– Фредди, и ты считаешь это справедливым? – язвительно спросила Изабелла. – Ты считаешь, что мой разносчик молока и мой трубочист, люди, которые не умеют должным образом говорить по-английски, читают по складам и едва могут расписаться, эти люди должны править Англией? Они, а не те, кто родился в семьях с давними политическими традициями, кого обучали и готовили для работы в правительстве? И ты хочешь сказать, что это правильно?

– Боюсь, это не имеет никакого отношения к таким понятиям, как «правильно» и «неправильно», зато целиком связано с необходимостью, – ответил Фредди. – Смотрите, что творится на континенте. Сплошные забастовки и демонстрации. Анархисты бросают бомбы и убивают представителей власти. Они хотят вообще отменить собственность и уничтожить общественный порядок. Мы не можем позволить, чтобы нечто подобное происходило и у нас. Мы должны предотвратить заразу анархизма. Мы должны дать рабочим крохи, и побыстрее, пока они не поднялись и не забрали весь пирог.

Изабелла повернулась к окну. Разговор заметно опечалил ее.

– Белую сирень нужно подрезать, – после некоторого молчания сказала она. – Разрослась до неприличия.

Вот и конец дебатам, подумал Фредди. Поведение Изабеллы было типичным для ее поколения. То, чего они не видели или не желали видеть, попросту не существовало. Движение за независимость в Ирландии, война в Южной Африке, упрямые профсоюзы… Фредди видел зловещую взаимосвязь этих событий. Все они были признаками надвигающейся бури, угрожавшей потрясти основы Британской империи. Изабелла же считала их мелкими помехами, которые можно устранить силами колониальных войск и местной полиции.

Пока говорили о ее саде, ударил гром. Фредди выглянул в окно. Дождь барабанил по окнам. По небу неслись летние дождевые тучи. И вдруг на мгновение он увидел другое окно и услышал другой голос. Он снова был мальчишкой, сидящим в Лонгмарше, в бабушкиной комнате. Играла бабушкина музыкальная шкатулка. Шопен. Прелюдия «Капли дождя». Этой музыкой она заглушала брань и крики отца, который снова напился. Бинг и Дафна лежали на бабушкиной кровати и плакали. Мать сидела на диванчике у окна. У нее была сломана рука.

Бинг снова оставил свой велосипед на лужайке. Там его и нашел отец. Велосипед успел изрядно промокнуть под дождем. Отец схватил медную кочергу и погнался за Бингом, собираясь отлупить за беспечность. Мать загородила сына собой и приняла все удары мужа на себя.

Отец остановился лишь тогда, когда она потеряла сознание. Он поплелся к себе в кабинет, чтобы напиться еще сильнее. К этому времени из сада вернулась бабушка Фредди. Она собрала всю семью в своей комнате, заперев дверь изнутри.

– Кэролайн, ты должна действовать, – сказала бабушка, вытирая кровь с лица матери. – Ты должна оставить его. Немедленно. Сегодня он тебя чуть не убил.

– Я пробовала. Ты это знаешь. Он угрожает мне разводом. Он говорит, что любой суд оставит детей с ним и я никогда их не увижу. Кто тогда их защитит?

Бабушка прошла к туалетному столику – поискать какую-нибудь мазь. По пути ее взгляд упал на Фредди, и она увидела, что, в отличие от брата и сестры, он не плачет, а внимательно смотрит и слушает.

– Ложись, мой мальчик, – сказала она внуку. – Постарайся уснуть.

– Бабушка, что нам делать? – спросил Фредди.

– Сама хотела бы знать. Нас здесь две женщины и трое детей. Мы бессильны против него.

Фредди не хотел быть бессильным. В свои десять лет он заявил бабушке, что станет сильным.

– Бабушка, я обещаю, – с недетской серьезностью произнес он.

Свое обещание он выполнил. Фредди всегда выполнял то, что обещал.

– Опять-таки, Фредди, – сказала Изабелла, вытаскивая его из прошлого. – Зачем я нанимала Гертруду Джекилл и поручала ей устройство цветочного бордюра, когда бо́льшая часть дома пустует?

Служанка подала чай с канапе и печеньем. Фредди знал: сейчас начнется другая дискуссия, куда менее приятная, чем необходимость устройства цветочного бордюра. Он внутренне приготовился. Служанка ушла, плотно закрыв двери. Он остался наедине с Изабеллой.

– Я не привыкла, чтобы дом пустовал. Он всегда был полон жизни. Здесь устраивались вечеринки, званые обеды и балы. Мы проводили здесь весь лондонский сезон. Здесь мои дочери впервые были представлены свету. Ты помнишь?

– Еще бы не помнить!

– Конечно, ты должен помнить, – подхватила Изабелла, остановив на нем взгляд ледяных глаз. – Расскажи, чем нынче занимается Индия.

Фредди решил не подслащивать пилюлю.

– Неделю назад она окончила медицинскую школу, получила диплом врача и теперь работает у доктора Эдвина Гиффорда в его кабинете в Уайтчепеле.

Изабелла с усилием проглотила ком в горле. Когда она заговорила снова, ее голос дрожал от гнева.

– Это ты виноват. Как ты мог это допустить? Тебе нужно было давным-давно на ней жениться. Как муж, ты имел бы право запретить ей работать.

Внутри Фредди вспыхнуло раздражение, которое он тут же обуздал.

– Моей вины в этом нет. Индия отказывалась даже думать о свадьбе, пока не окончит учебу. Вы же знаете, насколько она упряма.

– Фредди, ты должен что-то сделать. Должен воззвать к ее рассудку. Она не может возиться со всем этим… с этой грязью и кровью. Разгуливать по трущобам. Работать бок о бок с мужчинами. Ты должен удалить ее от медицинской практики. Это пагубное занятие для женщины.

– После выпускной церемонии я сказал ей, что больше не желаю ждать. Она согласилась назначить дату свадьбы. Скоро.

– «Скоро» – понятие растяжимое, – бросила ему Изабелла. – Ты ее жених. Если уж ты не можешь ее образумить, наверное, пора поискать того, кто сможет.

Фредди изобразил отчаяние.

– Изабелла, возможно, вы правы. – Он встал. – Вы знаете мои чувства к Индии. Я люблю ее больше жизни. Но я – это я, а она, быть может, найдет свое счастье с другим. С тем, кто ближе к ее миру. У нее есть подруги по медицинской школе. У нее есть Мод. Возможно, это деликатное дело лучше отдать в руки понимающей подруги или сестры.

Изабелла побледнела. Меньше всего ей хотелось, чтобы устройством жизни Индии занимались такие же сумасбродные женщины-врачи, не говоря уже о Мод. Сам намек на то, что одна непутевая дочь Изабеллы будет опекать другую, возымел желаемое действие.

– Сядь, Фредди. Я хочу совсем не этого. Я хочу вернуть Индию. Вернуть в наш мир. Она единственная надежда, моя и мужа. Ты же это понимаешь? Мод – отрезанный ломоть. Индия – нет. Пока еще нет.

Фредди начал говорить ей обычные утешительные слова, но Изабелла его прервала:

– Наши семьи знакомы очень давно. Между нами всегда были доверие и понимание. Надеюсь, я могу говорить с тобой напрямую.

– Конечно, – ответил Фредди.

Все шло даже лучше, чем он надеялся. Он был уверен, что Изабелла настроена исполнить самую заветную его мечту. Они не первый год крутились вокруг этой темы, но она никогда не давала ему твердых гарантий. Только говорила, что даст за Индией внушительное приданое.

– Как ты знаешь, сыновей у нас с мужем нет. Только племянник Алоизиус, которого мы объявим наследником, если у нас не будет внуков. Нам нужен зять, трезво мыслящий мужчина, способный управлять семейным богатством. Я уже не раз говорила тебе: я была бы очень рада видеть этим зятем тебя, но ваша помолвка чрезмерно затянулась. Женись на Индии, верни ее в семью, и побыстрее. Мы не пожалеем денег на свадьбу… если она состоится и если еще до конца года всей этой медицинской чепухе настанет конец.

Фредди кивал, изо всех сил изображая спокойствие. Он был близок, соблазнительно близок к получению желаемого.

– Индия получит приличное приданое, включая кругленькую сумму в сто тысяч фунтов и ежегодный двадцатитысячный доход. Она также получит дом на Беркли-сквер, а после моей смерти и Блэквуд.

Фредди подавил желание запрыгать от радости. Обещание превосходило самые смелые его мечты. Куча денег, лондонский дом и поместье в Уэльсе – все будет принадлежать ему.

– Изабелла, это более чем щедро. Так приятно сознавать, что мы с Индией начнем совместную жизнь… что наша семья начнется в этом удивительном доме. С ним связано столько чудесных воспоминаний. Но для меня важнее всего счастье Индии.

– Для женщины нет большего счастья, чем замужество и подобающее место в обществе. Если ты действительно любишь мою дочь, если у тебя есть хоть капля привязанности ко мне и лорду Бернли, поторопись сделать ее своей женой.

Фредди допил чай и простился с Изабеллой, пообещав, что в ближайшее время пригласит Индию в Лонгмарш. Будущая теща позволила поцеловать ее в щеку и сказала, что ждет добрых вестей.

Гроза прошла, тучи рассеялись. Солнце высушивало мокрые улицы. Фредди был так взбудоражен блистательными перспективами, что перепрыгнул через чугунную ограду, окружавшую Беркли-сквер, напугав какого-то малыша в матросском костюмчике. Идя по парку к Пикадилли, он думал, что в скором времени обскачет Бингэма, Уиша и Дикки Ламберта. Деньги Селвина Джонса… они устранят любые преграды.

Конечно, не все было так просто. Его тщательно продуманные планы упирались в зануду и замухрышку, которую звали Индией. Нужно ее убедить назначить дату их свадьбы. Это легче сказать, чем сделать. Они совсем не виделись. Он был по горло занят в палате общин. Она – у доктора Гиффорда, плюс ее работа в Обществе подавления торговли опиумом, в Фабианском обществе и в Лиге за избирательные права женщин. Фредди вздохнул. Насколько проще, если бы великолепная Джемма Дин была из богатой аристократической семьи. Но Джемма происходила из самых низов.

Сколько времени он потратил на Индию? Годы. Фредди удивлялся собственному терпению. Он вел долгую, филигранную игру, превосходящую хитроумные шахматные партии. Симулировал интерес к ее медицинским занятиям и скучным разговорам о достижении всеобщего блага. Но желанный эндшпиль так и не наступал. Нужно найти способ и все-таки заставить ее назначить дату свадьбы. Вот только как? Разумеется, был древний проверенный способ. Фредди несколько раз пытался вступить с Индией в интимные отношения, но она вела себя холодно. На их медицинском языке это называлось фригидностью. Все его попытки заканчивались ничем.