– Вы вдовствующая графиня, – поправил ее Симон, – а землями распоряжается король. Может отдать их кому захочет.

Лицо ее стало белее мела.

– Прошло десять лет со смерти моего мужа. Я разумно управляла этими землями. У него нет оснований для такого приказа. – Она почти вырвала у него пакет.

– Король хочет укрепить графства войсками.

– Ха! – воскликнула она. – Тогда почему он прислал калеку?

Слова были намеренно жестокими. Еще в детстве Симон научился не реагировать, поэтому не отвел взгляда.

– Это недостойно вас, миледи. Я полагал, вы выше подобных оскорблений.

Она покраснела, глаза блеснули.

– А разве справедливо приезжать и отбирать у меня земли, которыми я управляла в течение десяти лет? Разве это не оскорбление?

– Нет, миледи, – спокойно возразил Симон. – Никто не сомневается в ваших способностях или вашей справедливости. Но вы не можете вести людей в бой или принимать военные решения – для этого нужны подготовка и опыт.

– Вы тоже не можете, милорд, – отрезала она, окидывая презрительным взглядом его хрупкую фигуру.

– Тут вы ошибаетесь, графиня, – спокойно заметил он, потому что давно понял, что умение держать себя в руках – половина успеха. – Если бы я был хвастуном, я бы перечислил кампании, в которых принимал участие, и свои военные должности при нормандском королевском доме. Но на это уйдет слишком много времени. Наверное, я не могу управляться с топором так, как ваш муж, но у меня много других достоинств. Вы – богатая вдова, еще можете рожать, у вас юные дочери. Эти владения – лакомый кусок, и, прямо говоря, король желает закрепить их за человеком по своему выбору, а не за теми, кто станет наживаться за его счет, включая вашу мать, отчима и их сыночка. Мне очень жаль, но сколько бы вы ни возмущались, вы ничего не можете изменить…

– Люди никогда вас не примут! – выкрикнула она.

– Приняли же они вас, – заметил он, – несмотря на слухи, что вы попустительствовали казни вашего мужа.

Удар пришелся в больное место, Джудит отшатнулась.

– Нет! – Она попыталась взять себя в руки. – Я ездила к королю и на коленях просила разрешить перенести тело Уолтефа в Кроуленд.

– Из чувства вины, – мягко поправил Симон, – не скорби. Может быть, вы и не способствовали смерти вашего мужа, но вы и ничего не сделали, чтобы спасти ему жизнь. – Внезапно он почувствовал себя таким усталым, будто весь день провел на поле боя. Он с трудом встал и направился к двери. Каждый шаг причинял ему боль, но гордость не позволяла хромать.

У дверей на стуле сидела служанка Сибилла, приложив ухо к тяжелой дубовой двери.

– Я бы не отказался от кувшина вина, – вежливо обратился к ней Симон.

Сибилла присела в реверансе. На ее лице появилась улыбка.

– Вы изменились с той поры, когда я видела вас в последний раз.

Симон улыбнулся в ответ и почувствовал, как спадает напряжение. Его всегда удивляло, как у такой правильной и холодной Джудит может быть такая земная, озорная служанка.

– Не уверен, что к лучшему, – печально пробормотал он, – и я могу сказать то же самое о твоей госпоже.

– Она со всеми такая суровая. – Сибилла бросила взгляд на дверь, чтобы убедиться, что Джудит не может ее слышать. – И вдвое строже к самой себе. – Она взглянула на него. – Не думаю, что вы приехали сюда, чтобы смягчить эту суровость.

– Я здесь, – пояснил Симон, – по приказу короля, и надо быть совсем лишенным тщеславия, чтобы его проигнорировать. Я не смогу помочь вашей госпоже, если она не поможет сама себе.

– Сомневаюсь, чтобы она знала как, – вздохнула Сибилла. Глаза горели любопытством – она была слишком заинтригована.

– Так ты принесешь вино, или мне послать за ним кого-нибудь из своих людей? – спросил Симон более резко, чем хотел.

В глазах Сибиллы мелькнула неприязнь.

– Не надо, я принесу. Но не забывайте, что я драла вас за уши, когда вы таскали печенье со стола графини Аделаиды. – Она вышла, задрав нос. Симон, потирая лоб в том месте, где стала пульсировать боль, вернулся назад, в комнату Джудит.

Она стояла у оконного проема, глядя на лист пергамента в своей руке. Она явно прочитала послание – об этом говорили ее выражение лица и ледяной взгляд.

– Этому никогда не бывать, – произнесла она с едва сдерживаемой яростью.

– Я вижу, эти новости потрясли вас, миледи. – Симон старался не показать, как он устал. – Но я прошу вас смириться с неизбежным.

– Никогда! – со страстью произнесла Джудит. Симон знал, что все бесполезно, но все же заговорил, потому что обещал.

– Если вы пожелаете сохранить свое положение, это возможно, если вы согласитесь стать моей женой.

Слова разрезали воздух, как раскаленные прутья, и Симон почувствовал их жар на своем лице. Руфус передавал ему графство на определенных условиях. Пусть женщины будут в безопасности и ни в чем не нуждаются. Дай Джудит возможность снова выйти замуж, пока есть еще соки в ее теле, пока она еще может рожать.

– Согласиться стать вашей женой?.. – повторила она и оглядела его с ног до головы так, будто перед ней было какое-то мерзкое насекомое, только что выползшее из-под камня. – Если вы не шутите, тогда вы помешались.

– Я не шучу, и я не помешался. – Симон был спокойным. – Брак со мной укрепит ваш статус и повысит мой. У вас еще могут быть дети. Я выполню воинские обязательства, возложенные на меня Руфусом. Брак будет выгоден для нас обоих, если вы забудете про свою гордость и будете кежливы.

– Я не могу испытывать к вам ничего, кроме презрения, – заявила Джудит. На ее лице было написано такое отвращение, что Симона передернуло. Он не привык к таким женским взглядам.

– Вы считаете меня ниже вас? – спросил он. – Вы считаете, что я – подпорченный товар и мой ранг не достоин уважения?

Губы Джудит искривились.

– Когда мой первый муж меня предал, я поклялась, что никогда больше не выйду замуж. Я испытывала вожделение к Уолтефу Сивардссону, и это не принесло мне ничего, кроме горя. Ни один мужчина этого не стоит. Я отдала свою веру Богу.

– Значит, вы отказываетесь?

Ее губы сжались в тонкую полоску.

– Я бросаю свой отказ вам в лицо.

В комнату вошла Сибилла с вином и двумя чашами.

– Вот и мы, – весело сказала она.

– Сэр Симон уходит, – заявила Джудит, не глядя на служанку.

Симон прищурился. Подошел к Сибилле, взял кувшин и налил вина в одну из чаш.

– Я уйду, когда пожелаю, – объявил он, – и пойду я не дальше зала. Вы сами за себя решаете, миледи, а за меня решает король. Разумеется, вы можете остаться в этой комнате, я найду себе другую, но с этого момента вам должно быть ясно, кто здесь хозяин.

Джудит смотрела на него так, что он понял: если бы взглядом можно было убить, он был бы мертв. Он не отвел глаз, сохранив на лице спокойное выражение, но сердце тяжело билось в его груди. Все еще глядя на нее, он медленно поднял чашу к губам и выпил вино.

Джудит не сдавалась, но он видел, что она начинает дрожать, хотя, возможно, от злости. Он допил вино, поставил чашу на сундук и направился к двери.

– Подумайте о моих словах, миледи, – напомнил он. – Трудно поступиться гордостью, но еще труднее жить с нею.

– Вы знаете мой ответ, – сухо произнесла Джудит. – Я лучше буду ходить в лохмотьях, чем отдамся вам.

– Будем надеяться, что до этого не дойдет, – усмехнулся Симон и вышел.

У нее была железная воля. Он почти ждал, что услышит звук разбиваемой о дверь чаши или что вслед полетит подсвечник, но за спиной была тишина.

Он прислонился к стене и закрыл глаза. Он с удовольствием бы опустился на пол, но не рискнул – вдруг Джудит появится из своей комнаты и увидит его. Он знал, что сейчас он не в состоянии выйти в зал к людям, он должен сначала прийти в себя.

Лицо овевал легкий ветерок. Он открыл глаза и посмотрел в узкую бойницу. Отсюда он видел внутренний двор, зелень и пестрые краски ухоженного сада. Он выпрямился и неуверенными шагами направился туда.

Глава 23

Матильда начала волноваться. Мать все не показывалась, а она уже не знала, о чем еще поговорить с гостями. В кувшины налили свежего вина, от печенья остались только крошки. Симона де Санли тоже не было, и рыцари, сидящие за столом, начали беспокоиться.

Что ей делать? Ничего подобного с ней еще не случалось. Она даже не имела представления, зачем Симон де Санли сюда приехал.

Она повернулась к Обри де Мару.

– Если вы останетесь здесь на неделю, тогда мне следует побеспокоиться о том, где вы будете спать. Я пойду и займусь этим делом.

– Разумеется, миледи, – развел руками рыцарь. На его лице было забавное сочетание облегчения и тревоги. Она догадывалась, что он рад был закончить вежливый разговор, но одновременно его озадачивало отсутствие милорда.

Когда она поднялась, сестра встала со скамейки, где до сих пор сидела, напуганная необходимостью снова развлекать гостей.

– Где мама? – прошипела она, схватив Матильду за руку. – Что она делает?

Матильда пожала плечами.

– Скорее всего у себя, беседует с Симоном де Санли о тех делах, которые привели его сюда.

– А какие это дела, как ты думаешь?

– Не знаю, но, наверное, важные. Похоже, де Санли один из приближенных короля. Кстати, если эти люди проведут здесь несколько ночей, нужно будет позаботиться об их ночлеге. Мне нужен ключ от сундука с постельным бельем, который висит на поясе у мамы.

– Она рассердится, если ты ее побеспокоишь, – предупредила сестра.

Матильда пожала плечами.

– Она постоянно сердится, не по одному поводу, так по другому. Какая разница?

В этот момент они как раз проходили мимо бойницы, и Матильда резко остановилась. В ее саду находился незнакомец, сидел на скамье под ее яблоней. Даже на расстоянии можно было разглядеть, что он в доспехах и при мече. Скорее всего, это Симон де Санли. Он уже не с ее матерью, но по какой-то причине предпочел одиночество в саду компании в зале.