Договаривал фразу Наполеон не так уверенно, как начал. Брат смотрел на него с насмешкой, без слов было ясно, о чем Луи думает: сам Наполеон чего только не делал для супруги, даже Италию завоевал, а та вовсю наставляла ему рога.

Почему-то это рассмешило консула. Следом за ним расхохотался и брат. И тут же Луи доказал, что вовсе не так глуп, как о нем думают:

– Скажи лучше, что вам нужно скрыть беременность Гортензии?

Обомлевший от такой прозорливости Наполеон растерянно кивнул. Глаза брата стали совсем насмешливыми:

– От кого?

– От меня.

Теперь хохотал уже Луи:

– И ты поверил?! У тебя же не может быть детей!

Наполеон молчал долго, потом с надеждой возразил:

– А что, если может? Вдруг это Жозефина не может?

И тут же пожалел о своих словах. Потому что брат заорал в полный голос:

– Так гони прочь эту дрянь и женись на ком-то помоложе и поприличней!

– Ты забываешься!

– Ну откуда ты знаешь, что ребенок твой?

– Знаю. И щедро награжу вас с Гортензией…

– А кем придется тебе этот ребенок? Внуком, потому что Гортензию ты удочерил. Племянником, потому что будет считаться моим. И сыном в действительности. Так еще никому не удавалось.

– Ты женишься или нет?

Поняв, что Наполеону надоело его уговаривать и все может закончиться плохо, Луи угрюмо кивнул:

– Да.


4 января 1802 года в салоне дома на улице Победы (бывшей Шантерен) сочетались браком брат Первого консула Франции Луи Бонапарт двадцати четырех лет и падчерица консула Гортензия Богарне девятнадцати лет. Невеста выглядела так, словно сама себя тащила под венец, ее мать прорыдала всю церемонию. Жених смотрел с усмешкой, его брат был несколько смущен и вроде даже виноват перед невестой, придворные гадали, к чему понадобился такой брак. Родственники жениха не скрывали своего негодования: очередная Богарне влезла в их семью! Семейство Бонапарт мало волновало, что Богарне куда более знатная фамилия. Сестры Бонапарт продолжали дружно ненавидеть Жозефину и ее дочь.

Ничего хорошего брак не обещал, но он состоялся.

На время медового месяца пара никуда не уехала, решив провести его в Мальмезоне. Уже там придворные оказались свидетелями ссор, вернее, безобразного поведения молодого супруга. Луи словно одержимый ревновал жену, разыскивая в ее спальне любовников, устраивал сцены с криком и скандалами, если ему казалось, что над ним смеются, а казалось ему всегда, когда раздавался смех Гортензии и ее подруг.

У молодой женщины началась нелегкая жизнь. Скорей бы родить, чтобы появилась возможность развестись с этим уродом – такая мысль не отпускала несчастную Гортензию ни днем ни ночью. Муж вызывал у нее одно чувство – страх!

Наконец Луи заявил, что должен отправиться на юг, чтобы там подлечить свой ревматизм.

– Эта мне там не нужна! – ткнул он пальцем в сторону супруги.

«Эта» была только счастлива хотя бы временно не видеть супруга. Луи уехал в Пиренеи, Гортензия осталась в Мальмезоне.

Перед отъездом у братьев состоялся весьма неприятный разговор, во время которого Наполеон понял, в какую кабалу попал.

– Мне нужны деньги!

– Сколько?

– Чем больше, тем лучше. Ты развлекаешься с чужими женами, я тоже хочу.

– С какими чужими женами я развлекаюсь?

– Тебе лучше знать.

Ухмылка Луи подсказала Наполеону, что отныне он будет платить и платить за молчание брата. Он уже тысячу раз пожалел, что выдал свою тайну, только изменить ничего уже было нельзя. Оставалось платить и ждать рождения ребенка.


Но ни слухов, ни пересудов избежать не удалось. Жозефина тоже осознала, что главные ее мучения только начинаются. Ревновать к собственной дочери оказалось не легче, чем к другим. Не один раз она пожалела, что рассказала Наполеону о тайне, можно было просто выдать Гортензию замуж куда-нибудь подальше от дома. Мало ли что еще будет с ребенком, вдруг родится девочка или вообще долго не проживет, а семейная жизнь уже была разрушена.

Наполеон откровенно заглядывался на женщин и раньше, теперь его внимание стало иным, он видел в каждой не просто хорошенькую любовницу, а возможную мать своего ребенка. Жозефина это понимала, а потому ревновала еще сильнее.

А уж как консул обхаживал беременную падчерицу!.. Просто облизывал и берег. Это немедленно вызвало новые сплетни, связавшие такое внимание с поспешным и крайне странным замужеством Гортензии.

Больше других усердствовала сестра консула Каролина. Когда-то Гортензия и Жозефина уговорили Наполеона на ее брак с обожаемым Мюратом, Жозефина явно рассчитывала, что в ответ Каролина хоть немного умерит свою ненависть, но просчиталась.

Теперь Каролина была второй раз беременна, причем явно не от мужа, потому что тот почти год отсутствовал в Италии, они только что купили особняк Телюссон на улице Черутти, одно из самых красивых зданий в городе, потом прикупили поместье Виллье… Брат вовсю старался помочь сестре обустроиться в Париже.

Кроме того, они обвенчались одновременно с Гортензией и Луи, потому что до сих пор были только записаны в мэрии.

Но ничего не могло умалить ненависть Каролины к супруге брата и к бывшей однокашнице. Все казалось, что им достается больше, хотя особняк Мюратов был куда роскошней многих зданий Парижа, а поместье Виллье не сравнить с Мальмезоном. Завистливая натура Каролины не давала ей покоя всю жизнь, эта женщина, приехавшая в Париж всего лишь с парой застиранных сорочек и стоптанными башмаками, получив от брата все, о чем только можно мечтать, обладавшая огромными богатствами, поместьем, дворцом, вышедшая замуж за того, кого пожелала, родившая здоровых детей, все равно считала, что ей недодают!

Разве Каролина могла не воспользоваться слухами о ненавистных Гортензии и Жозефине? То, что при этом она сильно вредит брату, сестрице не приходило в голову. В салоне Каролины Мюрат смаковали и смаковали подробности спешной свадьбы, то, что Наполеон слишком явно интересуется беременностью своей падчерицы, что живот у Гортензии явно больше, чем должен бы быть…

Бедная молодая женщина уехала к матери и не показывалась нигде, стараясь не привлекать к себе внимания, но это не помогало. Каролина пользовалась правом по-родственному приезжать в Мальмезон, приходила навещать Гортензию и без конца совала нос в ее дела.

Жозефине пришлось забросить все остальные дела, забыть о ревности к мужу и заниматься только ограждением Гортензии от дурного любопытства Каролины. Даже болезнь ее собственной девочки не мешала сестре Наполеона пропадать в Мальмезоне. Каролина родила дочь и теперь портила нервы всем.

Они с Мюратом тоже обвенчались одновременно с Гортензией и Луи, Каролина откровенно надеялась таким образом сорвать праздник ненавистной Жозефине, отвлекая внимание на себя. Вредная женщина не подозревала, что, наоборот, помогает, что ни для Гортензии, ни для Жозефины это не праздник, а отвлекать внимание от невесты, которую временами просто мутило, не мешало бы.


Чтобы теперь отвлечь от дочери саму Каролину, Жозефина уговорила мужа подарить им с Мюратом деньги на ремонт недавно купленного роскошного особняка Телюссон. Рассчитала верно, у Каролины просто не было времени преследовать Гортензию по пятам.

Каролина потратила огромные деньги, зато могла гордиться своим особняком по праву, получилась просто царская резиденция. Но она и не мыслила другой, ведь она – мать наследника! Будущего, конечно, но разве не свидетельствует именно этот подарок братца, что Наполеон готов признать Ашилля своим преемником?

Зеленый салон, огромный голубой салон, салон, отделанный амарантовым деревом, роскошная спальня Каролины, апартаменты Мюрата, синий будуар, салон, отделанный искусственным мрамором, даже ванная в виде шатра из богатой фиолетовой ткани, еще множество комнат и коридоров, роскошная мебель, хрустальные люстры, подсвечники, гобелены и портьеры… Немногим уступали шестнадцать комнат второго этажа и двадцать две третьего.

Да, Каролине Мюрат было где принять сестриц и братьев. Она смотрела свысока даже на Полину с Элизой. Никто не смог добиться такого, а все почему? Потому что у них девчонки, а у нее сын!

Конечно, впечатление несколько подпортило известие о беременности Гортензии. Снова эта проклятая Гортензия! Если у нее родится сын, то это будет сын брата Наполеона, что не обещало ничего хорошего для Ашилля. Но, поразмыслив, Каролина несколько успокоилась: во-первых, кто еще родится, во-вторых, Луи столь хил, что едва ребенок будет хорошеньким и крепким, в-третьих, нечего беспокоиться раньше времени, всегда можно будет убедить Наполеона, что сын вовсе не похож на Луи, значит, это не Бонапарт!

Последняя мысль так понравилась Каролине, что та даже решила пока оставить ненавистную Гортензию в покое. Конечно, не стоило долго размышлять, достаточно будет после рождения ребенка объявить, что он не от Луи.


Луи был просто невыносим, согласившись прикрыть женитьбой грех Гортензии, он быстро опомнился. Красавица и умница жена неимоверно бесила мужа, Людовик словно чувствовал, что не соответствует ей. Почти сразу после свадьбы он вдруг объявил, что уезжает на воды и долго не вернется. Никто не возражал.

Сразу после их свадьбы демонстративно уехал и Наполеон.

Но вот Гортензия родила. Все прошло тайно, родственникам объявили о рождении сына, только когда Луи вернулся в Париж. Семейство Бонапарт единогласно объявило, что ребенок не от Луи! Не может быть, чтобы хилый Людовик, к тому же лечившийся от гонореи, вдруг так сразу зачал ребенка!

Сестры сточили зубы, скрежеща ими, мадам Летиция поджимала губы, твердя о несчастном обманутом Луи, только сам Луи почему-то молчал.

Зато как радовался Наполеон! Глядя на мужа, Жозефина поняла, что он действительно прекрасный отец.

– Жозефина, мы усыновим этого ребенка!

Ее женское чутье подсказало следующие слова:

– Наполеон, сделать это надо сейчас, пока он не записан сыном Гортензии и Людовика.