– Правда в том, что Маша подсела на Интернет, ей нормальные, здоровые парни не нужны.
– Зачем она к тебе приходила? – не верила мама.
– Чтобы лечиться. – Я картинно развел руками. – Но я не помог. Болезнь у Маши слишком запущена.
– Значит, у вас с Машей ничего нет?
– Клянусь! – Я поднял два пальца вверх. – Чтоб я сдох.
– Так нет или да? – вязко переспросила мама.
– Нет! – торжественно ответил я и прочитал «слава богу» на мамином лице.
Она ушла окрыленной, я остался удовлетворенным. Хоть предкам будет хорошо сегодня спаться.
Тупо любить своих ровесниц. Они все не догоняют. В нашей школе девчонки подсели на яой. Сутками сидят в Сети. Осподи! Куда мир катится? Что делать нам, нормальным парням? Кто-нибудь скажет?
Пойти, что ли, к Лизке?.. Да ну! Лизка оказалась не той, за кого себя выдает. Учится еще и дома. Она подтягивает Лизку по математике вместо того, чтобы жить в свое удовольствие. Лизка желает пойти по Ее стопам. «Мне надо сдать ЕГЭ на отлично». Малолетнее мудрило! ЕГЭ за ней придет лет через сто!
– Знаешь, что такое математика? – Лизка самодовольно надулась, я чуть не умер от смеха – малявка на понтах! – Это учение об отношениях между объектами, о которых ничего не известно, кроме их некоторых свойств.
– И че? – скучно спросил я.
– А то, что математика – наука о человеке! – Она выкатила свои глазенапы как блюдца. – Мама говорит, что лучше об отношениях людей и не скажешь. Мама знает! Математика – ее хлеб.
– А, – протянул я и сник.
Я был пигмеем, а Она изучала облака и кормила Лизку математикой вместо хлеба. Потому у Лизки были такие толстые щеки. За одной щекой – икс, за другой – игрек.
К Лизке я не пошел, у нее на сегодня другая диета – оцифрованный хлеб. Я был третьим лишним. Точнее, четвертым, если считать науку о человеке.
На ночь глядя позвонил Сашка, его распирала любознательность.
– И че? – тупо спросил он.
– Сделай обрезание носа, Барби! – обозлился я.
– Че? – оскорбился Сашка.
– Ниче! Возьми совок, поиграй в песочнице!
– Пошел на…!
Я надел наушники и врубил альбом Селины Плейс «Lost in Space». Мне надо было залечить разодранные нервы. На третьей композиции я оторвался от Земли и затерялся в космосе, полном Ее галактических глаз. И меня потянуло к телескопу в компании с Селиной Плейс. На моей аэродинамической улице выл ветер, было холодно и темно. И я один внутри черного неба, запорошенного звездной пылью. Мне в глаз упали синие-синие звезды с ярко-голубым светящимся шлейфом, похожим на водопад из мириад люминесцирующих бабочек, танцующих волков и говорящих деревьев. Я шагнул вправо и провалился в черную дыру. Она была в форме кулака с поднятым вверх большим пальцем, а вокруг большого пальца сияли всеми цветами радуги копи царя Соломона. Да… Это было нечто!
Мила
Меня вызвали в школу. Мое великовозрастное чадо состряпало взрывпакет из карбида и подорвало его на уроке физики. Воняло карбидом, урок был сорван, ученики в восторге, физик, завуч и директор в бешенстве.
– Сегодня карбид в школе, завтра тротил в автобусе! Вы думаете заняться его воспитанием или вам все равно, по какой дорожке он пойдет? – Стальные глазки завуча вырезали на мне клеймо изгоя.
– Думаю, – мрачно ответила я.
– Надо не думать, а действовать, – рекомендовала завуч, по совместительству классный руководитель моего сына.
– Как? – спросила я.
Мне посоветовали поменять его свободное время на музыку, пение, спорт, моделирование, рукоделие и прочая и прочая. Причем прочая-прочая лучше во всеобъемлющей совокупности.
– Он увлечен астрономией, – ответила я. – Мы купили ему телескоп «АстроМастер» девяносто эй-зет. Все свободное время он проводит на балконе.
– Не все, – отрезала завуч. – У него полно времени на то, чтобы залезть в электрощит и обернуть пробки мокрой салфеткой.
– Зачем? – удивилась я.
– Мокрая салфетка высыхает, свет отключается, – пояснил физик.
– О! – восхитилась я. – Ни за что бы не додумалась.
Мои визави насупились, я извинилась.
– Он сорвал урок по литературе! – возмущенно воскликнула завуч. – Второе занятие за неделю.
– Как? – заученно спросила я.
– Он не хочет уважать Есенина!
– Есенина? – поразилась я. – Что он ему сделал?
Оказалось, им задали учить стихи на выбор, мой сын выбрал стишок по собственному вкусу. О корове!
Старая, выпали зубы,
Свиток годов на рогах…
Он пять раз начинал и пять раз застревал на коровьих рогах. Класс визжал и катался от смеха, кроме учителя словесности, страдающего отсутствием юмора. Пристрастие моего сына к пасторальной тематике совершенно неожиданно обернулось парой в журнале. Я прикинула: двойка по физике, двойка по литературе, а в четверти что? Прикинула и решила обороняться.
– Скажите, – елейным голосом произнесла я. – Карбид был до или после коровы?
– Какое это имеет значение? – подозрительно спросила завуч, ей не понравился мой тон.
– Не знаю. И все же?
– После, – помолчав, ответила она.
– Понятно. – Я угрожающе забарабанила пальцами по столу. – Это обычная реакция протеста. Вы третируете моего сына, он вынужден обороняться.
– Мы?!
– Естественно! Класс смеялся над моим сыном, а не наоборот. Это класс нужно было выгнать с урока, а не моего сына!
– Что за нелепость? – вскипела завуч.
– Нелепость? – возмутилась я. – Если бы вы отнеслись к этому серьезно и своевременно, то не было бы ни пробок, ни карбида, ни гипотетического тротила! Я требую, чтобы двойку по литературе аннулировали. Не вина моего сына, что ему не дали закончить стихотворение преподаватель и одноклассники. И двойка по физике тоже лишняя. Мокрые пробки и карбид – это, по меньшей мере, четверка по физике и химии. И нельзя оценивать предмет по поведению, это смахивает на должностную небрежность! – Я откинулась на спинку стула и спокойно сказала.:– Аннулируйте двойки.
– Это невозможно!
– Я буду жаловаться! У меня есть связи!
Я победила, они проиграли. Я вышла в коридор, у кабинета завуча торчал мой недоросль.
– И че? – с олимпийским спокойствием спросил он.
– Ниче! – рявкнула я. – При чем здесь корова?
– Ржачно! – Мой недоросль заржал как жеребец.
– Еще раз сорвешь урок, – я приблизила к нему лицо, кипя от гнева, – кабинет твоего отца будет в твоей комнате!
– Не выйдет!
– Хочешь, чтобы выпали зубы?
Мне зааплодировали. Я обернулась; завуч вырезала на мне клеймо Павлика Морозова.
Я пригласила Бухарину в кафе. Мне надо было кому-нибудь пожаловаться. Почему не лучшей подруге? К тому же надо вытаскивать Бухарину из бесконечной депрессии.
– У нас порочная система образования. Оценки по поведению заменяют знание предмета, – сказала я. – Знаешь, что сегодня случилось?
– Что? – промычала Бухарина набитым ртом. Я горестно вздохнула и рассказала о школьных мытарствах моей кровинушки.
– Ерунда! – резюмировала Бухарина. – Все намного хуже. У нас ужасная школьная программа.
– Отличная. – Я вспомнила пестики, тычинки и презервативы.
– Патриотичная! – захохотала Бухарина, на нас оглянулись. – Вообрази, что случилось с моим Шуркой.
Я махнула рукой. Бухарину все равно не переговорить. Бесполезное занятие. Давно поняла.
Я вдруг засмеялась и быстро отвернулась. Вспомнила Капитана из Ольгиной труппы дзанни. Они с Бухариной чем-то близки. Если ее обрядить в военный костюм, получится солдат Джейн, воюющий со всеми на свете – бывшим мужем, его любовницей, всеми мужчинами, борцами за нравственность, телевидением, школьной программой… С самой собой, в конце концов. Они даже внешне похожи с Ольгиной куклой! Стоит только убрать усы и бородку. Вылитая Бухарина!
– Ты меня слушаешь? – подозрительно спросила Бухарина.
– Слушаю и воображаю. – Я перестала смеяться и приготовилась внимать.
И Бухарина рассказала мне эпизод из жизни ее восьмилетнего сына Шурки.
– Мам, у нас завтра урок патриотизма, – жуя, сообщил он.
– Чего? – поразилась она.
– Патриотизма.
– Закрой рот и прекрати чавкать, – машинально сказала Бухарина. Ее сын жует и чавкает, как Троцкий.
– Надо рассказать какую-нибудь историю. Патриотическую, – пояснил Шурка. – А я не знаю, какую.
– Читать надо больше, – сварливо сказала Бухарина. – Может, хоть одна мысль явилась бы в твою голову.
– Я не нотаций прошу, а помощи, – заявил восьмилетний сын Бухариной. Совсем как взрослый. В голову Бухариной вломился Павка Корчагин, и у нее свело зубы.
– Островский – хороший человек, у него была тяжелая жизнь, не в пример моей, – застенчиво призналась мне Бухарина. – Но я с содроганием вспоминаю уроки литературы. Мы разбирали писателей по косточкам, как грифы. Что хотел сказать? Зачем хотел? Каков социальный контекст? Как основная идея соотносится с мироощущением народа? Я до сих пор не могу открыть книги известных, очень хороших писателей. Меня по сию пору от них тошнит. Я даже не знаю, потянет ли меня когда-нибудь перечитать их после школы. Теперь министерство образования решило добить патриотизм. Разобрать по косточкам до оскомины на языке. Вообрази!
Интересно, у Мишки бывали уроки патриотизма? Что-то он мне ничего не говорил.
– Патриотизм – это любовь к Родине. Любовь к Родине – это чувство. Уроков по чувствам не бывает, – объяснила сыну Бухарина.
– Бывает, – не согласился Шурка. – У нас было уже два урока. Так что мне рассказать?
Бухариной ничего не лезло в голову, кроме Павки Корчагина. Хоть убей!
– Сиди и слушай одноклассников, – посоветовала она. – А потом повтори все, что они сказали. Начало и конец поменяй местами, середину сделай финалом. В общем, подходи творчески.
– Ясно. Все переколбасить. А если меня вызовут первым? Я же в начале списка.
Умереть, не встать! Ненормальная школа сына Бухариной внедряла детям патриотизм согласно списку. В порядке строгой очереди!
"Журавлик по небу летит" отзывы
Отзывы читателей о книге "Журавлик по небу летит". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Журавлик по небу летит" друзьям в соцсетях.