Это был подлинный успех. Агнесса шла следом за Джеймсом и тоже пожимала руки старухам, у которых, похоже, возникали воспоминания о былой любви… Красноречивые взгляды, казалось, говорили: «Мы с тобой, детка! Спасибо, что поделилась с нами своим счастьем!»

Прежде чем выйти из столовой, офицер повернулся и встал по стойке смирно, отдавая честь всем присутствующим. И тогда произошло событие, потрясшее сестру Кейт, потому что от нее на этот счет не поступало никаких распоряжений: старушки неожиданно зааплодировали и даже закричали «ура!». Джеймсу дали понять: он здесь свой.

Обходя по порядку весь дом, они зашли в отделение «хроников», где находились подопечные Элизабет. Американец приветливо улыбался даже тем из них, по чьим застывшим лицам и бессмысленному взгляду было видно, что разум покинул их. С теми же, кто не мог ходить, но сохранил ясную голову, Джеймс смело вступал в разговор. Дольше всего его удерживал подле себя Константин, чемпион по игре в домино, которому пришлось пообещать, что как-нибудь они сыграют партию «как мужчина с мужчиной».

— Вы хорошо играете, капитан? — спросил старик.

— Вообще-то у меня больше опыта игры в покер!

— Карты! Нет, шахматы — это еще куда ни шло, но карты!.. Но ничто не сравнится с наслаждением, которое доставляет удачная партия в домино. Правда, сестра?

— Видите ли… — начала Элизабет.

Но чемпион не дал ей закончить. Он уже наклонился к Джеймсу и Агнессе, приложив палец к губам в знак особой секретности сообщаемого, хотя глухота заставляла его кричать во весь голос.

— Не хочу огорчать сестру, но ведь она никогда не научится играть как следует! Она старательна, вот и все… Но хорошо играть в домино, как и в бильярд, — это особый дар, такое должно быть в крови!

После лазарета гости зашли на кухню, где пышная и величественная сестра Дозифея, француженка из Канады, царила над плитой с громадными кастрюлями.

— Вкусно пахнет, — заметила Агнесса.

— Сегодня вечером, — сказала сестра Дозифея, — в вашу честь и в честь вашего жениха подадим любимый всеми десерт: крем с карамелью.

И, вздохнув, она добавила:

— Это самое доступное угощение для беззубых.

Сестре Дозифее помогали три итальянки. Их смуглость и акцент (они не выговаривали шипящих) сразу подсказали Джеймсу, что они южанки. И он не удержался и сказал:

— Великолепно! Вы напомнили мне нашу высадку в Неаполе в 1944 году… Все население вышло нам навстречу, несмотря на нищету и испытания, выпавшие на долю прекрасного города… Как мило, что вы принесли немного солнечного тепла в этот дом, где столько стариков в нем нуждаются!

На такие слова сестры Паола, Марчелина и Катарина ответили лучезарными улыбками.

Из кухни они перешли в прачечную, где за стиральными машинами наблюдали две сестры, которые тоже могли объясняться друг с другом на одном языке — испанском; одна из них родилась в Мадриде, другая — в Чили.

Наряду с Ирландией, Канадой, Италией, Испанией, Южной Америкой была представлена и Голландия — сестрой Беатрисой, непревзойденной мастерицей аккуратно складывать стопки постельного белья, усиленное потребление которого составляло серьезную проблему для дома престарелых.

— Каждую неделю нам нужно полторы тысячи пар простыней и две тысячи полотенец для наших шестисот стариков и старух! Если бы не стирали сами — ни за что бы не справились.

Стопки белья сестры Беатрисы, аккуратно уложенные на полках высоких этажерок, приятно благоухали лавандой и сверкали особой белизной, какая встречается лишь в Голландии.

— Короче говоря, — сделал вывод Джеймс, выходя из бельевой, — ваш дом похож на наш штаб, в нем говорят на всех языках и собраны представительницы всех народов.

— Одно из наших основных правил — использовать каждую в соответствии с ее возможностями. Поместили бы меня на кухню, я бы там опозорилась!

— Да, ты никогда не любила готовить! — заметила Агнесса.

— Мне кажется, научится этому искусству может только такая гурманка, как ты! Да, Джеймс, в юности за вашей невестой водился такой грешок. А вот когда она надумала стать манекенщицей, пришлось отказаться от него, чтобы сохранить фигуру. Но мне даже жаль: так нравилось, что она любит покушать. Это одно из достоинств хорошей хозяйки.

— Вот поэтому-то я и женюсь на француженке! — признался Джеймс, смеясь, — я тоже люблю вкусно покушать.

Последними они посетили «вредин». Здесь на долю капитана выпал наибольший успех. Все были на месте: Ювелир, Кавалерист, Финансист, Певец и другие «знаменитости». И каждый счел своим долгом рассказать о своей профессии и задать Джеймсу самые нелепые вопросы:

— А что думают в Соединенных Штатах о французском ювелирном искусстве?

Офицер понял, что обязан ответить, пусть даже никогда не интересовался этим вопросом. Он сумел дать ответ, вполне удовлетворяющий собеседника и позабавивший сестру Элизабет:

— Франция всегда имела великих художников и прекрасных мастеров, таких, как вы, например, и мы в США ей в этом завидуем… Вы — творцы во всем, а мы — исполнители, поэтому мы взаимно дополняем друг друга!

Кавалерист тоже предпринял наступление:

— Ваши ковбои не знают элементарных принципов конного спорта. Они держатся в седле, как акробаты.

— У наших ковбоев были предшественники: стражи из Камарчи. Не забывайте, что мы молодая нация! Но мы восхищаемся настоящими кавалеристами: их самообладание и ловкость приводят нас в восторг. Может, это и странно слышать, но все моряки любят лошадей. Это один из парадоксов нашей жизни.

— А кто больше всех любит верховую езду в вашей стране?

— Женщины, уважаемый. У американок психология настоящих амазонок; они понимают, что мужчину, с которым они соединяют свою жизнь, нужно взнуздать.

— И мужчины служат у вас тяжеловозами?

— А что в этом плохого? Вы же гордитесь своими першеронами? Я бывал на ваших конных заводах в Пэне. Это потрясающе!

— Вы знаете даже заводы Пэна. Странно слышать такое от моряка и, тем более, от американца! С ума сойти, мне так и хочется отдать вам честь! Не думайте, что на меня так подействовали погоны, нет, главное — ваши личные качества! Какой глупец говорил еще вчера вечером, когда узнали, что сестра нашей Элизабет выходит замуж за американца, что вы все сделаны по одному стандарту? Где он, этот кретин?

— Это я! — с гордостью заявил Мельхиор де Сен-Помье, — да, я не собираюсь скрывать, капитан, и смею надеяться, что ваша очаровательная невеста, которую мы очень любим и принимаем, как свою, потому что она как две капли воды похожа на нашу сестру, не рассердится на меня за мою искренность. Я не люблю американцев!

— Мило, — весело сказал Джеймс Агнессе, — это высказывание приводит меня в восторг! Они просто чудесные, старые друзья вашей сестры. Могу ли я узнать, почтенный месье, за что вы нас не любите?

— Считаю нужным уточнить, капитан, — с пафосом ответил неудачливый комедиант, — что не имею в виду ни Бенджамина Франклина, ни генерала Лафайета, ни Буффало Билла. Я смотрю с позиций искусства. Факт остается фактом: в США нет артистов!

— У нас их, напротив, слишком много. К нам приезжают артисты со всего света, потому что они предпочитают доллары всем другим денежным знакам!

— Разве это артисты? Настоящий артист работает лишь из любви к Искусству! Он чувствует себя на подмостках, как вы на своем капитанском мостике, — там он царь и бог!

— Вы драматический актер?

— А что, не видно? — величественно ответил Мельхиор де Сен-Помье, привычно откидывая назад свою пышную гриву. — Да, я — актер и имел честь принадлежать к ныне исчезающей категории артистов кабаре, былых кумиров публики. Это вам ни о чем не говорит: в такой стране, как ваша, не было ни «Концертс Пакра», ни «Пети Казино», ни «Фоли — Бельвиль», ни «Эден — д’Аньер»…

Пока Мельхиор де Сен-Помье перечислял места былых триумфов своим хорошо поставленным голосом, Джеймс, улыбаясь, начал потихоньку насвистывать старый мотив. Услышав знакомую мелодию, певец удивленно спросил:

— Вы знаете эту мелодию, капитан?

— Ручаюсь, что она американская.

— Верно! Я исполнял ее в 1918 году. «Розы из Пикардии»… Я имел грандиозный успех. Как мне аплодировали!

— В одном кабаре, о которых вы так сожалеете? У нас такие были в любом городе, и не успевала там войти в моду песня, как вы ее подхватывали здесь…

— У вас и кабаре были? — повторил Мельхиор восторженно и недоуменно. — Мне остается только извиниться. Простите меня, капитан… В вашей стране, выходит, тоже были настоящие артисты…

Джеймс не стал афишировать своего торжества, тем более что предстояло отразить последний натиск: в атаку ринулся Финансист.

— Вы только что упоминали о долларах, капитан, но не создается ли у вас впечатления, что вскоре Франция начнет одалживать деньги Соединенным Штатам, ведь курс франка растет!

— Мы будем очень рады, если самая прекрасная в мире страна станет обладать достойной ее валютой. Когда этот день наступит, ваши туристы поедут к нам. А у нас есть что показать!

— Мы посетим вас с величайшим удовольствием, капитан.

Одерживая победу за победой, Джеймс сумел выиграть решающую битву и завоевал всеобщую симпатию. «Вредины» редко демонстрировали такое единодушие. Уже давно они «признали» Агнессу, потому что она была родной сестрой их любимой Элизабет, единственной из всех монахинь, сумевшей не только подчинить стариков дисциплине дома, но и вызвать всеобщую привязанность. Для них Элизабет была «табу», и они перенесли свое отношение к ней на Агнессу… Но накануне, когда сестра Элизабет объявила о предстоящем приходе Агнессы с женихом, американским морским офицером, в комнате наступило молчание… Никто из «вредин» не задал вопроса, но Элизабет почувствовала их сдержанность… Поэтому она обрадовалась, что ее будущий зять с честью вышел из трудного положения.