(Англия) Элизабет Чедвик - Зимняя мантия

Она протянула Симону свернутый кусок льна длиной примерно в фут.

– Я нашла это, когда мы собирались. Надеюсь, Симону будет приятнее смотреть на эту вышивку, чем на голую стену.

На ткани шерстяной нитью была вышита сцена прибытия нормандцев во Францию. Симон пришел в восторг. Впервые за много дней он улыбнулся. Он взглянул на Джудит с благодарностью – вся неприязнь испарилась.

– Благодарю вас, миледи.

Она тоже искренне улыбнулась.

– Тебе нравится?

– Да, миледи.

– Я рада. Надеюсь, что, когда мы в следующий раз увидимся, ты уже будешь ходить. – Она кивнула и направилась к двери. Уолтеф знаком дал Симону понять, что вернется, и пошел за ней.

Он догнал Джудит в узком коридоре, ведущем к лестнице.

– Вы очень добры, – заметил он с гордостью и нежностью.

– Это был голос моей совести.

Он печально покачал головой.

– Почему вы никогда не признаетесь в более человеческих чувствах? – Он поднял руку, чтобы погладить ее по щеке. – Ах, Джудит, я никогда не встречал такой женщины, как вы… и никогда не хотел другой так сильно.

– Вы не должны… – начала она, но он прижал палец к ее губам.

– Я знаю, что я должен и чего не должен, – сказал он. – Но знать – еще не самое главное. Вы ведь понимаете, что это последний раз, когда мы можем побыть наедине.

– Может, это и к лучшему, – с трудом выговорила она. – Нам не следовало встречаться без разрешения дяди… – Она ахнула, когда он наклонился и поцеловал ее.

Джудит одновременно охватил жар и холод. Она понимала, что должна оттолкнуть его, дать ему пощечину, закричать, позвать на помощь, но ничего подобного не сделала. Ее опьянил его запах, сила и нежность его рук и приятное, но опасное ощущение поцелуя. Еще она почувствовала, как что-то твердое прижалось к ее животу. Она сразу поняла, что это. Она была невинной, но того же нельзя было сказать о ее служанке Сибилле, которая охотно делилась своими познаниями с госпожой.

– Пока ваши юбки не задраны, а его петушок в штанах, вам ничего не угрожает! – хихикала Сибилла. Джудит ругала ее, но на самом деле ей хотелось узнать еще больше. Теперь командовало тело, а не разум. Она понимала, что поддается искушению, но ей было почти все равно. Она обхватила его руками, чтобы прижаться еще ближе.

Оба долго не могли отдышаться, когда поцелуй прервался.

– Возможно, твоей матери пора обо всем узнать, – сказал он. – Ты мне нужна, Джудит.

Она облизали губы, снова почувствовав вкус поцелуя. Ни один мужчина не вызывал в ней таких ощущений. С другой стороны, ни один мужчина не позволял себе подобных вольностей.

– Не знаю, возможно ли это, – прошептала она.

– Я об этом позабочусь, – уже серьезно произнес Уолтеф.

Оба замерли, заслышав звук шагов.

– Джудит? – раздался нетерпеливый голос ее матери.

Джудит вздрогнула, жестом велела Уолтефу оставаться на месте и крикнула:

– Я здесь, мама. – Голос ее дрожал, губы распухли. Спускаясь по лестнице, она ощутила липкую влагу между ногами и тупую боль в низу живота, напомнившую ей о месячных.

– Где ты была? – резко спросила Аделаида. – Можно подумать, тебе пришлось заново вышить картину, а не просто отдать ее мальчику.

– Я задержалась, чтобы немного утешить его.

Аделаида довольно неловко повернулась на узкой лестнице и спустилась во двор. Там, на свету, она внимательно посмотрела на дочь. Потом приложила узкую ладонь к ее лбу.

– Похоже, у тебя жар, – с неожиданным беспокойством заметила она.

Джудит отшатнулась от материнской руки.

– Я совершенно здорова, мама.

Аделаида сжала губы.

– Все равно лучше тебе ехать со мной в повозке. И не перечь мне. В последние дни ты пользовалась большей свободой, чем позволено девушке твоего ранга. Поедешь со мной.

– Да, мама. – Джудит знала, что спорить бесполезно. Внезапно она пожалела, что попросила Уолтефа держаться подальше от нее до поры до времени, что не сдалась на его милость, и мрачно улыбнулась.

– Убери эту ухмылку со своего лица, – предупредила Аделаида. – Ты еще недостаточно взрослая, чтобы тебя нельзя было выпороть.

Джудит опустила глаза. Уолтеф сказал, что хочет взять ее в жены. Хотя она и не была уверена, что хочет стать его женой, жизнь с ним будет в десять раз лучше, чем с ее грозной матерью.

Джудит одним плавным движением протягивала иголку с золотисто-красной шерстяной ниткой сквозь ткань. Она вышивала волосы одного из рыцарей. Они были длинными – не такими, как у других, волосы которых были коротко подстрижены, как заведено у нормандцев. Она вышила всаднику золотистую бороду и одарила его голубым плащом. Его развевающийся плащ был с белой опушкой. Рядом с ним на гнедой кобыле ехала женщина.

– Он тебе нравится, верно? – спросила Агата, средняя дочь Вильгельма, присаживаясь рядом с ней на скамейку и доставая иголку.

Джудит не стала делать вид, будто не понимает, о чем говорит Агата. Любой бы понял, что вышитый всадник – Уолтеф.

– Он спас мне жизнь, – сказала она. – Я хочу его запомнить… И… да ведь он всем нравится.

– Не всем, – фыркнула Агата, выбирая темно-зеленую нитку. – Эдвин говорит, что его вообще не следовало выпускать из монастыря.

Джудит сделала несколько быстрых точных стежков и едва сдержалась, чтобы не закатить Агате пощечину. Все знали, что Эдвин Мерсийский ухаживает за Агатой. Вильгельм открыто поощрял эти ухаживания, и это вызывало у Джудит подозрения. Вильгельм никогда так явно не демонстрировал своих намерений.

– Чего еще ждать от Эдвина, – сказала она. – Он не хочет, чтобы Уолтеф потребовал у брата вернуть ему Нортумбрию.

– Уолтеф недостаточно силен, чтобы сместить Моркара, – презрительно заявила Агата. – Он неопытен и ничего не смыслит в управлении.

– Это не значит, что он на это неспособен, – возразила Джудит. – И он – наследник по крови.

Агата вспыхнула.

– Мой отец не хочет перемен, – произнесла она с неожиданной злобой. – Он скорее отдаст меня Эдвину, чем согласится на твой брак с Уолтефом Хантингдонским.

Джудит одарила Агату злым взглядом.

– Твой отец хочет, чтобы Эдвин был у него на крючке, – холодно заявила она. – Глупо с твоей стороны питать какие-то надежды.

– Я не просто наживка на крючке, – огрызнулась Агата. – У Эдвина хорошая родословная. Отец выдаст меня за него. И вообще, Эдвин говорит, что Уолтеф просто большая, тупая дубина.

– Тупая дубина, которая умеет читать и писать, – спокойно возразила Джудит. – Тупая дубина, к которой наши нормандцы-придворные отлично относятся. А твой Эдвин умеет только красиво одеваться и бахвалиться.

– Все равно ему тебя не отдадут.

Джудит пожала плечами, как будто ей было безразлично, что случится.

– Я могу вышить его портрет на картине, но это не значит, что я жажду выйти за него замуж.

– Разве? – проницательно спросила Агата. – А я слышала, что твоя мать держала тебя взаперти, чтобы ты с ним не встречалась.

Джудит выпрямилась.

– Тогда ты слушала сплетни в темных уголках. – Она отложила вышивание. – Я не сделала ничего, заслуживающего порицания.

Агата подняла брови.

– Ты раньше не была такой сердобольной в отношении больных, – заметила она. – А здоровье Симона де Санли тебя глубоко трогало.

– Он пострадал при мне. Разумеется, я о нем беспокоилась, – раздраженно сказала Джудит. – Я все еще боюсь, что он останется хромым на всю жизнь.

– И это не имеет никакого отношения к посещениям мальчика английским графом.

Джудит вскочила. Какая же все-таки стерва ее кузина!

– Конечно, не имеет.

Агата недолго молчала, потом презрительно заявила:

– У Уолтефа есть любовница в Фекаме – шлюха из Гюрделя, что около гавани.

– Подозреваю, что и это ты узнала от Эдвина. – Джудит стояла к кузине спиной, чтобы та не видела выражения се лица.

– Нет, мне рассказал об этом брат, Робер. Он был там с друзьями и видел его с ней. Робер еще сказал, что за деньги она готова на любые пакости. И у нее волосы – как у тебя.

Джудит осторожно поставила корзинку с вышивкой на скамейку.

– Личная жизнь графа Хантингдонского меня интересует меньше всего, – ледяным тоном заявила она. – Твоя болтовня мне надоела, Агата, не желаю ничего больше слышать. – С гордо поднятой головой она вышла из комнаты и присоединилась к матери и сестре, вышивавшим тунику для отсутствующего отчима.

Молчание нарушила Аделаида, вздохнув и отложив в сторону рукоделие.

– Хочу тебе сказать, что от мужа прибыл посланник. Я не была уверена, стоит ли тебе говорить, но решила, что скрывать это ни к чему. Скоро все будут знать. В Англии волнения.

Джудит и Адела встревоженно подняли голову. Они не были особенно близки с отчимом, но он был членом семьи, и обе почувствовали укол страха.

– Воры и бунтовщики объединились и устроили беспорядки. Ваш отчим говорит, что ситуация напоминает бурлящий котел, с которого вот-вот сорвет крышку. – Аделаида прямо не говорила, что боится за жизнь мужа, но Джудит уловила ее беспокойство.

– Дядя Вильгельм пошлет кого-нибудь на помощь, – быстро нашлась она.

Аделаида кивнула.

– Он уже собирается пересечь пролив и положить конец этому безобразию раз и навсегда. Они дорого заплатят, – В ее голосе слышалась ярость.

– А заложников он возьмет с собой?

– Этого я не знаю, но очень надеюсь, что возьмет. Они здесь только пьют и едят и оказывают дурное влияние на нашу молодежь.

– Когда дядя уезжает? – спросила Джудит, склонив голову, чтобы мать не заметила раздраженного выражения ее лица.

– Как только соберет войска и подготовит суда. Твой отчим слышал, что северяне обратились к датчанам… Нельзя допустить, чтобы к ним присоединились англичане.

Уолтеф был наполовину датчанином. К кому он присоединится во время смуты – к бунтовщикам или к ее дяде?