боже мой? Что с ней? — с состраданием в голосе воскликнула Гита.

— Бедняжка потеряла сознание, — тихо ответил Бадринатх.

— Бабушка! Бабушка! — закричал Пепло. — Что с тобой, бабушка?!

— Позвольте, я отвезу бабушку в ее комнату, — пробормотал испуганный Бадринатх и пошел, осторожно толкая перед собой кресло-каталку. Гита и Пепло пошли вслед за ним.

Гита, обладая чутким и отзывчивым сердцем, сразу прониклась глубокой жалостью ко всем в этом доме, кто страдал от злого нрава Каушальи.

— Что мне еще сказать тебе, девочка? — продолжил Бадринатх прерванный разговор, когда они вошли в комнату бабушки. — Уже три дня у нее высокая температура, но никому до этого нет дела. Лекарство давно кончилось, — с горечью в голосе проговорил сын, сверкнув очками в тонкой золоченой оправе. — Если бы у меня были хоть какие-нибудь деньги, я бы купил, что надо. Но кто из них даст хотя бы одну медную монету?

— Сестра, — вступил в разговор Пепло, — когда тебя не было, бабушка попросила маму купить ей лекарство, но она так сильно раскричалась на нее, что бабушка только закрыла лицо руками и заплакала.

Гита, слушая слова этого доброго мальчугана в коротких штанишках и футболке, очень расчувствовалась. В ее больших черных глазах светились искры истинного сострадания и понимания.

— Ты сама знаешь, какой суровый нрав у твоей тетушки. Но она стала сущим дьяволом, когда ты ушла, — голосом, полным обиды и безысходности, сказал Бадринатх.

Гита посмотрела на благородное лицо Индиры, изможденное болезнью. В это мгновение глаза старушки открылись, и она, вздохнув, медленно и тихо позвала:

— Зита, Зита, Зита! Где ты? Подойди поближе! Ты оставила меня! Не уходи!

— Нет, бабушка, я пришла! — быстро ответила Гита, и по ее голосу можно было догадаться, что она приняла какое-то решение. — Я больше не уйду, я буду с тобой, бабушка! — продолжала она с нежностью в голосе.

— Зита, ты здесь! Теперь я чувствую, что ты здесь. Я плохо слышу твой голос, но ты не покинешь меня, я знаю. Ты всегда была доброй ко мне, — Индира замолчала, переводя дыхание. В комнате было тихо. Размеренное тиканье настенных часов делило неумолимо текущее время на секунды, минуты, часы… В стекло билась, настырно звеня, заблудившаяся оса.

Пепло, моргая увлажнившимися глазами, смотрел то на бабушку, то на Гиту.

— Мне будет так больно, так больно и тяжело, если ты опять уйдешь, — со стоном и бесконечным страданием в голосе проговорила Индира сквозь слезы.

Гита ощутила безвыходность своего положения. Совесть не позволяла ей покинуть этот дом сейчас. Она понимала, что своим уходом доконает эту старушку. Круг замкнулся, и она решилась:

— Нет, нет, бабушка, теперь я не уйду. Мне непременно нужно остаться, хотя бы для того, чтобы ты жила! Мне нужно наказать зло в этом доме, и я накажу его! Я клянусь! — многозначительно закончила она, нежно пожав сухую и узкую ладонь Индиры.

Глава третья

Итак, Зита волею судеб, сама того не подозревая, вновь очутилась в доме, где она впервые увидела божий свет и впервые вдохнула воздух этого мира.

Не знала она и того, что Лила, ее теперешняя «мать», принимавшая роды у ее родной матери, Лалы, тайно припрятала ее сестру-близнеца, рожденную вслед за ней, и воспитывала ее все эти быстро пролетевшие восемнадцать лет, назвав девочку Гитой.

Зите казалось, что живет она в этом доме давно… Окруженная заботой и лаской Лилы, вниманием красивого молодого Раки и уважением со стороны соседей, она постепенно возрождалась к жизни.

Однако нравственные потрясения, пережитые отчаяние и безысходность, в результате которых Зита приняла решение уйти из жизни, а также сам факт реализации этого решения в физическом смысле — падение с высоты, нанесли ей не только сильную психологическую, но и физическую травмы, отразившиеся на способности мозга проецировать прошлое в настоящее; иными словами, бедняжка лишилась памяти, или, выражаясь научным языком, находилась в состоянии амнезии.

По своему характеру и наклонностям она оставалась прежней. Делала простую будничную работу по дому легко и непринужденно. Ходила на рынок за овощами и фруктами, стряпала и убирала. Но изредка у нее появлялась задумчивость, рассеянность и временами даже некая отчужденность. Ничего не подозревая, все эти изменения в своей дочери Лила приписывала последствиям ее недавней попытки покончить с собой.

Рака, уверенный, что спас Гиту, свою партнершу, а не Зиту, ее сестру, впал в уныние, удивляясь такой перемене в ней. Дважды он приводил индийского лекаря, вайдью, — чтобы тот излечил ее.

Вайдья, седой старик с козлиной бородкой, в белом домотканом дхоти поверх бедер, дал Зите понюхать мускуса и сбрызнул ее лицо розовой водой. Затем зажег благовонную сандаловую палочку и кратко отслужил пунджу, шепча посиневшими тонкими губами молитвы — мантры. После этого он обвел ладонями голову Зиты, не прикасаясь к ней, и откланялся, поочередно приложив правую руку ко лбу и груди.

Впечатлительная и отзывчивая, Зита вносила в бедный быт этих простых людей любовь и доброту.

В силу религиозного сознания индийского народа, что все люди — братья, равные перед Богом, родственники, общение происходит в атмосфере открытости, уважения, сострадания, непринужденности. Поэтому хозяин соседнего дома называл Зиту дочерью, а его дети — сестрой. Жизнь ее потекла размеренно и безмятежно; все здесь было ей по душе и по сердцу.

Особенное чувство она испытывала к Раке, этому непосредственному, простому и доброму человеку, красивому и молодому парню. Когда он приходил к ним в дом, она не сводила с него своих нежных и заботливых девичьих глаз, и очень огорчалась, если он напивался, что случалось не так уж редко.


Сидя во дворе на большом камне, разогретом солнцем, Рака и Чино, анализировали сложившуюся ситуацию.

Их явно беспокоила перемена в «Гите», которая произошла с ней после попытки утопиться в священных водах.

— Я не могу понять, что это с ней случилось? — с досадой говорил Рака, стукнув кулаком по колену. — Была, как огонь, стала холодной, как лягушка! — И он с возмущением и полным недоумением на лице вскочил на ноги.

— Конечно, прыгнула в воду обыкновенная девушка, а достали мы оттуда какую-то речную русалку, — рассудительно заметил Чино своим ломающимся голосом.

— Да, и такая спокойная стала, — пожав плечами и округлив глаза, озадаченно изрек Рака. — Мост удачи прогнулся под нами, дорогой Чино, — высокопарно заключил артист. — Вот тебе раз! Надо же такому случиться! — не унимался он. — Даже противно! С такой не поругаешься, это на нервы действует. И заметь, мой мудрый товарищ, она даже не заикается о выступлениях, как будто я теперь сам должен ходить по веревке.

— А спросите-ка ее, хозяин, пойдет ли она теперь с нами работать? — смело предложил мальчишка.

С одной стороны, такая кротость, слетевшая, как голубь, на голову «Гиты», нравилась Раке, но с другой стороны, жизнь требовала свое — надо было работать, зарабатывать на «хлеб насущный», а из-за нее он вот уже несколько дней шляется без дела.

Немного подумав, Рака ответил на предложение Чино:

— Иди-ка вот сам к ней и спроси, чего она хочет.

— Сейчас! — обрадованно сказал мальчик и быстро направился в дом.

— Без нее нам и делать-то нечего, — промолвил Рака вслед удалявшемуся Чино.

Сидя на табуретке за низким столиком, Зита перебирала бобы в глиняной миске.

Чино, собравшись с духом, подошел к ней и тихо спросил:

— Ты еще долго будешь, ну, это самое, — он никак не мог подобрать подходящего слова, — ну, бастовать! — наконец осенило его.

— Бастовать? Что значит бастовать? — удивленно спросила Зита мальчишку и внимательно посмотрела на него.

Почесав затылок грязной ручонкой, Чино ответил:

— Ну да, отдохнула немного — и хватит, работать надо!

— Работать? Конечно, пожалуйста! — просто согласилась Зита, совершенно не подозревая, о какой работе идет речь.

— Тогда идем, — обрадовался Чино.

— Только спрошу у мамы разрешения, — объяснила ему Зита.

— Что ты, доченька? — заволновалась Лила, услышав слово «мама».

— Раньше не спрашивала, — с укоризной констатировал мальчишка.

— Что это ты хочешь спросить у меня, доченька? — повторила Лила.

— Чтоб отпустить ее, — опередил Зиту осмелевший Чино.

— Ты меня отпускаешь? — спросила Зита Лилу, которая подошла поближе.

Рака услышав, что его партнерша снова согласилась работать, повеселел и тоже зашел в дом.

— Если тебе хочется, доченька, можешь пойти, а если не хочется, оставайся. Я тебя не принуждаю, — мягко ответила Лила.

— Ха! А что она дома-то будет делать? Посмотрите, какая дохлая стала! Начнет работать, глядишь, и оживет немного, — включился в разговор Рака.


В «несколько измененном составе» труппа бродячих актеров наконец достигла широкой рыночной площади.

Зита не знала, какой работой надо будет заниматься, но шла с ними смело, ибо она не боялась никакой работы.

Оставив Зиту ожидать у старого фонтана, Рака и Чино вышли на площадь, а она стала наблюдать за ними, сидя на его бордюре. То, что произошло дальше, немало удивило Зиту.

Рака в голубой рубашке, слегка расстегнутой на груди, где поблескивал небольшой медальон, стал расхаживать по площади и созывать публику на какое-то представление.

Зита ждала, что же будет дальше?

Чино, громко стуча в барабан, выкрикивал непонятные ей междометия, как заправский зазывала.

— А вот представление, какое нужно умение, какое нужно терпение, чтобы по тонкой веревке ходить, как по ровной земле, — громким голосом восклицал Рака, все более и более вдохновляясь. По нему было видно, что он соскучился по своей работе и теперь отводит душу.