– Благодарю тебя. – Молодой человек бросился обнимать Генриха, но тот ловко уклонился от братских объятий.

– Сядь, пока не упал, – сказал он с усмешкой, и когда брат плюхнулся обратно на скамью, сам принялся расхаживать по комнате. – Наш кузен оставил горевать не только вдову, но и сестру.

Вильгельм непонимающе заморгал:

– Но она монахиня, настоятельница монастыря в Ромси.

– Да, в монастыре она уже почти десять лет. – Генрих в задумчивости теребил бороду. – Но я подумал, что может, теперь, унаследовав состояние брата, она не прочь будет вернуться в мир.

– Господь с тобой, Генрих, ты же не хочешь забрать ее оттуда! – Даже Амлен утратил свою обычную безмятежность придворного.

Король пожал плечами:

– Такое случалось, и папа римский не станет вмешиваться, потому что нуждается в моей поддержке. Я подумывал о нашем кузене Матье, сыне тети Сибиллы.

Амлен чуть не подавился вином:

– Но забрать ее из монастыря, где она провела уже целых десять лет… Боже праведный, да она ведь не просто монашка, а настоятельница!

– Она мне еще спасибо скажет, – заявил Генрих. – Будучи последней в своем роду, она обязана произвести на свет наследников.

Для Амлена этот довод, казалось, вовсе не имел значения. И тем не менее Генрих приходился ему братом и королем, которому он присягал на верность.

– Что ты скажешь Алиеноре?

– Ничего, – ответил Генрих. – Она сама скоро обо всем узнает. – Он насмешливо хмыкнул. – Ни к чему ворошить муравейник, если можно обойтись без этого.

* * *

– Как ты мог! – воскликнула Алиенора. Ее трясло от негодования. – Ты хуже змеи! Из всех женщин в христианском мире, которых ты мог дать в жены Матье Эльзасскому, тебе понадобилось вытащить из монастыря Христову невесту, и все лишь ради того, чтобы захватить побольше власти! А ведь она, кроме прочего, твоя родственница!

Генрих стоял выпятив грудь, а Алиенора терпеть не могла эту его позу. Он будто превращался в статую, от которой слова Алиеноры отскакивали, не возымев никакого воздействия. Всем своим видом Генрих демонстрировал, что мнение супруги ничего для него не значит.

– Я делаю это, чтобы сохранить наши земли для нас и наших наследников, – наконец снизошел он до ответа. – Не будь в этом необходимости, мне бы и в голову такое не пришло.

Алиенора не могла сдержать презрения:

– Ты считаешь, это может служить оправданием?

Он приподнял и опустил плечи:

– Возмущайся, сколько тебе будет угодно, госпожа супруга, мое решение останется неизменным. Радуйся, что я не настаиваю на скором браке графини де Варенн; твою просьбу я выполнил, но легко могу передумать. – И он ушел, оставив ее кипеть от злости.

Всегда одно и то же, думала Алиенора. Когда она высказывала свое несогласие, Генрих либо отмахивался и уходил, либо угрозами заставлял принять его решения. Для него существует лишь один советчик – он сам. Да, кажется, для Марии Булонской она ничего не сможет сделать, но, по крайней мере, Изабеллу на время оставили в покое.

Глава 17

Осень 1160 года


Алиенора рассматривала рукоделие, которое привезла с собой из Англии. Она пока не приступила к вышивке, но на ткань уже был нанесен рисунок – охотничья сцена.

Три последних дня она гостила у матери Генриха в аббатстве Бек. Со дня на день ждали прибытия самого короля, которого Алиенора не видела с Рождества в Фалезе. Она не особенно скучала по нему и предполагала, что это чувство взаимно.

Двоих младших сыновей Алиенора в Руан не привезла. Ричард к трем годам стал таким непоседой, что с ним не было ни минуты покоя, даже когда за ним присматривала Годиерна. А если к его проделкам добавить капризы двухлетнего Жоффруа, то для стареющей императрицы их присутствие станет слишком утомительным – детей она предпочитала видеть, а не слышать. Гарри, пяти с половиной лет, и Матильда, четырех лет, уже умели хорошо себя вести.

Сейчас Гарри вместе со своим незаконнорожденным братом занимался верховой ездой. Алиенора давно смирилась с существованием Джеффри, потому что иного выбора не было, но он по-прежнему оставался для нее источником тревоги. При каждой новой встрече с ним она видела, что мальчик стал еще выше, еще сильнее и крепче. Хотя его вроде бы готовили к церковной жизни, в нем не было ничего монашеского. Джеффри – отнюдь не усидчивый тихий ребенок с опущенным долу взором, а подвижный маленький воин. Императрица была с ним строга, но в то же время смотрела на него любящими глазами. По ее распоряжению мальчика учили военному мастерству, и Алиенора начала сомневаться: правильно ли она сделала, отправив его сюда? Не лучше ли было оставить его при своем дворе? Из-за борьбы за английскую корону императрица не могла уделять много времени Генриху, когда тот был ребенком. Возможно, с Джеффри она возмещала то, что недополучила с сыном, и обращалась с внуком как с принцем, а не как с внебрачным отпрыском.

Маленькая Матильда увлеченно копалась в корзинке с мотками шерсти. Она отыскала зеленую нить, вдетую в иголку.

– Мама, ты эту нитку хотела?

Ее волосы блестели в ярком свете от пламени очага – густые, золотистые, как у Алиеноры, но с оттенком меди.

– Да, любовь моя, зеленый мне очень подойдет.

Получив одобрение, Матильда с удвоенным рвением принялась перебирать мотки. Потом она вытащила розовую нить:

– И эта?

– Да, и эта тоже подойдет.

Матильда отдала матери находку и снова запустила руку в корзинку. На этот раз ей попался синий моток.

– Думаю, трех цветов для начала будет достаточно.

Со смехом Алиенора посадила дочь к себе на колени. Затем Матильда загорелась желанием вышивать мамину картинку с охотниками. Алиенора не возражала. Она позволила ей взять иголку с ниткой и сделать несколько стежков в той части рисунка, где не требовалось тонкой работы. Как мать и предполагала, девочке довольно быстро наскучило это занятие, и она убежала играть с куклой.

– Если будет нужно, я распущу эти стежки, – сказала Алиенора свекрови, которая без единого слова наблюдала за сценой, – но для ребенка ее возраста они очень аккуратны, и я постараюсь сохранить их.

– Она одаренная девочка, – признала императрица.

– О да, госпожа, весьма. – Алиенора издала печальный вздох. – Я молю Господа, чтобы в будущем мужчины не слишком злоупотребляли ее способностями, ибо такова жизнь. Нужно готовить ее к трудностям. А от умения вышивать никакого проку нет.

– Вы с Генрихом уже думали о ее браке? – спросила практичная императрица.

– Пока лишь в общих чертах. У нас еще есть несколько лет. – В голосе Алиеноры зазвучали горькие нотки. – Конечно, если только Генрих вдруг не придумает чего-нибудь.

Императрица, страдающая от боли в суставах, переменила позу.

– Знаю, тебе трудно смириться с тем, что твоему сыну предстоит жениться на дочери твоего бывшего мужа, но нельзя отрицать, что это стратегический шаг и он укрепит наши владения.

– Я и не отрицаю, госпожа, – ответила Алиенора. – Умом понимаю это, но сердцем – нет и никогда не пойму. И меня беспокоит то, что Генрих, похоже, не испытывает никаких угрызений совести.

После того, что он сделал с бедняжкой Марией Булонской, Алиеноре стало казаться, что у супруга вообще нет совести.

– Угрызения совести – это роскошь, которую Генрих не вправе себе позволить, – сказала императрица. – Он король, и ему во имя общего блага часто приходится принимать решения, неприятные отдельным его подданным. Я согласна: трудно, когда сердце и ум в разладе, но, как королева и супруга моего сына, ты не должна поддаваться слабости в вопросах государственной важности.

– Да, мне это известно. – Алиенора стала вдевать в иголку нитку, чтобы избежать проницательного взгляда императрицы и подавить раздражение.

Императрица сложила руки на коленях:

– Генрих говорил с тобой относительно брака графини де Варенн?

Алиенору прошиб холодный пот. Боже, что еще творит Генрих у нее за спиной? А ведь он обещал оставить Изабеллу в покое, пока она скорбит по мужу. Да она убьет его своими руками!

– Нет, не говорил. Простите, госпожа, но почему он обсуждает этот вопрос с вами, а не со мной? Графиня де Варенн состоит при моем дворе, и она мой близкий друг.

Императрица похлопала Алиенору по колену:

– Это нехорошо, согласна, но прошу тебя успокоиться. Мой младший сын выразил интерес к графине, вот почему Генрих обратился с этим ко мне.

Алиенора в ужасе смотрела на свекровь:

– Ваш младший сын? – Вильгельма она не любила: подобно Генриху, он не считался с другими, когда хотел чего-то.

– Разумеется, мы понимаем, что графиня в трауре, нужно дать ей время и возможность достойно оплакать мужа, – с царственным высокомерием изрекла императрица.

– Так же, как Марии Булонской дали время и возможность оплакать в монастыре Ромси брата?

Императрица плотно сжала губы.

– Вновь я должна согласиться с тобой: то решение было поспешным, и я говорила об этом с Генрихом.

– И вероятно, услышали в ответ то же, что и я: это было необходимо и я, будучи женщиной, привередничаю и требую невозможного.

Императрица вздохнула:

– Было время, когда я считала, будто смогу все изменить. Но жизнь научила меня, что наши силы ограниченны и лучше направить их туда, где у нас есть шанс на победу.

– А если бы вы так думали, когда Стефан забрал у вас корону?

Императрица смерила ее жестким взглядом:

– Ту корону я все-таки отвоевала для своей династии. Предупреждаю тебя: вступая в битву с моим сыном, взвесь все как следует. – Она потерла золотой перстень на указательном пальце. – Генрих говорил мне, что он позволит графине де Варенн завершить траур, но ты могла бы использовать это время для того, чтобы подготовить почву.

Алиенора сжала челюсти. У нее не было ни малейшего желания помогать Вильгельму. Генрих и так уже наделил младшего брата обширными английскими владениями и засыпал деньгами, а земли Изабеллы сделают его могущественным бароном. Она бы с удовольствием породнилась с Изабеллой, но мысль о том, что, женившись на графине, младший брат Генриха станет частым гостем в королевских покоях, была невыносима. А кроме того, Алиенора подумывала о том, чтобы соединить Изабеллу с одним из баронов Пуату и таким образом усилить собственное влияние при дворе.