Фредди дотронулся до пылающего лба и поморщился. Ничего, его усилия окупятся, причем довольно скоро. Главное, он освободился. От Индии. От ее ублюдка. Скоро к свободе добавится богатство, да такое, что превосходило самые дерзкие его мечты. Все, что родители Индии оставили ей: дома, деньги, включая и деньги Шарлотты, – перейдет к нему. Достижение заветной цели заняло несколько лет, и теперь цель достигнута.

Конечно, нужно еще выдержать спектакль с поисками. Выдержать похороны и расспросы властей. Но когда вся эта кутерьма окажется позади и он вернется в Лондон, то будет волен жениться снова. Конечно, ему и там придется соблюсти предписанный нормами общества период траура. А потом он женится на красивой, блистательной светской пташке с безупречной родословной. На той, с кем приятно посещать обеды и светские балы. От нее у него родятся сыновья. Наследники. Его наследники. Теперь ничто ему не помешает. Ничто. Новое богатство, новая жена и лавры, которые он вскоре получит за свое мастерское разрешение африканского вопроса, приведут его туда, где он всегда мечтал находиться, – на Даунинг-стрит.

– Наконец-то, – произнес он охрипшим от усталости и виски голосом. – Наконец-то.

И словно в ответ, из ночной темноты раздался другой голос, который не произносил слов. Этот голос выл и стенал.

Вскинув голову, Фредди выпрямился и замер. На мгновение ему показалось, что голос принадлежал Индии или Шарлотте. Эти крики. Эти всхлипывания. Их он слышал, уезжая от ямы, где остались жена и так называемая дочь. Остались умирать.

Фредди понимал абсурдность своего страха. Это всего-навсего галлюцинация, трюк утомленного разума. От ловчей ямы его отделяли многие мили пути, а то, что он слышал, было высоким, пронзительным криком гиены. Он и раньше слышал крики этих тварей на сафари с Деламером и Хейсом Садлером. Оба уверяли его, что гиены трусливы, боятся человека, боятся огня костров. Обычно гиены бродят вокруг лагеря, но стараются не показываться. Любой громкий шум и резкое движение отпугивают их, и они торопятся убраться. Судя по уродливым силуэтам, грациозными этих хищников не назовешь.

– Гнуснейшие твари, – говорил о них Деламер. – Мне они кажутся ожившими мертвецами, которые приходят нас помучить. Ненавижу их.

Фредди тоже ненавидел гиен.

Он вгляделся в темноту. Оттуда на него смотрели сверкающие зеленые глаза. Вскоре появилась вторая пара глаз, а затем третья и четвертая. Лошади, привязанные неподалеку, испуганно заржали и забили копытами. Фредди громко хлопнул в ладоши. Две гиены убежали. Две другие остались.

– Убирайтесь! – крикнул им Фредди.

Гиены не двинулись с места. Одна моргала зелеными глазами. Вторая визгливо засмеялась. Смех был на редкость отвратительным.

– Грязные сучки! – пробормотал он.

На мгновение ему показалось, что на него смотрят глаза Индии. Глаза Шарлотты.

– Проваливайте к чертям! Все! – закричал он в темноту.

Там что-то зашуршало. Раздались новые повизгивания, затем все стихло.

Фредди дрожащей рукой провел по лицу.

– Возьми себя в руки, старик, – сказал он себе. – Ты явно перегрелся на солнце.

Он попытался увести мысли от событий минувшего дня. Представил себя в лондонском доме. В «Реформ-клубе». В Вестминстере. На скачках в Аскоте. Но перед глазами неотступно вставало лицо Индии. Не взрослой Индии, которую он столкнул в яму умирать. А Индии времен его детства. Там, в Блэквуде, когда она случайно увидела шрамы на его мальчишеском теле и заплакала из сострадания к нему. Больше никто и никогда по нему не плакал. Когда-то она была к нему добра. Любила его. А он убил ее и ее ребенка.

Он убил ребенка. Невинного ребенка.

Хью Маллинс встал у него на пути. Уиш тоже. Джемма Дин чуть не расстроила его планы. А эта сука Индия была готова пойти в полицию с его музыкальной шкатулкой. Она заслужила такую участь. Они все заслужили, но не Шарлотта.

Фредди увидел Шарлотту на дне ямы. Мертвую. На ней пировали хищники, дочисто обгладывая кости. Ее серые глаза, такие же, как у Индии, были черными и незрячими.

– Прекрати! Немедленно прекрати! – заорал Фредди, вскакивая на ноги.

Ответом ему были визги, фырканье и утробный смех гиен. Фредди их не слышал. Он настойчиво убеждал себя: что сделано, того не вернешь. К этому времени обе уже мертвы. Все кончено. Больше он ничего подобного не сделает, поскольку такой шаг ему уже никогда не понадобится. Трясущимися руками Фредди поднес фляжку к губам и жадно глотнул виски.

Опустив фляжку, Фредди увидел лицо своего далекого предка Ричарда Литтона. «Быть хочешь королем? – спросил его в детстве Красный Граф. – Тогда вначале вырви собственное сердце».

– Я думал, что вырвал, – прошептал Фредди. – Давно. Много лет назад. Я думал, это ушло. Целиком. Думал, ничего не осталось.

Вновь послышался смех. Чей? Графа? Гиен? Его собственный? Фредди не знал. Он глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться. Нужно кончать с этим бредом, с игрой расшалившихся нервов. Громким голосом Фредди заявил, что просто очень устал, и только. Он вдруг ощутил сильный голод. Ничего удивительного, он не ел с самого утра. Надо поесть. Потом поспать. Ночью мерещится разная чертовщина. Настанет утро – и все снова будет ясным и понятным.

Вечером Фредди набрал листьев, опавших с огненных деревьев, и теперь бросил большую их охапку в огонь. Пламя взметнулось вверх. Он потянулся к седельной сумке, достал кусок твердого сыра, ломоть имбирного хлеба и горсть ягод инжира. Когда складным ножом он резал сыр, лезвие соскочило, полоснув по пальцу.

– Твою мать! – выругался Фредди, смазывая рану слюной.

Боль немного привела его в чувство. Нужно обязательно перевязать рану. Фредди знал, насколько опасны подобные раны в Африке. Оставишь поврежденный палец без внимания – и не заметишь, как тот почернеет, а потом местный знахарь оттяпает тебе всю руку.

Здоровой рукой Фредди снова полез в седельную сумку и рылся там, пока не нашарил пузырек с карболкой. Он сбрызнул рану и вдруг снова услышал смех и тявканье гиен.

Ему вспомнилась еще одна их особенность, о которой рассказывал Деламер. Гиены чуют кровь издалека. Фредди оглянулся. Винтовка лежала рядом. Может понадобиться. Он закончил промывать палец карболкой, завинтил пузырек и перевязал рану чистым носовым платком.

Шум в кустах стал громче и неистовее.

Фредди забеспокоился. Он убрал пузырек в сумку и потянулся за винтовкой… И вдруг из темноты что-то выпрыгнуло и с рычанием повалило его на землю. В ноздри ударило зловонием. Фредди чувствовал на лице влажное гнилостное дыхание гиены. Он попытался отшвырнуть зверя, молотя кулаками и ногами.

Его сапог ударил во что-то твердое. Наверное, бок гиены. Гиена с визгом убежала. Фредди перевернулся на бок. Он дрожал и тяжело дышал. Рука потянулась к винтовке, но было слишком поздно. Гиены набросились на него всей стаей. Фредди скрючился, пытаясь защитить жизненно важные органы, но его попытки были бесполезны. Зубы гиен вонзились ему в спину, потом в плечо. Фредди дернулся, ударяя гиен ногами. Осмелевшие звери вцепились ему в лодыжку, в бедро. Перед глазами мелькнули клыки, и челюсти сомкнулись у него на горле.

Золотистая трава стала красной от его крови. Кровь стекала по стеблям, уходя в красную землю. Природа была по-своему милосердной. Острые зубы все проделали быстро. Но Фредди был еще жив и находился в сознании. И тут крупная самка, которой сородичи мешали подобраться к его горлу и животу, досадливо взвыла и вонзила сильные челюсти ему в грудь, кроша кости и вырывая мясо длинными клыками.

Фредди мог лишь извиваться и беззвучно кричать, поскольку у него теперь не было горла. Гиена подняла окровавленную морду и вырвала из его груди очередной кусок мяса. Потом еще один. Так продолжалось, пока она не насытилась.

Пока не вырвала его сердце. 

Глава 128

Сид затушил костер, побросав оставшиеся угли в реку. Подстилка, на которой он спал, была уже свернута и привязана к седлу. Оставалось быстро проглотить нехитрый завтрак и снова трогаться в путь. Сид не хотел дожидаться, пока совсем рассветет. Он должен найти Индию и Шарлотту. С момента их отъезда из поместья леди Уилтон прошло двое суток. С рассветом начнутся третьи.

Вчера вечером он наткнулся на их следы, но те вскоре оборвались. Возможно, виной тому был прошедший дождь. Или ветер дул слишком уж сильно. Сиду было не до гаданий о причинах. Полоса примятой травы, оставленная тремя всадниками, исчезла, равно как и все прочие следы.

Но Сид не собирался отступать. До сих пор все указывало на то, что пропавшее семейство Литтон ехало в западном направлении, почти не отклоняясь. Сид предположил, что они и дальше придерживались того же маршрута. Удаляясь от реки, он усердно запоминал местные ориентиры: крупный валун, рощицу деревьев, изгиб русла. Это могло понадобиться на обратном пути.

Все утро он напрасно проездил по равнинам, бороздя их, как моряк бороздит притихшее море. Глаза высматривали хоть какой-то признак: след лошадиного копыта, сломанный куст, еще что-то. Ближе к полудню, поднявшись на гребень холма, он заметил в траве какое-то движение. От страха у него свело живот. Сид потянулся за биноклем, хотя уже знал, что́ увидит. Грифов. Стервятников было не меньше двух десятков. От красной пыли их черные перья приобрели ржавый оттенок. Они пировали на жарком солнце, сражаясь за лучшие куски.

Сид пришпорил лошадь и вознес молитву. Так истово он не молился с раннего детства. Он просил дать ему силы выдержать ожидавшее его зрелище.

Первыми он услышал мух. Чем ближе к месту пиршества, тем громче становилось их жужжание. Потом в ноздри ударил запах крови, внутренностей и разогретого солнцем мяса. Увидев человека, грифы оставили распри и негодующе заверещали. Вскоре Сид увидел предмет их пиршества – тушу черного пони. На шее виднелись следы укусов. Для льва мелковаты. Скорее всего, гиены. Страх сковал его сердце, угрожая превратить в пыль.