Королева призвала своих женщин, чтобы те завершили ее туалет. Надеть она решила тот же наряд, который носила днем ранее, включая усыпанную драгоценными камнями сетку для волос и диадему. Пусть все видят, что она по-прежнему гордая герцогиня Аквитании.

Внутренний двор кишел людьми: кто-то забирался в седло, кто-то прощался, кто-то навьючивал на лошадь багаж. Она увидела, как Гарри садится на иноходца – с плотно сжатыми губами и жестким взглядом. Потом он, правда, улыбнулся на публику – грозной, яростной улыбкой – и швырнул в стайку детей непомерно большую горсть серебряных монет, словно говоря: эта щедрость для меня ничто, мои богатства неисчислимы. На самом деле он черпал деньги из сундуков отца.

Ричард наблюдал за этим представлением со сложенными на груди руками и циничной усмешкой на губах. В глазах же его таилась еще и зависть. Алиенора догадывалась, что он тоже хотел бы сейчас вскочить на коня и уехать прочь в компании мужчин, хотя ни за что бы не признался в подобном желании. Его привлекала отцовская власть и в то же время вызывала презрение. Он знал, что сам распорядился бы этой властью куда более разумно и благородно.

Краем глаза Алиенора заметила Уильяма Маршала, седлающего поодаль жеребца, и подошла к нему. Уильям немедленно убрал ногу из стремени и поклонился:

– Госпожа.

– Не знаю, как сложится будущее, но если ты верен своей клятве, то береги моего сына, – проговорила она, прикоснувшись к его руке в латах. – Возлагаю эту задачу на тебя.

– Госпожа, я поклялся служить вам до последнего своего дня и поклялся служить молодому милорду, когда он стал королем. От своего слова я не отступлю. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить его.

– Тогда да хранит тебя Господь и поддерживает в тебе силы, ибо Гарри нуждается в тебе.

– Я не подведу вас, госпожа.

Уильям поцеловал сапфир на ее перстне. Алиенора подумала, сняла перстень и протянула его рыцарю.

– Этого хватит, чтобы купить запасную лошадь или что-то еще, – объяснила она. – На тот случай, если произойдет нечто непредвиденное. Держи перстень при себе и никому не рассказывай о том, что он у тебя есть.

– Госпожа. – Уильям надел кольцо на ремешок, на котором висел его крест, и заправил под рубашку.

Алиенора оставила его и приблизилась к Гарри, чтобы обнять сына.

– Мама, не беспокойся обо мне, – беспечно бросил он. – Вообще-то, мне даже нравится, что папа пригласил меня поохотиться.

Алиенора в замешательстве смотрела на Гарри: что кроется под его широкой улыбкой, все или ничего? Понимать старшего сына становилось так же трудно, как Генриха.

Подъехал Генрих на белом иноходце и резко дернул поводья. Конь раздул ноздри, на удилах показалась розовая пена. Алиенора никогда не видела, чтобы супруг спокойно управлял лошадью.

– Ну что, закончила свои прощальные нежности? – спросил он.

Она присела перед ним в небрежном реверансе. Для него у нее не было ни одного нежного слова.

– Да, господин супруг, закончила.

– Хорошо. Я пошлю гонца из Шинона.

С тяжелым сердцем она смотрела, как они выезжают за ворота. Подошедший к ней Ричард тихо поинтересовался:

– Мама, что теперь?

– А теперь мы будем ждать, – ответила она.

В свои покои Алиенора вернулась измученная, но в приподнятом настроении. Когда Генриха нет рядом, она снова может дышать, и ей предстояло многое сделать. Приказав позвать писца, она продиктовала письма вассалам, чтобы хоть как-то исправить вред, который нанес ее авторитету оммаж Раймунда Тулузского Генриху. Ричард направил бурлящие в молодом теле силы на то, чтобы поехать со своими рыцарями в дозор. Тем самым он лишний раз проявил умение вести за собой людей и продемонстрировал всем, что Аквитания по-прежнему находится в твердых руках своих правителей.

Изабелла с утра сидела в покоях Алиеноры, но держалась в стороне. Она показала Иоанне и Белле, как кладется один особенно красивый стежок, потом принесла к окну станок для плетения, чтобы Иоанна могла смастерить воротничок для своей ручной белки. Алиенора наблюдала за подругой и хмурилась.

– Ты не должна была оставаться со мной, – произнесла она, оторвавшись на минуту от диктовки. – Может, было бы даже лучше, если бы ты уехала.

Изабелла смотрела на нее со стоическим спокойствием:

– Вчера мы с Амленом обсудили это. Я объяснила, что вам может понадобиться мое присутствие и иногда нужно, чтобы за Иоанном и Иоанной приглядывал кто-то, помимо нянек. Если вы все-таки пожелаете, чтобы я уехала, то могу завезти детей в Фонтевро. Но наши сыновья так хорошо играют друг с другом, я подумала, что они были бы рады побыть вместе еще немного.

– Что еще ты обсуждала с Амленом? – спросила Алиенора. – Может, он оставил тебя шпионить за мной? – Она слышала горечь в собственном голосе, но не пыталась замаскировать ее. Порой необходимо выпустить пар, чтобы избежать взрыва.

– Разумеется, нет! – Карие глаза Изабеллы потемнели от душевной боли. – У Генриха есть шпионы получше, чем я, если ему захочется знать, что вы делаете.

– Что еще мне думать после вчерашнего? Если бы у тебя была хоть капля ума, ты бы уехала вместе с мужем.

– Я переживаю за вас. И надеялась, что смогу пригодиться. Если бы я поехала с Амленом, то только до Турени, а дальше наши пути расходились, и я осталась бы одна. Конечно, муж считал, что мне следует уехать, однако разрешил поступить так, как я сочту нужным.

– Надо было послушаться его, – бросила Алиенора. – Я знаю, Генрих следит за мной. И ты окажешься под подозрением, за тобой тоже будут следить.

Изабелла разглаживала платье на коленях.

– Он уверен, будто вы задумали свергнуть его и посадить на трон сыновей. Прошлой ночью к нему приходил Раймунд Тулузский и рассказал об этом. Амлен там был и все слышал.

Алиенора не удивилась, но все равно эти слова застали ее врасплох. Ожидать удара – это совсем не то же самое, что получить удар.

– Так я и знала! Чего еще можно ждать от змея – нет, от червя! – подобного Раймунду Тулузскому. – Она скривила губы. – Он на что угодно пойдет, лишь бы спасти себя и внести раздор в нашу семью. Хотя едва ли ему нужно сильно усердствовать с последним. Мой супруг и сам в этом преуспел. Теперь понятно, почему Генрих захотел взять Гарри с собой. Да, они отправились на охоту, но он будет следить за каждым шагом сына. – Глядя на Изабеллу, она качала головой. – Я знаю, ты хочешь, чтобы все было хорошо и правильно, но я не могу обещать тебе этого. Если Генрих попробует забрать у меня Аквитанию с помощью своих подлых интриг, я буду бороться с ним всеми доступными мне средствами до последней капли крови. Ему придется убить меня, чтобы я остановилась.

– О госпожа! О Алиенора! – Изабелла протянула к ней руки, блестя увлажнившимися глазами.

– Побереги сочувствие для других! – прикрикнула на нее Алиенора. – С вероломством Генриха я могу справиться, но не с твоими жалостливыми стонами. – Она прищурилась. – Но это не все, что ты собиралась мне рассказать, верно? Ты хотела поведать мне о слухах насчет расторжения брака. – Алиенора горько усмехнулась. – Ты не единственная, до кого доходят сплетни. А уж эту захватывающую сплетню обсуждают все кому не лень, и не услышал бы ее только глухой. – Она поднялась и встала у оконной арки. – Я планировала вернуться в Аквитанию, однако мой отъезд как нельзя лучше устроил бы Генриха. Он думает, что там я ему не мешаю. Если муж сможет присоединить мои земли к Англии как вассальные, то его влияние усилится, а моя власть ослабеет. Ричард стал бы послушным его воле герцогом, а меня он отослал бы в монастырь. Так Генрих видит будущее.

Изабелла тихо проговорила:

– Значит, до вас дошли и слухи о новом браке короля.

Алиенора поморщилась:

– Да, слышала. Но Розамунда де Клиффорд недостаточно высокого происхождения, чтобы стать королевой, что бы она ни вбила себе в голову.

– А Адель?

– О, ты и об этом знаешь? Ха-ха, вот это будет парочка! Генрих станет братом собственного сына и при этом сделает его рогоносцем. – Она через плечо оглянулась на Изабеллу. – Учитывая слабость Генриха к юным девам, я бы не стала совсем отметать такую возможность, но пока это всего лишь скандальный слух для любителей мутить воду, а таких людей предостаточно. Генриху хватает проблем, возникших в связи с убийством Бекета, он не станет еще больше испытывать терпение Церкви. – Она скорбно улыбнулась. – А в монастырь я, конечно, удалюсь, когда мои кости станут такими хрупкими, что не смогут носить мое тело, когда все до единого зубы выпадут из моего рта, и к тому времени – будь то милость или кара – мне уже будет все равно.

* * *

Прошло три недели. Алиенора готовилась отойти ко сну в своих покоях в Пуатье, когда к ней привели Уильяма Маршала. Весь день лил дождь, и рыцарь промок до костей.

– Простите, что замочил ваши полы, госпожа, но сегодня небеса словно прохудились, а я старался ехать без остановок, – оправдывался он, стуча зубами.

Одна из женщин королевы принесла полотенце, пока другая помогла Маршалу снять мокрую накидку. Алиенора послала пажа за хлебом и вином и заставила рыцаря сесть у очага, где служанка раздувала угли. Маршал глянул на волосы королевы: они были распущены по плечам и расчесаны на ночь. Алиенора заметила его взгляд, и губы ее дрогнули.

– Да, можешь смотреть, – разрешила она. – Мало кому дано увидеть свою королеву простоволосой.

– Госпожа, память об этом я буду хранить как сокровище до самой смерти, – галантно ответил он.

Она лишь повела рукой, принимая и одновременно отметая лесть.

– Какие новости о моем сыне?

Уильям провел полотенцем по лицу.

– Он прибыл в Париж и находится в безопасности, госпожа.

Алиенора вскинула брови, не уверенная, можно ли назвать Париж безопасным местом. В любом случае очевидно, что ситуация накалилась.

– И как он там оказался?

– Король и молодой господин охотились и обсуждали свои разногласия, но прийти к общему решению не могли. Милорд понял, что больше нет смысла говорить с королем, поэтому ночью мы тайно покинули Шинон и поскакали к французской границе. Когда король узнал об этом, то послал погоню, но опоздал. – Лоб Уильяма пробороздили морщины. – Милорд попросил меня посвятить его в рыцари, пока мы были в пути. Я сказал, что это должен сделать человек более высокого положения, король Франции например, но милорд не пожелал ждать. Он хотел стать рыцарем, чтобы быть вправе вести за собой людей… а поскольку его отец не посвятил его в Лиможе, милорд чувствовал, что он недостоин… – Взгляд Маршала умолял Алиенору о прощении. – Госпожа, я сделал то, о чем просил милорд, и посвятил его в рыцари на дороге, потому что он все равно добился бы своего.