— Убеждена, что уже через полчаса ты меня снова увидишь в «Сюлли», — сказала Элизабет. — А потом вместе поедем в штаб к Джеймсу.

Как только она ушла, Агнесса потеряла покой. В какую пропасть она толкнула сестру! Она закрыла глаза и стала мысленно молиться. Она отгоняла страшные мысли, полагаясь целиком на Господа… Иисус… Элизабет… Ничего другого нет на свете. Иисус… Элизабет…

Прошло полчаса, но монахиня не возвращалась. С каждой новой минутой возрастали мучения Агнессы. Прошло еще четверть часа… Значит, дело осложнилось, и Элизабет заблуждалась в своей святой наивности, будто можно побороть Демона. Агнесса поняла, какую неосторожность они допустили, она горько упрекала себя за то, что согласилась на авантюру. Чем больше она размышляла, тем яснее становилось, какая допущена глупость — безумная глупость: это надо же — вообразить, будто на месье Боба произведет впечатление облачение монахини!

Прошел час.

Агнесса вышла из «Сюлли» и бросилась на улицу Фезандери. Она чувствовала, что должна срочно вмешаться, прийти на помощь сестре… Взбежав по лестнице, она остановилась на площадке у дверей квартиры и, приложив ухо к двери, прислушалась: ничего. Агнесса достала ключ и тихо открыла дверь. В гостиной никого не было, но взгляд Агнессы упал на предмет, валявшийся на ковре, — четки Элизабет. Дрожа, она подняла их, как реликвию. Дверь спальни была закрыта. Агнесса снова прислушалась — ни звука. Дрожа мелкой дрожью, она открыла дверь и застыла на пороге. Она не сразу осознала, что видит распростертое поперек кровати тело Элизабет. Ее остекленевшие глаза смотрели в потолок. Агнесса коснулась ее лица, волос, черной шали… Она упала на колени, похолодев от ужаса, Агнесса едва нашла в себе силы склониться к груди сестры: сердце не билось.

— Не может быть! — прошептала Агнесса, убитая горем.

Она сжимала холодные руки сестры, обливаясь слезами.

— Не может быть, — твердила она, рыдая и не находя других слов.

Она даже не пыталась представить себе происшедшее: невозможно было объединить Боба и чистый облик Элизабет, неподвластный силам тьмы. Душа ее уже отлетела в область вечного света…

Агнесса долго молилась. Странное спокойствие овладело ею. Умиротворенная, она, наконец, нашла в себе силы подумать о мирском и огляделась вокруг.

Царящий вокруг беспорядок говорил о том, что месье Боб растерялся после содеянного и скрылся, не пытаясь инсценировать самоубийство. Преступление налицо. Нельзя же задушить себя без посторонней помощи. Человек, обычно просчитывавший все варианты и выбиравший самый выгодный, потерял самообладание. Все подтверждало, что убийца он, и главное доказательство — его бегство.

Агнесса снова преклонила колени перед постелью, моля Бога помочь ей и направить ее. Сейчас она думала уже не столько о сестре, сколько о смысле и обстоятельствах ее жизни. Убийство скромной монахини-благотворительницы, целиком посвятившей себя служению бедным, скромно отступившей на второй план, неприметной в течение всего своего короткого земного существования, — это убийство неизбежно влекло за собой драматические человеческие и социальные последствия. Что будет с бедными стариками, для которых сестра Элизабет стала последним лучиком солнца в царстве тьмы, последней надеждой в этом мире?

Но не только старики пострадают из-за гибели Элизабет; она болезненно скажется и на всей Общине! Какой лакомой добычей для прессы, падкой на всякие ужасы, станет это чрезвычайное происшествие! Всеобщее внимание будет привлечено захватывающим дух заголовком: «Монахиня-благотворительница задушена в квартире сутенера»… Вот это настоящая сенсация! Начнут смаковать все детали, упиваться скандалом, в который втянут и дом престарелых с авеню-дю-Мэн; благороднейший религиозный Орден окажется скомпрометированным. Противники церкви получат повод для зубоскальства. Агнесса представляла себе их враждебные выпады: «Посмотрите, как далеки от святости эти монахини! Они ведут себя похуже других женщин, ханжески прикрываясь монашеским одеянием! Только не вздумайте убеждать нас, будто сестра Элизабет задушена сутенером без всякой на то причины. А что она у него делала? Наверняка это убийство — сведение счетов! Должно быть, она была его любовницей! Отдавала ему деньги, пожертвованные на бедных!..» Нет, нельзя допустить подобный скандал.

Агнесса поняла, что долг повелевает избежать скандала во что бы то ни стало; надо действовать, не откладывая.

В приливе какой-то странной энергии она принялась за работу. Казалось, тайный голос, столько раз помогавший в трудные минуты, по-прежнему направлял ее: «Ты не ошибаешься, Агнесса… то, что ты собираешься сделать, совершенно необходимо. Это — твой долг передо мной: я спасла тебя своей жертвой. Настал твой черед».

И Агнесса заспешила…

Она открыла ящик, взяла оттуда тонкие перчатки, надела их, чтобы отпечатки ее пальцев не обнаружили рядом с отпечатками пальцев убийцы… Затем старательно и хладнокровно раздела сестру… Встав на колени перед трупом, она прошептала:

— Прости меня за то, что я сейчас сделаю, Элизабет…

Сняв с нее чепец, она почувствовала волнение при виде коротко остриженных волос сестры. Вдруг она ясно осознала, что, расставшись со своими золотыми кудрями, сделала первый шаг навстречу сестре и делу, которому та посвятила жизнь. Она поступила так под действием какой-то высшей силы. Стремясь к физическому сходству с сестрой, она явно пыталась уподобиться ей и морально. И, наконец, она поняла, что милосердие Божие никогда не оставляло ее полностью.

Она выбрала один из костюмов и одела в него Элизабет: именно в этом строгом костюме она бывала на авеню-дю-Мэн, и сестра говорила ей:

— Всем твоим туалетам я предпочитаю этот черный английский костюм!

Кто знает, может, сестра-благотворительница представляла себе и то, какая монахиня вышла бы из Агнессы, укажи ей Господь этот путь.

Костюм пришелся впору, ведь у сестер были одинаковые фигуры. Потом, сняв свою одежду, Агнесса облачилась в монашеское одеяние сестры. И вот уже в комнате нет никого, кроме монахини, охраняющей тело молодой женщины…

Сколько времени ушло на все это? Три четверти часа, может, чуть больше. Какая разница! Превращение мертвой в живую и живой в мертвую было полным, идеальным, окончательным. Лицо Агнессы, обрамленное белым чепцом, дышало покоем. В последний раз взглянув на себя в зеркало, она поняла, что тоже распростилась с миром. Никогда больше не носить ей другой одежды. Жертва Элизабет не бесполезна: на смену ей придет сестра. С тем же спокойствием мнимая сестра Элизабет подошла к шифоньеру, достала из шляпной коробки спрятанное ею письмо Прокурору Республики и сожгла его: необходимость заявлять на месье Боба отпала.

Вернувшись в гостиную, она сняла телефонную трубку:

— Полиция? Срочно приезжайте! Совершено преступление, улица Фезандери, номер… четвертый этаж…

Оставалось только ждать; встав на колени перед постелью, она перебирала четки, поднятые с ковра, время от времени повторяя:

— Сестричка, заступись за меня перед Господом, чтобы он позволил мне во всем походить на тебя…

Вскоре прибыла полиция. Вслед за первой группой полицейских подкатили машины уголовного розыска. Все были поражены, обнаружив здесь монахиню-благотворительницу, охранявшую тело убитой сестры. На смену удивлению пришло почтение.

Агнесса назвала свое имя:

— Сестра Элизабет из монастыря на авеню-дю-Мэн…

Установить ее личность было нетрудно.

Новость о смерти Агнессы распространилась по дому престарелых и вызвала всеобщее потрясение. Возможно ли, чтобы погибла та, чью свадьбу собирались праздновать через два дня? Никто, кроме Настоятельницы, не знал обстоятельств драмы.

А на улице Фезандери продолжалось следствие.

— Можете рассказать нам, сестра, как это произошло?

— Я ничего не видела, господин инспектор! Я нашла бедную Агнессу в том виде, в каком вы ее видите сейчас.

— Вы договорились встретиться?

— Да. Нам надо было уточнить некоторые детали ее бракосочетания, которое должно было состояться послезавтра в нашей часовне.

Она упомянула все то, что можно было назвать — ни слова больше. Теперь полиция будет знать об обручении и предстоящей свадьбе с американским офицером.

— У вас есть ключ от квартиры, сестра?

— Нет. Я здесь раньше никогда не бывала. Но из-за свадьбы…

— Кто же открыл дверь, когда вы позвонили?

— Никто… мне не пришлось звонить, дверь была открыта. Это меня сразу удивило. Я вошла… Кроме Агнессы, здесь никого не было.

— Значит, убийца в спешке даже не успел закрыть за собой дверь… Подозреваете ли вы кого-нибудь?

— Да.

За этим категорическим ответом последовало молчание…

— Расскажите, сестра. Все, что знаете.

И мнимая Элизабет рассказала о том, как накануне к ней пришла «покойная Агнесса» и поведала о существовании некоего месье Боба, о котором до того дня ничего не рассказывала… Она говорила, а инспектор заполнял протокол. Когда она замолчала, он сделал вывод:

— Очень похоже на сведение счетов.

Затем обратился к одному из сотрудников и спросил:

— Вы еще не получили результаты проверки отпечатков пальцев?

— Пока нет.

— Соедините меня с отделом.

Он взял трубку.

— Алло! Это ты, Дювре? Посмотри-ка в картотеке, нет ли там материалов о некоем Робере, по кличке «месье Боб», который выдавал себя также за Жоржа Вернье, коммерсанта, специализирующегося на импорте и экспорте? Перезвони мне сюда.

— А что это за картотека? — с наивным видом спросила монахиня.

— Ну, разумеется, сестра, это не по вашей части! Специальная картотека содержит сведения о представителях преступного мира, в ней много имен… Но вернемся к преступлению: итак, у вас создалось впечатление, что Боб задушил вашу сестру, потому что пришел в ярость от того, что она собиралась оставить его, выйдя замуж за американца?