Удастся ли ей каким-то чудом избавиться от груза прошлого, преследовавшего ее днем и ночью? Неужели в ее возрасте можно говорить о прошлом? Увы, да!


За одну ночь Жорж стал для нее всем. Потекли недели, наполненные счастьем. Агнесса жила только для него. Плотские инстинкты овладели ею столь стремительно и бурно, что голова шла кругом. День за днем она все больше предавалась чувственным удовольствиям, ни на минуту не задумываясь над тем, кто же в действительности ее любовник.

Он был на двадцать лет старше, и эта разница в возрасте наделяла его неоспоримой властью, противиться которой казалось невозможным; она чувствовала, как полностью подчиняется чувственности и зрелому уму своего господина.

С самого начала их связи он настоял на том, чтобы она оставила работу манекенщицы, дал понять, тактично, но решительно, что достаточно богат, чтобы удовлетворять все ее потребности. Агнесса пыталась возражать:

— Милый, я не хочу быть на содержании! Я буду зарабатывать себе на жизнь. Ни за что на свете я не хочу быть тебе в тягость. Ведь я люблю тебя!

— Знаю…

Он всегда все знал. И обо всем догадывался. Она чувствовала, что от него ничего не скроешь. И все же один секрет продолжала хранить: она ни слова не сказала ему об Элизабет. Уже несколько раз чуть было не проговорилась, что у нее есть сестра, но в последний момент какая-то сила сдерживала готовые сорваться с языка слова, хотя так хотелось быть с ним предельно искренней. Она сама не знала, почему, но подобное признание казалось святотатством. Жорж не верил в Бога и едва ли оценил бы величие духовного подвига смиренной служанки бедных. В жизни ему всегда сопутствовала удача, и несчастные старики вряд ли вызвали бы у него сочувствие. Агнесса предпочла сказать ему, что она сирота, что у нее нет родных. Казалось, он доволен: ведь она будет принадлежать только ему одному.

Молодая женщина продолжала тайком наведываться на авеню-дю-Мэн. Элизабет, которую всегда заботило благополучие сестры, однажды заметила:

— Мне кажется, ты так преобразилась в последнее время. Стала гораздо веселее. Ты довольна своим домом моделей?

— Очень довольна!

Зачем рассказывать, что она несколько недель назад бросила работу? Ведь тогда надо открыть и причину, но как сообщить добропорядочной монахине, что у тебя есть любовник? Ведь Элизабет никогда бы не приняла другого мужчину в ее жизни, кроме мужа.

Итак, Агнесса скрывала главное от тех, кто был для нее всем в жизни: сестры и любовника. Она пыталась внушить себе, что однажды Жорж, казавшийся все более и более влюбленным в нее, скажет:

— В конце концов, мы оба свободны, любим друг друга. Почему бы нам не пожениться?

И этот день станет счастливейшим в жизни Агнессы: она сможет одновременно поведать Элизабет радостную новость о своей свадьбе и раскрыть Жоржу самый дорогой ей секрет — существование Элизабет.

Но неделя следовала за неделей, месяц — за месяцем, а любовник не проявлял ни малейшего желания что-то изменить. Их жизнь была какой-то странной. Иногда они проводили вечер вместе в маленькой комнатке под крышей, которую Агнесса оставила за собой по совету Жоржа:

— Сохрани ее, пока я не найду подходящей квартиры. По крайней мере, эта комната дарит иллюзию, что у нас есть свой уголок…

Сам Жорж вполне обходился без своего «уголка» и жил в гостинице. Агнесса удивлялась, но он успокоил ее:

— До нашей встречи я вел холостяцкую жизнь. Гостиница меня вполне устраивает. Там не надо ни о чем заботиться самому. Вести хозяйство — не дело для одинокого мужчины. Ты — моя первая женщина, с которой я не ищу приключений. Раньше я стремился лишь к очень коротким связям. Здравствуй, прощай — и скатертью дорога! Я сразу понял, что с тобой все получится по-другому, что ты не похожа на других, что это — надолго. Понимаешь?

— Да, милый.

— Поэтому я все время думаю, где нам жить дальше. Надо подыскать квартиру, но не так просто найти подходящую!

— Почему ты не хочешь, чтобы я навещала тебя иногда в гостинице?

— Лучше мне приходить сюда: здесь так мило.

— Да нет же, это бывшая комната прислуги! Совсем не дворец!

— Может, и так. Но ты сумела создать здесь уют. Получилось настоящее гнездышко для влюбленных.

— А других причин нет?

Он слегка помедлил с ответом, потом сказал:

— Я приводил к себе женщин, а иногда и просто шлюх, и проводил с ними ночь или несколько часов. Вряд ли ты хочешь, чтобы я обращался с тобой, как с ними. И потом, что подумает о тебе администратор или ночной консьерж, за кого они тебя примут?

— Мне абсолютно безразлично, что обо мне подумают! Я тебя люблю, и этого достаточно… А потом, можно ведь переехать в другую гостиницу?

— Я живу тут уже три года, мы свыклись друг с другом, гостиница и я!

Он разрешил Агнессе лишь одно: звонить в гостиницу и просить соединить ее с номером 24. Она пользовалась этим правом, ибо ей — как и всем, кто по-настоящему любит — казалось, что когда его нет рядом, то он ужасно далеко.

Звоня в гостиницу, она испытывала какое-то особое чувство удовлетворения, обращаясь к телефонистке со словами:

— Соедините меня с месье Вернье. Говорит его жена.

Поступая так, она следовала совету Жоржа:

— Когда будешь мне звонить, незачем сообщать свое имя. Это никого в гостинице не касается. Для меня гораздо важнее, чтобы тебя считали моей женой. Ни одна из женщин, которые звонили мне раньше, не пользовалась этим правом. Это приятно тебе?

Агнесса так быстро вошла в роль «жены», что стала считать, будто так оно и есть на самом деле.

Работа в домах моделей позволила Агнессе составить себе приличный гардероб, но мода меняется быстро, и с началом нового сезона она вполне могла бы сказать, подобно любой элегантной парижанке: «Мне опять нечего надеть!» У Агнессы было три причины, чтобы одеваться по последней моде: она была элегантна от природы, ей не хотелось, чтобы ее вид разочаровывал Элизабет и других милосердных сестер, а главное — нужно было по-прежнему нравиться Жоржу, привыкшему только к хорошо одетым женщинам. Разве его жена не должна одеваться лучше всех? Но Агнессе было трудно постоянно обновлять гардероб. Небольшие сбережения, которые удалось сделать, ежедневно в чем-то себе отказывая, в те годы, когда она жила одна, растаяли с обескураживающей быстротой.

Ей пришлось убедиться, что, несмотря на кажущееся блестящее финансовое положение, ее любовник не так уж щедр. Впрочем, щедрость вообще не была ему свойственна: он привык думать только о себе. Может, он эгоист? Нет, скорее, это получалось у него неосознанно… А может, скупердяй? Едва ли, раз посещал вместе с подружкой шикарные рестораны и модные ночные клубы. Он тратил деньги не считая, когда расплачивался, вынимал из кармана толстые пачки ассигнаций, щедро давал на чай, как будто стремился прежде всего вызвать к себе уважение прислуги.

Но дальше этого его щедрость не шла: Агнессе самой приходилось оплачивать туалеты и нести все расходы, связанные со скромной квартиркой на бульваре Курсель. Жорж спал с Агнессой каждую ночь, но ему никогда не приходило в голову узнать, хватает ли ей денег. А ведь именно по его настоянию она бросила работу. Скоро положение Агнессы стало критическим. Но ни за что на свете она не призналась бы в этом своему любовнику: ей казалось, что мужчина перестает любить женщину, как только та становится обузой.

Жорж никогда ей ничего не дарил, даже самые простенькие цветочки. Агнессе даже в голову не приходило упрекать его или обижаться: чувственные наслаждения компенсировали все.

Однажды вечером он очень удивил ее, потому что, платя по счету в ночном клубе крупную сумму, вдруг заявил:

— Возьми остальное себе. Сегодня мне удалось провернуть очень удачное дельце.

И он сунул ей в сумочку пачку купюр. Она попыталась вернуть их:

— Милый, я не из тех женщин, которым платят.

— Знаю, ты любишь меня таким, каков я есть. Ты мне уже говорила об этом, и я тебе верю… Но разве нельзя, раз мне этого хочется, сделать тебе маленький подарок?

Вернувшись домой, она обнаружила, что он дал ей сто тысяч франков. Стыд уступил место другому, более приятному чувству… Жорж любит ее гораздо сильнее, чем можно предположить по его поведению, он любил ее по-настоящему, а не только в постели. И она мысленно упрекнула себя за то, что неверно судила о нем, недооценивала и, возможно, привязалась к нему скорее плотью, чем сердцем. И она стала стремиться к более возвышенной любви.

Две недели спустя он сунул ей в сумочку еще одну пачку ассигнаций, на этот раз двести тысяч франков. Затем последовал и третий, почти такой же подарок: в сумме выходило примерно полмиллиона. Она не удержалась и сказала:

— Ты обращаешься со мной, как с дорогой проституткой.

— Тебе это не льстит?

— Нет…

— Ты не права, поверь мне! Каждая порядочная женщина мечтает в глубине души, чтобы ее хоть раз в жизни приняли за шлюху… Вот увидишь, со временем ты тоже перестанешь придерживаться столь строгих правил…

— Вряд ли. Во всяком случае, милый, я запрещаю тебе тратить на меня такие деньги.

— Удивительная ты девчонка, Агнесса… В наше время таких больше не встретишь. Ты нравишься мне все больше и больше…

Эти пятьсот тысяч франков позволили Агнессе с большим оптимизмом думать о пополнении гардероба. Особенно ее радовала деликатность любовника, который, не задавая лишних вопросов, сам догадался о ее денежных затруднениях. И все же она чувствовала себя неловко.

— Послушай, милый, — спросила она, — как же я смогу вернуть тебе все эти деньги?

— Неужели ты всерьез собираешься их возвращать? Я же сказал, что это подарок… Если когда-нибудь разбогатеешь, ответишь мне тем же, вот и все!

— Почему ты настаиваешь на том, чтобы я бездельничала? Можно вконец разлениться, если заниматься только любовью!