Кристофер взял мешочек с деньгами, быстро отсчитал пятьдесят фунтов и бросил монеты на стол. Остальное он спрятал себе в сюртук и пролистнул пальцем пачку долговых расписок.

— Я и не думал, что вы хотя бы приблизитесь к этой сумме, но у вас получилось, и я удовлетворен. С этого дня и отныне мы покончили с долгами между нами, мэр.

— Чтоб вас! — прорычала Эриенн где-то рядом с плечом Кристофера. Банальность окончания им этого дела разозлила ее еще больше, чем выходка отца. Прежде чем кто-либо мог остановить ее, она вырвала кошелек с деньгами и бумагами из рук отца и схватила несколько монет. Потом она быстро убежала, не желая кого-нибудь из них видеть когда-либо снова.

Эйвери попытался погнаться за ней, но задержался, так как ему пришлось несколько раз обходить Кристофера.

— Уйдите с моей дороги! — закричал он. — Эта язва взяла мои деньги!

Кристофер уступил и шагнул в сторону. Когда Эйвери поспешно скрылся, Фэррелл схватил Кристофера за рукав и гневно обвинил его во всем:

— Вы сделали это нарочно! Я видел!

Янки небрежно пожал плечами:

— Ваша сестра имеет право на то, что она взяла, и даже на большее. Я только позаботился, чтобы она получила какое-то преимущество на старте.

При этом заявлении молодой человек больше не нашел каких-либо аргументов. Он подобрал оставшиеся монеты и сунул их в карман сюртука. Потом, придерживая искалеченную руку, усмехнулся:

— По крайней мере, мы хоть избавимся от вас.

Кристофер смотрел на него все с той же терпеливой улыбкой, пока Фэррелл не опустил глаза. Неучтиво повернувшись, Фэррелл спустился по лестнице и поспешил за своими родственниками.

В страстном желании отнять деньги, которые взяла дочь, Эйвери гнался за Эриенн так, что полы сюртука крыльями взлетали у него за спиной. К тому времени, когда он добежал до дома, мэр взмок и тяжело дышал. Хлопнув дверью, он бросился в гостиную и обнаружил Эриенн у очага. Она смотрела на разгоравшееся пламя, которое жадно пожирало сверток с долговыми расписками.

— Эй, девчонка! Что ты, по-твоему, делаешь? — закричал он. — Это важные бумаги. Они — мое единственное доказательство того, что я расплатился с этим негодяем. А что ты сделала с моими деньгами?

— Теперь они мои, — спокойно заявила Эриенн. — Мое приданое! Моя часть выручки за невесту! Жалкие гроши, которые я уношу отсюда. Лучше позаботьтесь о том, чтобы все было улажено на завтра, поскольку это будет моя последняя ночь в этом доме. Вы понимаете, отец? — Она подчеркнуто произнесла последнее слово с ненавидяще едкой улыбкой на лице. — Я никогда не вернусь.

Глава восьмая

Для доставки семьи Флемингов в церковь в окрестностях Карлайла, поскольку именно там должна была состояться брачная церемония, в Мобри был взят на прокат разболтанный экипаж. Утро выдалось холодное, бодрящее. Пронизывающий до костей ветер с сумасшедшей силой раскачивал деревья. Бег времени не дал никаких надежд на потепление. Уже миновал полдень, а воздух все еще оставался прохладным, как и безмолвие внутри экипажа.

Карета подпрыгивала и тряслась на ухабах, еще больше усиливая недомогание Фэррелла. Он обхватил больную голову руками и закрыл глаза, но так и не мог задремать, чтобы добрать порцию сна, недополученную им из-за ночной попойки. Состояние Эйвери было, не лучше, ибо далеко не каждый день удается заполучить в родственники лорда, и он тоже допоздна пропьянствовал, похваляясь своей удачей. Его друзья посчитали, что лорд Сэкстон проявил щедрость души, потратив такие бешеные деньги, чтобы купить девчонку, и, наверное, это хорошо, что она выходит за него замуж. После ее пребывания в Сэкстон-холле ходили разные слухи, строились догадки, и немало людей задавалось вопросом, не позволил ли себе лорд какие-нибудь вольности в отношении девушки. Но если и так, то он, по крайней мере, все исправляет, давая брачный обет. Конечно, обо всем этом деле еще будет ходить много сплетен. Люди станут подхватывать и пережевывать всякую дошедшую до их ушей пикантную подробность, переворачивая ее и так и сяк, лишь бы найти в этом хоть какую-нибудь новость.

В течение всей поездки Эриенн была погружена в свои мысли и не испытывала желания быть с отцом приветливой. Она забилась в уголок салона и закуталась в плащ, чтобы хоть как-то согреться в этой продуваемой ветрами карете. Готовясь к этому дню, она надела платье, которое теперь считалось ее лучшим нарядом. Свадебного платья у нее не было. На самом деле Эриенн и не хотела нарядно одеваться, особо этим подчеркивая, мю радости по поводу свадьбы она не испытывает. И все же это был день ее свадьбы, и она тщательно вымылась и расчесала волосы так, чтобы они приняли наилучший вид. Это было самым меньшим, что она могла сделать.

Колоса экипажа застучали по узким улочкам Карлайла. Высунувшись в окошко, Эйвери крикнул кучеру, куда ехать, и через несколько минут они оказались у небольшой, сложенной из камня церквушки в предместье города. Когда они подъехали, карета лорда Сэкстона, запряженная лоснящимися вороными лошадьми, была уже перед церковными порогами. У кареты ожидали его кучер и лакеи. На них были белые чулки, темно-зеленые с черной отделкой камзолы и панталоны. Сама карета была пуста, и поскольку в церковном дворе присутствия лорда не наблюдалось, мэр быстро сообразил, что жених ждет свою невесту внутри церкви.

Эйвери пошел внутрь и тут же увидел Торнтона Джаггера и пастора, которые стояли около высокой узкой конторки, чуть сбоку от того места, где начинались ряды скамей. В самом центре главных ворот церкви, широко расставив ноги и скрестив руки на груди, замер в ожидании человек с бочкообразным торсом, одетый в черные сюртук и панталоны. Больше никого в церкви не было. Хотя наряд этого человека был более мрачен, чем у лорда Тэлбота, Эйвери решил, что о разнообразных вкусах благородного дворянства можно не спорить. Он откашлялся.

— Э-э… ваша светлость… — начал он.

Мужчина поднял брови несколько удивленно:

— Если вы обращаетесь ко мне, сэр, то меня зовут Банди. Я — человек лорда Сэкстона… его слуга, сэр.

Эйвери покраснел от своей ошибки и фыркнул, чтобы скрыть свое смущение.

— Конечно… а-а… его слуга. — Он оглядел помещение церквушки и не нашел никого, кто мог бы носить высокий титул. — А где же его светлость?

— Мой господин в доме священника, сэр. Он присоединится к вам, когда подойдет время.

Эйвери выпрямился, не зная, обижаться ему или нет, поскольку в голосе лакея звучала категоричность, не допускавшая даже мысли, что будущий тесть может присоединиться к его светлости. Вполне очевидно, что мэру придется потерпеть, если он хочет удовлетворить свое любопытство.

Парадные двери медленно открылись, и в церковь вошел Фэррелл. Он шел с высоко поднятой головой, которую держал так осторожно, словно боялся, что она свалится с плеч. Фэррелл устроился на одной из задних скамей и прикрыл глаза. Он собирался так просидеть, если его не побеспокоят, до самого конца службы.

Эриенн прошла к передней скамье. Она знала, что сейчас ее жизнь приближается к своему концу. Девушка чувствовала себя словно преступник, который готовится к последнему в своей жизни, предстоящему у виселицы событию и не знает, завершатся ли все его страдания петлей или все-таки ему и в самом деле уготованы муки ада. Не желая стоять на трясущихся ногах, она опустилась на скамью и тихо сидела там, одинокая в своем горе, нисколько не сомневаясь, что отец сообщит ей, когда церемония начнется.

Преподобного Миллера как будто не беспокоило отсутствие жениха. Он был занят подготовкой бумаг, проверял, правильно ли все написано, ставил на них свою подпись и прикладывал печать. Торнтон Джаггер размашисто расписался, указав себя в качестве свидетеля, потом Эйвери, низко склонившись над бумагами, тщательно выписал свою фамилию под подписью адвоката. Когда Эриенн попросили выйти вперед и вручили ей перо, она пережила этот момент и смогла скрыть дрожь только чрезмерным напряжением воли. Хотя строчки документа плыли у нее перед глазами, единственным намеком на то, что она волнуется, было быстрое биение жилки на ее шее, сразу же под тонко очерченным ухом.

Процедура застопорилась, когда, как оказалось, предполагаемый жених к ним так и не присоединился. Раздраженный затянувшимся ожиданием, Эйвери спросил резко:

— Ну и что, выберется ли его светлость из своей норы? Или он намерен снова поручить ведение дела своему адвокату?

Преподобный Миллер поспешил развеять его страхи:

— Я уверен, что лорд Сэкстон пожелает произнести свадебную клятву сам, сэр. Сейчас я пошлю за ним слугу.

Священник махнул Банди, и тот заторопился через томный зал к находившемуся в конце его алькову. Он скрылся в сводчатом проходе, и прошла, наверное, целая вечность, прежде чем из коридора снова донеслись шаги. В этот раз они казались какими-то странными. За глухим стуком следовал скрежещущий звук, как будто что-то волочили по полу. Пока Эриенн к ним прислушивалась, в память ее ворвались слова, услышанные в толпе:

— Изуродованный! Обезображенный шрамами!

Кошмарный отзвук шагов затих, и показался лорд Сэкстон, сначала, правда, черный силуэт в ниспадающем плаще, который скрывал бо́льшую часть тела. Верхняя часть его корпуса неясно виднелась в сумраке зала, но когда он вышел туда, где было светлее, Эриенн охнула, так как увидела, почему он передвигался таким странным образом, словно ноги у него заплетались. У правого сапога лорда была тяжелая клинообразная подошва, словно она предназначалась для выпрямления изуродованной или вывернутой ноги. После каждого шага он подтягивал утяжеленную ногу, которая оставалась сбоку, и ставил ее рядом с другой ногой.

Сознание Эриенн словно замерло, и она смотрела на своего жениха, застыв от ужаса. Она настолько была напугана и охвачена полным безразличием к происходящему, что чувствовала, что не пошевелила бы и мускулом, если бы сейчас ей представилась возможность убежать. Она стояла, словно прикованная к полу, в полном неведении, как же выглядят остальные части тела ее суженого. Неохотно Эриенн подняла глаза, и когда весь он оказался в свете свечи, колени девушки чуть не подогнулись под ней. То, что она увидела, было страшнее всего того, что она себе представляла или к встрече с чем готовилась.