Алиенора поджала губы и направила лошадь в ворота, но поехала не к дворцу, виднеющемуся за деревьями, а по узкой тропе в парк. Всем, кроме Изабеллы, она велела ждать у замковых стен. Когда Ричард начал протестовать, она резко приказала ему оставаться на месте и больше не обращала внимания на его сердитые взгляды. Сейчас ей некогда возиться с уязвленным мальчишеским самолюбием.

Тропа вилась между деревьями. Лошадиные копыта чавкали в жидкой грязи и перепрелой листве. На кустах и ветках пока не проклюнулись почки, и древесная кора была еще по-зимнему темной. Совершенно очевидно, что по тропе проходили кони, но следам и навозу не менее нескольких дней. Из этого Алиенора сделала вывод, что сегодняшние посетители избрали более длинный путь, вдоль замковых стен.

Наконец тропа подвела их к плетню. Щеколда на калитке была подвязана тонкой веревкой. Изабелла склонилась с лошади и развязала щеколду, и они оказались на расчищенном от леса участке с признаками строительства, остановленного на зиму и готового по весне возобновиться. Уже отчетливо различался фундамент для главного зала, а масштабы вырубки говорили о том, сколь грандиозен замысел. Алиенора сразу же разглядела на земле следы копыт и свежий конский навоз. Значит, лошади были тут сегодня, даже если в Вудсток не заехали.

Алиенора осматривалась с сурово поджатыми губами. Сейчас это была грязная, неприглядная строительная площадка, но через пару лет тут возникнет шикарная оправа для любимого сокровища.

– Подлец! – процедила она.

Презрение, обида и горькая злость вскипели в ее душе, когда она представила себе, как Генрих скачет из Вудстока через лес, чтобы предаться утехам с любовницей.

Изабелла потянулась к ней и взяла за руку.

Алиенора встряхнула головой, отгоняя видение.

– Что же, теперь я знаю, – сказала она. – Теперь я знаю все, что нужно. Поедем.

Она развернула лошадь и двинулась прочь. И опять она не оглядывалась, но ее знание осталось с ней, легло на сердце темным грузом.

По возвращении в Бомонт Алиенора приказала, чтобы зажгли все до последней свечки и музыканты играли самую веселую музыку для хорошего настроения и танцев. Королева облачилась в платье из шелка цвета апрельской зелени, отороченное золотом, а волосы убрала в сетку с драгоценными камнями. Ее улыбка сияла. Она была остроумна, жива и заразительно весела. Алиенора танцевала, и кокетничала, и освещала зал ярче всех свечей. Она надела эту маску для других и для себя, чтобы носить ее не снимая, пока маска не станет ее лицом.

Изабелла следила за ней с тревогой, которую не смела открыто проявить, пока Алиенора не измотала себя. Когда наконец королева споткнулась посреди танца, Изабелла подхватила ее под руку и призвала на помощь придворных дам. Вместе женщины отвели Алиенору в опочивальню, раздели и уложили. Марчиза принесла ей травяной отвар, а Изабелла села у кровати расплести Алиеноре косы и расчесать на ночь волосы.

Алиенора заставила себя приподняться, чтобы попить, но после этого силы у нее совсем иссякли.

– Я должна была это сделать, – едва слышно произнесла она. – Чтобы напомнить себе самой, кем я была и кто я есть… что бы ни случилось.

– Все так, но совсем не обязательно было делать это сегодня. – Изабелла гладила ее по волосам. – Вы еще не вполне оправились после родов. Вам надо беречь силы.

На лице Алиеноры промелькнула тень улыбки.

– Да, – кивнула она, – но именно сегодня я хотела убедиться, что еще жива.

– И чуть не убили себя!

– Бывают смерти и похуже этой, но ты не бойся. Я выжила, рожая Иоанна, и теперь так просто не сдамся. Я нужна детям. Я нужна Аквитании. А главное – я ни за что не доставлю Генриху такого удовольствия.

Веки Алиеноры отяжелели, и чаша с питьем дрогнула в ее руке. Изабелла забрала чашу и отставила на сундук. Потом сняла с себя платье и головной убор, накинула сорочку, залезла к Алиеноре в кровать и обняла ее.

Алиенора приникла к подруге. Ее тело сотрясали конвульсии, но слез не было. Изабелла утешала и успокаивала ее, пока королева не заснула. А Изабелла долго еще лежала без сна и беззвучно оплакивала гордую королеву.

Глава 32

Дувр, сентябрь 1167 года


Стояло идеальное сентябрьское утро. Синильной голубизны небеса отражались в море, которое вздымалось и опадало в мягком волнении. Западный ветерок собирал в стадо редкие облачка, пушистые, как чистая белая шерсть, и те медленно передвигались по небу, словно мирно пасущиеся овечки.

Прекрасный день. День прощания. У пристани за стенами замка качался на якорях небольшой флот, пока матросы и местные работники заканчивали грузить сундуки, бочки и тюки – все то, что одиннадцатилетняя Матильда брала в свою новую жизнь в Германии, где ей суждено стать супругой Генриха Льва, герцога Саксонии.

Больше двух лет Алиенора знала, что этот день настанет, но, сколько ни готовься, разлука – это все равно боль. Королева превратилась в комок чувств, сдерживая их в себе, не выпуская наружу ни слезинки. Ей не представить было, как она перенесет момент расставания и как будет жить дальше без Матильды. Старшая дочь стала для нее подругой и помощницей, человеком, с которым можно делиться мыслями и делить дни, тем, кто ее понимает. Потерять это все означает заново перерезать пуповину.

Генрих не стал утруждать себя проводами дочери и не приехал, чтобы повидаться с ней напоследок. Правда, он прислал письмо, в котором наказывал Матильде быть доброй и верной женой и слушаться наставников. Отец велел ей помнить о том, что она дочь короля, и сверять с этим каждое свое слово или поступок. Затем Генрих выражал гордость ею и писал, что будет молиться о ее благополучии ежедневно. Еще прислал ей ларец с драгоценностями. Подарок был хорош, Алиенора признала это, однако сомневалась, что он сам выбирал украшения для Матильды. Она не могла избавиться от разочарования и неприязни по отношению к мужу: что бы тот ни сделал, казалось, все оставляет царапины на когда-то прозрачном стекле.

Матильда щекотала и целовала братика Иоанна, сидящего на руках у кормилицы, но по зову матери подошла к ней, и они вместе с Жоффруа, Ричардом, Норой и маленькой Иоанной направились к кораблям. Когда они взошли на судно, на котором предстояло плыть Матильде, Ричард тут же отправился изучать галеру: повисел на рее, провел пальцем по планширю, заглянул под навес на палубе. Над головой у них кружили и кричали чайки, вздымались корабли на приливной волне.

Алиенора нежно поправила на Матильде мантию и улыбнулась, пряча страдание:

– Если тебе что-то понадобится, ты только напиши мне, и я сразу все тебе пришлю. Не думай, будто расстояние разделит нас.

– Да, мама. – Серые глаза Матильды смотрели серьезно и ясно.

– Поминай меня в своих молитвах, и я буду поминать тебя.

Чуть раньше Алиенора подарила дочери маленький складной триптих для домашней молельни. Каждый раз, когда Матильда будет открывать и закрывать его, она вспомнит о своей родной семье.

– Хорошо, мама.

Алиенора едва сдерживала рыдания, в то время как дочь оставалась спокойной и рассудительной. Такое бесстрашие вызывало у Алиеноры гордость.

Палуба под ее ногами качнулась. Послышалась команда готовиться к отплытию.

– До свидания, – произнесла она, вложив в голос все тепло и уверенность, которую смогла найти в себе, и обняла Матильду в последний раз.

Скорее всего, больше она никогда не увидит дочь. А даже если когда-нибудь ей выпадет снова встретить ее, то Матильда будет уже не та девочка, которая прощается с ней сейчас, а женщина, созревшая и повзрослевшая без участия Алиеноры. Она послала Всевышнему немую мольбу: Господи, храни мое дитя в этом путешествии, благослови ее и подари ей счастье!

Придворные, которым выпало сопровождать Матильду в Германию, тоже взошли на галеру. Высокого рыжеволосого Ричарда де Клера, лорда Стригойля, избрали быть их предводителем. Меч у бедра он носил с врожденной грацией и движениями был похож на кота: независимый, изящный и опасный.

– Берегите мою дочь, – сказала Алиенора сдавленным голосом. – Если хотите жить, берегите Матильду.

– Госпожа, моя жизнь ничего не будет стоить, если с принцессой Матильдой хоть что-то случится, – ответил он с поклоном. – Охранять ее – моя священная обязанность. Вы можете положиться на меня. – На его устах играла светская улыбка опытного царедворца, но чистосердечный взгляд и расправленные плечи убеждали в том, что он говорит от всего сердца.

Алиеноре очень нравился Ричард де Клер. Она с удовольствием выслушивала его любезности, когда он бывал при дворе, а в последнее время это случалось часто в связи с подготовкой к отъезду Матильды. Генрих считал де Клеров слишком могущественными и потому изъял из их управления Пембрукский замок и лишил семью графского титула. Ричард де Клер неизменно клялся в верности короне, но Генрих счел нужным отослать его на время с дипломатической миссией. С мечом де Клер хорошо управлялся и при этом обладал незаурядным красноречием, то есть прекрасно подходил для выполнения порученной ему задачи. Стареющий Вильгельм д’Обиньи, граф Арундел, тоже сопровождал Матильду. Его выбрали, потому что он, как отец нескольких дочерей и вдовец бывшей королевы Англии, стал бы идеальным спутником для юной принцессы. К тому же, имея взрослых сыновей, д’Обиньи мог покинуть свои владения без опасений за их сохранность. На галере он улучил момент, чтобы показать Ричарду и Жоффруа, как завязать на веревке прочный узел, а потом подвел мальчиков к Алиеноре:

– Мы скоро будем отчаливать, госпожа, прилив уже высок. – Его взгляд выражал сочувствие, а от всей его фигуры исходило ощущение несокрушимой надежности.

Алиенора кивнула:

– Да хранит вас в пути Господь! Вы все будете в моих молитвах.

Она сошла на берег и встала на краю пристани. Пока корабль готовился к отплытию, она стиснула под мантией руки. Матильда стояла у борта храброй фигуркой в алой накидке, под защитой мощного корпуса Вильгельма д’Обиньи. Де Клер в это время ходил по судну, следя за тем, чтобы все было в порядке.