Наполеон, наконец придя в себя, принялся распоряжаться уже с толком, правда, это не касалось действий солдат, тут приоритет был явно у других, зато трех консулов выбрали быстро. Ими оказались Дюко, Сийес и Бонапарт. Кто выбирал? Какая разница?

Парижанам было обещано:

– Наполеон спасет Францию.

Парижане согласились:

– Пусть спасает.

Сам Бонапарт обещал:

– Мое правление будет разумным, себе я не желаю ничего, готов во всем служить народу.

Народ был счастлив. Наполеон тоже.

Тем более, когда среди трех консулов понадобилось выбрать первого (если есть власть, она не может быть размазана среди троих, надо поделить), ему удалось перехитрить соперников. Он попросту предложил:

– Думаю, Сийес, как самый опытный, должен назвать первого консула.

Разве после этого Сийес мог назвать себя? Пришлось предлагать Бонапарта. Наполеон скромно согласился:

– Мы справимся.

Правда, кого имел в виду под этим «мы» – всех троих или себя лично, не уточнил. Позже выяснилось, что лишь себя, потому что Сийес и Дюко остались бледными тенями при Первом консуле Наполеоне Бонапарте, но тогда все промолчали. В Кайенну не хотелось не только братьям Бонапарт, но и консулам тоже.

Никто не задался вопросом: что же за переворот произошел? Сменили пять директоров на троих консулов, причем Сийес и Дюко остались, разогнали Совет Пятисот и Совет Старейшин. Но надежды, которые замученная Франция возлагала на боевого генерала Наполеона Бонапарта, были огромны. Никто не поинтересовался, к чему были французам его победы в Италии или в Египте.

Франция хотела мира, она хотела хоть немного пожить без потрясений. Наполеон обещал:

– Я тоже хочу мира! Будет мир!

К чему при этом французам знать, что он думает на самом деле?


Через день, вернувшись домой Первым консулом, Наполеон объявил Жозефине:

– Мы переезжаем в Люксембургский дворец! Я покажу тебе, как живут короли!

Счастливый Наполеон водил супругу по комнатам, которые занимал Баррас, показывал золоченые обои на стенах, роспись потолков, роскошную мебель…

– Ты только посмотри! Разве кто-то другой мог бы дать тебе все вот это?! Разве кто-то мог подарить тебе возможность спать на кровати самой королевы или есть за столом во дворце?!

Жозефина старательно прятала глаза и пыталась не расхохотаться. Бонапарт решил, что жена потрясена преподнесенным счастьем.

– Разве ты могла мечтать, что станешь ступать по коврам, по которым ходили королевы? А это кресло? В нем сидела Мария-Антуанетта! За этим бюро писал Людовик XV!

Откуда Бонапарту было знать, что и в этом кресле, и на этой постели Жозефина давно побывала при Баррасе, а в постели и на ковре занималась с ним любовью? Но она честно кивала, ахала и изображала радость.

Однако Жозефине вовсе не хотелось возвращаться на постель Барраса даже с мужем, она настаивала на переделке Мальмезона, чтобы жить там.

На радости Наполеон согласился, тем более у Первого консула деньги имелись. В Мальмезоне начался ремонт, это надолго отвлекло супругу консула.


Супругов словно подменили. Жозефина вдруг отчетливо увидела пропасть, на краю которой стояла по собственной вине, разве стоила страсть Ипполита Шарля, который мгновенно испарился при опасности, замужества за человеком, ставшим Первым консулом? И хотя она хорошо знала, сколь непрочно любое положение наверху власти, оставаться в случае развода одной еще хуже.

Да, во Франции столь бурные времена, что надеяться не на что, однако что было бы с ней, разведись Наполеон? К тому же Жозефина наконец обратила внимание на самого мужа, и оказалось, что он не так уж плох.

От бывшего кота в дырявых сапогах остались только горящие глаза. Бонапарт повзрослел, как-то покрупнел, стал уверенным в себе, а не просто самоуверенным мальчишкой, перешагнув тридцатилетний рубеж, он превратился в мужчину.

Но нашлось еще нечто, поразившее Жозефину. Во-первых, он стал смотреть на жену чуть снисходительно. Нет, Наполеон по-прежнему любил, ублажал, восхищался, но несколько свысока. Умная Жозефина быстро осознала, что это не из-за его изменившегося положения, не из-за того, что стал лидером французов. Нет, он как мальчишка радовался коврам и роскоши Люксембургского дворца, к которой она сама была вполне привычна, хвастал приветствиями толпы, всеобщей любовью французов…

И все же смотрел чуть свысока… Почему?

Ответ нашелся неожиданно. Жозефина заметила оценивающий взгляд, который муж бросил на проходившую мимо красотку. Такого раньше не было, раньше он словно не замечал женщин, для Наполеона существовала только жена. Жозефину мало интересовали политические бури, она слишком хорошо помнила, к чему те могут привести, а вот изменение отношения мужа к женщинам ей не понравилось совсем.

Что-то там в Египте произошло. Что?

Эжен некоторое время старательно избегал разговоров с матерью на эту тему, просто отнекиваясь. Это только подтвердило подозрения Жозефины.

– Эжен, ты должен мне рассказать все честно. У Наполеона были женщины в Египте?

Сын смутился.

– Ну, да… наложницы…

Нет, Жозефину не обманешь, наложницы у тех, кто в дальних походах, есть всегда, мужчинам без этого не обойтись, но здесь нечто более серьезное.

– Откуда он взял в Египте любовницу, ведь туда не брали женщин?

– Одна оказалась случайно… Переодетая в мужское платье…

Жозефина взорвалась: как смеет Наполеон укорять ее в изменах, если взял с собой любовницу, переодетую в мужское платье, при этом запретив собственной супруге ехать?! Еще неизвестно, кто кого обманывал!

Особенно тошно было от сознания, что сейчас ничего против мужа она сделать не сможет, сила в его руках! А что было бы, узнай она о таком немного раньше? Жозефина вполне могла утопить Наполеона куда раньше, чем он сделал первый шаг к захвату власти. Значит, он обманул ее во всем, обманывал с самого начала похода, с первой минуты, запрещая ей даже думать об участии в египетском походе (неважно, что она сама лишь изображала готовность туда отправиться)!

Эжен осадил мать:

– Полина приехала вовсе не с Наполеоном, ее муж взял с собой. А когда Жюно рассказал о тебе и… Шарле… Наполеон тоже взял любовницу.

– Где эта женщина, она вернулась с вами?

– Нет, она осталась в Египте. Но я слышал, что она вернулась сама. Наполеон не принял ее, мама.

Итак, перед ней встал вопрос, как себя вести.


Двор Первого консула, конечно, отличался от королевского, он отличался и от того, что был при Баррасе, но всего лишь отсутствием беспутных оргий. Блеска хватало и сейчас. Королевские апартаменты (тем более Наполеон предпочел Люксембургскому дворцу Тюильри), роскошь, парадные приемы и балы… Везде благодаря мужу царила она, Жозефина. Ее обожали, ей поклонялись, ее приветствовали…

Приемы, обеды, аудиенции, просители, театры… Весь блеск придворной жизни во главе с почти королевой Жозефиной. О, она умела быть красивой, обворожительной, приветливой… Первая женщина Франции, обожаемая народом, та, на которую теперь равнялись, которой на улицах кричали приветствия, а в салонах заглядывали в глаза…

Это все подарил ей Наполеон, ее муж, который тоже обожал Жозефину, хотя виделись они довольно редко. Наполеон с головой ушел в работу, был поглощен государственными делами…

Бросить все это, чтобы снова стать просто Жозефиной в поисках следующего мужа?

К тому же Жозефина вдруг обнаружила, что… любит своего супруга! Власть сильнейший афродизиак, а у Наполеона была власть. Положение первого человека Франции словно делало его выше и стройней, уверенность в своих силах добавляла красоты.

Поразмыслив, Жозефина осознала, что в общем-то любит мужа давно, а связь с Ипполитом Шарлем была просто глупостью. Она уже и не вспоминала о существовании такого. Теперь и Жозефина смотрела на супруга восхищенно.

Тогда что же ее беспокоило? Измена, совершенная в Египте? Но это было тогда, когда она сама тоже оказалась неверна, и трудно ожидать воздержания от молодого мужчины, отсутствующего дома полтора года.

Нет, не сама связь беспокоила Жозефину, она была не против наложниц, а то, что Наполеон теперь мог спокойно изменять. Он был готов изменять! Морально готов. И возразить ей нечем.

Вот это беспокоило Жозефину больше всего – готовность мужа к изменам. Она прекрасно понимала, что, только почувствовав такую готовность, дамы бросятся выполнять малейшие прихоти повелителя, и тогда от рогов в дверь не пройти. Нет, она не боялась за свое положение первой дамы государства, не хотелось становиться объектом насмешек и хихиканья за спиной.

Жозефина прекрасно помнила разговоры о поведении прежних королей и о том, как относились к королевам фаворитки, как делился двор, как тяжело было женам на фоне блеска своих любовниц.

Нет! Она не допустит появления у Наполеона любовницы! Неужели она не в состоянии удержать любовь мужа, зная все его предпочтения и слабинки?

Жозефина прекрасно понимала одну проблему, разрешить которую трудно, – у них не было детей. Еще отправляясь в Египет, Наполеон предложил Жозефине поехать в Пломбьер и полечиться на водах. Говорили, что тамошние воды и грязи помогают при бесплодии. Но почему от бесплодия должна лечиться она, ведь она как раз свою способность рожать доказала, вон какой сын и прелестная дочь!

– Эжен, а почему Наполеон не взял с собой эту Полину?

Эжен не смог скрыть от матери:

– Он просил ее родить сына…

– Родила?

– Нет.

Жозефина несколько успокоилась. Если у Наполеона нет детей ни от кого другого, а их нет и у его братьев, значит, дело не в ней, а в муже.

И все же она решила окружить мужа вниманием и заботой. Для этого очень подошел Мальмезон.

Все верно, там она создаст уютное гнездышко, куда Наполеона будет тянуть на отдых, а на приемы лучше приезжать, они проходят не каждый день.

В Мальмезоне начались работы, окрестности поместья были великолепны, а вот сам дом не годился никуда, его требовалось отремонтировать, заново отделать, обновить мебель, а еще страстная любительница цветов и экзотических растений Жозефина мечтала устроить огромный розарий и парк.