— Ну да, — продолжал Боб, улыбаясь. — Это пришло по почте сегодня утром, когда ты уже ушла, в красивом конверте на твое имя. Обычно я не читаю рекламу и сразу отправляю ее в корзину. И на этот раз чуть было не выбросил, но меня привлек изящный заголовок. И я подумал: «А с какой такой стати шлют подобные письма моей обожаемой Агнессе? Уж не собралась ли она замуж втайне от своего Боба? Не подготовила ли она ему такой очаровательный сюрприз?» Слово «свадьба» по ассоциации вызывает в уме другое: «мэрия». И я подумал, что организаторы «свадеб и банкетов», должно быть, находят адреса своей клиентуры в мэрии, где на стенах вывешивают объявления о бракосочетаниях. Подгоняемый любопытством, я отправился в мэрию Шестнадцатого округа, к которому мы относимся, и вижу: в самом деле, мне заготовлен сюрприз! Узнаю, что моя прелестная Агнесса собирается сочетаться законным браком не более и не менее как с блестящим капитаном американского флота! Там же, в мэрии, я без труда узнал день и час готовящейся церемонии. Если тебе это неизвестно, имею честь сообщить, что бракосочетание состоится послезавтра, в 15 часов… Что ты думаешь обо всей этой истории, милая Агнесса?

— Никакая это не история, — ответила она с внезапно обретенным спокойствием. — Это правда!

— Правда? Так я и предполагал. Но публикация объявления — еще не свадьба! Это предварительное сообщение на тот случай, если возникнут какие-то помехи. Так вот, моя дорогая, я могу помешать этой церемонии, и бракосочетание не состоится без моего согласия.

— Неужели? Но я же не замужем. Ты ведь мне не муж, насколько мне известно? Ты мне никто, просто месье Боб!

— Не-ет! Я для тебя все! И ты сейчас сама поймешь. Признаюсь, сделав такое открытие, я потерял всякую охоту идти на скачки. Благоразумно возвратился сюда, и у меня было время спокойно поразмыслить до твоего возвращения. И теперь хочу познакомить тебя с результатом этих размышлений. Похоже, мне предоставляется выбор из нескольких вариантов. Первое и, казалось бы, самое простое решение — устранить тебя…

— Так же, как Сюзанну?

Он не ответил. Она настойчиво повторила:

— Я знаю, что ты убил ее, Боб!

— Допустим, так оно и есть; все равно об этом известно только нам двоим. Ясно?

— Мне все ясно, но я не боюсь. Если помешаешь свадьбе, я стукну в полицию, что ты преступник и сутенер. Что мне смерть, если я теряю надежду на жизнь!

— Ты не сделаешь этого по двум причинам: дело Сюзанны закрыто несколько месяцев тому назад: полиция не любит возвращаться к делам, не представляющим для нее никакого интереса. Одной Сюзанной на земле больше, одной меньше — не все ли им равно? А какие есть доказательства моей виновности? Никаких! Во-вторых, если ты вздумаешь стукнуть насчет Сюзанны или обвинить меня в сутенерстве, надо успеть до свадьбы! А у тебя уже мало времени! И благодаря этим заявлениям американец узнает о твоих подлинных занятиях, которые ты от него тщательно скрываешь. Ты этого хочешь? Давай без драм. Предлагаю третий вариант, наилучший. Помнишь, ты спросила меня однажды, в какую сумму я оценил бы тебя, если бы согласился освободить? Ну что же, в принципе, я согласен. Остается решить вопрос: во что оценить твою шкуру?

У нее возникло ощущение тошноты:

— Тебе кажется, что ты на рынке Ла-Виллем?

— Нет, меня интересует только двуногий скот. Что бы там ни было, ты приносишь доход. И поскольку принадлежишь мне, сама понимаешь, надо назначить цену твоей шкуре! Твой американец богат… коль скоро такой, как он, решил жениться на такой, как ты, то за деньгами не постоит! Ну, скажем, пятьдесят тысяч долларов!

— Ты с ума сошел!

— Напротив, мне кажется, я очень благоразумен. По нынешнему курсу это составит эдак двадцать пять миллионов франков. Дело, разумеется, не в миллионах: тебе известно, что я презираю деньги, и ты вполне можешь представить, на что я их употреблю… Многие годы я мечтаю сорвать банк в казино… Может быть, эта мечта осуществится благодаря твоей свадьбе! Заметь, кстати, ты ведь стоишь таких денег! Если бы я тебя немножко пришпоривал, ты бы мне их наработала за два года. Видишь, я должен получить компенсацию за убытки!

— Как будто ты уже не подобрал мне замену!

— От тебя и в самом деле ничего не скроешь!

— И, разумеется, знакомство состоялось на улице Понтье?

— Да, в баре на улице Понтье. У меня свои традиции… Девчонка недурна собой, в чем-то она даже напоминает тебя: блондинка, высокая, изящная, не без гонора, но это скоро пройдет.

— Манекенщица?

— Я же сказал: я верен своим принципам. Нужно только обучить это прелестное дитя! Понадобится не меньше двух лет, пока она начнет приносить такой же доход, как ты! Ты видишь, мой расчет верен!

— И ты воображаешь, что сможешь так поступать всю жизнь?

— А почему бы и нет? Я знаю свое дело. Предупреждаю, могу и обидеться… Ну что же, по рукам? Пятьдесят тысяч долларов! Согласен и на франки, если так удобнее твоему жениху. Они несколько повысились в цене. Но я хочу получить наличными! Я не доверяю чекам. И, разумеется, из рук в руки! Не через банк!

— А где, по-твоему, я найду такую сумму за сутки?

— В кармане своего капитана. Он же ни в чем тебе не откажет!

— При всем желании он не сможет быстро достать такую сумму!

— Однако придется!

— Почему?

— И ты еще спрашиваешь? Если завтра до трех часов дня я не получу денег, твоя свадьба не состоится! Вот мое последнее слово!

— Не понимаю, что мне может помешать?!

— Я! И совершенно элементарно. Ты должна догадываться, что у меня есть кое-какие связи… Я уже принял меры. Если в назначенный час не получу денег, два моих близких друга, чьи сведения не вызовут сомнений, так как они принадлежат к полиции нравов, явятся в штаб и сообщат непосредственному начальнику твоего жениха — он, кстати, в чине вице-адмирала — о роде твоей деятельности в последние четыре года.

— Но они расскажут и о тебе?

— Что я им? Я всего лишь добропорядочный буржуа, занимающий прекрасную квартиру на улице Фезандери, за которую выложил кровные денежки, соблаговоливший принять тебя из милости, чтобы ты не осталась на улице или на панели…

— Бог накажет тебя, Боб!

— Бог? Если он существует, то должен ценить в первую очередь умных людей. И зря ты думаешь, что он будет заниматься нашими мелкими заботами. У него есть дела и поважнее! Уверяю, все будет именно так, как я предсказываю, даже если со мной что-нибудь случится… Представь себе, что произойдет в штабе. Капитана вызовут к вице-адмиралу, и, пока твой бедный возлюбленный будет стоять навытяжку, тот ему скажет: «Капитан, вы не можете жениться на этой женщине. Она — шлюха!» Эффектная выйдет сценка… Не допускаю мысли, что твой моряк решится ослушаться, выйдет в отставку и так далее, ради шлюхи!

— А если я тебя убью?

— Тем хуже для тебя! Сначала тебя упекут надолго в тюрьму. И свадьбу придется отложить… Может быть, тебя в конце концов и оправдают, но это наделает столько шума, что у меня есть все основания опасаться, что блестящий капитан еще сильнее засомневается, стоит ли давать тебе свою фамилию. Поверь, наилучший для тебя выход — принести мне деньги в назначенный час. Принесешь их сама. Я не жажду встречи с твоим будущим мужем. И думаю, это взаимно. Такого рода семейный совет отдавал бы дурным вкусом. Вот и все, моя милая Агнесса! Это наилучший для тебя выход.

— А если, предположим, мне удастся достать деньги, чем ты докажешь, что оставишь меня после этого в покое и прекратишь свой отвратительный шантаж?

— Похоже, ты плохо себе представляешь, что такое честное слово в нашей среде? Это — свято. Готов тем не менее ради твоего спокойствия написать расписку, в которой поклянусь своей честью…

— Честью?

— Да, конечно! Заявлю, что ты была мне лишь подругой, которой я временно предоставил квартиру, потому что ей негде было жить, и что мы в расчете, так как ты полностью заплатила причитающуюся за поднаем квартиры сумму. Это — общепринятая формулировка. Признай, что я действительно славный малый.

— Мне нужно подумать.

— Разумно: размышления проливают свет на истину! Этим, кстати, я и занимался, пока ждал тебя. Не поразмысли я вдоволь, то мог бы начать кричать, бушевать, даже дать тебе взбучку… Только к чему это? Уж лучше решить все полюбовно.

— Делаешь вид, что сила на твоей стороне. Пусть так! Но есть человек, которого ты боишься. Это Джеймс!

— Как бы не так! Знаешь, эти американцы…

— Ты боишься его, потому что он честный и сильный. Такой, как он, если захочет, сможет убить тебя, как собаку!

— Да никогда в жизни — по двум причинам: во-первых, ты ни за что не скажешь ему, кто ты такая! Во-вторых, ты слишком уважаешь его, чтобы допустить, чтобы он унизился до объяснений с субъектом вроде меня! Моя прелесть, нам больше не о чем говорить… Предоставляю тебе свободу действий до завтра. Я вернусь ровно в три часа за деньгами. Само собой, когда дело будет сделано, можешь забрать все свои вещи. Одежду, белье и все такое. Можешь увезти все в машине, я тебе ее оставлю.

— Какой добренький!

— Я всегда говорил, что машина твоя. И ты немедленно уберешься отсюда, чтобы больше никогда не возвращаться!

— А когда приедет «новенькая»?

— В тот же вечер, дорогая! Я не теряю времени даром, а красотке не терпится жить со мной! До завтра!


И снова Агнесса посмотрела вслед отъезжающему «шевроле». На этот раз, несмотря на угрозы Боба, она осталась совершенно спокойной, хотя знала, что не расскажет ничего Джеймсу и не достанет денег. Остается один выход, к которому уже давно следовало прибегнуть, — покончить с собой. Сегодня же. Как только напишет прощальное письмо жениху.

Сохраняя спокойствие, она села за журнальный столик, и рука ее вывела: «Любимый!..» Написав это слово, которым все было сказано, она замерла, невозможно было писать дальше, потому что тихий голос, столько раз звучавший в ее ушах в минуты отчаяния, прошептал: «Почему ты забыла обо мне, Агнесса? Я молюсь за тебя. Приди ко мне! Расскажи наконец, что не решилась сказать в то утро… Жду тебя…»