Почувствовав на себе взгляд, Жозефина проснулась.

– Ты меня разлюбила? Ты любишь этого мальчишку?

Ипполит был немногим младше самого Наполеона, но тот боевой и такой успешный генерал, в то время как Шарль капитан-прощелыга, которого по одному слову Бонапарта могли казнить, потому и называл его ревнивый муж мальчишкой.

Жозефина вдруг вспомнила угрозу Барраса и горячо заверила:

– Нет, нет, что ты! Это просто наваждение… я так скучала по тебе, так страдала в одиночестве…

Она знала, чем взять, уткнувшись в плечо мужа, бормотала и бормотала о своих страданиях. Немного погодя Наполеон уже сам просил прощения за то, что оставил ее одну-одинешеньку в Париже и умчался завоевывать какую-то там Италию. Что такое Италия в сравнении со скукой Жозефины?!

Жозефина приняла его оправдания, простила и… взяла слово вернуться из Италии поскорей… ну, как только позволят обстоятельства…

– А ты… ты разве не будешь здесь со мной?

– Но, Наполеон… я женщина, слабая, с испорченными страданиями нервами. Как я могу находиться в зоне военных действий? Опасности и переживания совсем погубят меня, мою красоту.

Он хотел сказать, что создал все условия в Милане, что там к ее услугам роскошный дворец, множество слуг, прекрасные повара, а он сам мог бы приезжать хоть изредка. Но Жозефина не позволила произнести все это, она уже и без мужниных объяснений знала и о дворце, и о слугах, и о поварах, но там не было Шарля, а требовать присутствия любовника рядом с собой невозможно. Пожалуй, оставь Наполеон гусара рядом с женой в Милане, та согласилась бы «находиться на войне».

– Ты ведь не станешь требовать от слабой женщины героических поступков? О, я знаю, что не станешь! Я так люблю тебя, Наполеон!

Даже если бы она не сказала ничего другого, одной этой фразы было достаточно, чтобы он согласился на все. Но было еще одно препятствие…

– Жозефина, после Италии будет Египет, я вернусь еще очень не скоро…

Голова хитрой креолки работала быстро.

– О, Египет?.. А знаешь, я поеду с тобой в Египет!

– Ты? Боишься быть в безопасности в Италии и поедешь в Египет?

– Италия – это одно, а Египет – совсем другое! Я настоящая жена генерала, не смейся, ты увидишь, что это так!

Он не собирался смеяться, Наполеон просто не мог понять женской логики, Жозефина, всегда любившая роскошь и удобства, носом крутит от Милана, но намерена выносить трудные условия Египта. Наполеон понимал, что здесь какой-то подвох, но позволил ей рассуждать.

– Ты забыл, что я даже сидела в тюрьме и была на самом краю; если бы не мужественный Тальен, нас с Терезой обязательно казнили бы на следующий день! О, как там было страшно! Крысы… драный соломенный матрас на полу…

Она принялась со слезами расписывать тюремные ужасы. Наполеон поспешил успокоить жену:

– Перестань, перестань, это никогда не повторится! У тебя есть я!

Через неделю, провожая супругу в обратный путь, Наполеон убеждал и убеждал ее писать почаще.

– Ах, Наполеон, ты же знаешь, что я просто не умею так выражать свои чувства, как это делаешь ты. Если бы ты только знал, сколько я перевела бумаги! Луиза устала выбрасывать испорченные листы. Напишу тебе о своей любви, а потом прочитаю твои письма, и становится стыдно своих неуклюжих объяснений, рву со слезами на глазах и клянусь не писать больше ни строчки. Но потом не выдерживаю и пишу снова… Ты простишь мне мой неуклюжий язык?

Он готов был простить все, что угодно, только бы она не уезжала. Но Жозефина торопилась в Париж, там уже ждал Ипполит Шарль…


Легче всего обмануть того, кто желает быть обманутым, Наполеон очень желал и бывал обманут не раз. Стоило неверной только попросить прощения, и он был готов простить и даже сам просить в ответ. Глядя вслед карете, увозившей его супругу обратно в Париж, Бонапарт вздохнул:

– Как бы я хотел поменяться с ней ролями или хотя бы иметь мужество изменять Жозефине так же легко, как делает это она мне.

Сама изменщица в карете вытирала слезы, но не горя, а радости, потому что отбыла свою повинность, съездила в Италию к супругу, как того требовал Баррас. Теперь никто не посмеет укорить ее в нежелании помочь Бонапарту, она почти героиня.

Теперь остановок делали как можно меньше и уже не отдыхали по два дня на каждой, генеральша после встречи с мужем, казалось, обрела новые силы. Она действительно обрела новые силы, но муж тут был ни при чем, Жозефина торопилась к любовнику, ревностью Наполеона сначала низвергнутого, а потом возвращенного в Париж.

Ее догоняли все такие же страстные письма с требованием если не вернуться, то хотя бы писать! Писать, писать, писать! Ну что может быть трудного в том, чтобы излить свои чувства на лист бумаги?! Если это получится коряво, неважно, он не станет обращать внимания на гладкость выражений, на ошибки, на корявость почерка, ни на что, он даже между строчек увидит выражение любви, только были бы эти строчки!

Своим нежеланием писать Жозефина доводит Наполеона до отчаяния, теперь-то он знает, чем она может быть так занята, что не остается времени на письма! Теперь обмануть его труднее, он все видел собственными глазами – страх за любовника, слезы и даже обморок.

«Я совсем не люблю тебя, напротив, ты мне ненавистна. Ты дурна собой, взбалмошна, глупа, гадка. Ты не пишешь мне ни строчки. Ты не любишь своего мужа. Ты знаешь, как радуют его твои письма, и ты не можешь написать ему несколько строк!»

Временами почти смиряется с тем, что она равнодушна:

«…Обо мне не стоит думать. Счастье или несчастье человека, которого ты не любишь, не имеет никакого отношения к твоим интересам…

Прощай, будь счастлива, моя обожаемая Жозефина!..»

И следом приписка:

«Я опять вскрываю письмо, чтобы послать тебе свой поцелуй… О, Жозефина!.. Жозефина!..»

Таких писем – полученных или написанных, но не отправленных – тысячи, он действительно завоевывал мир, чтобы бросить его к ногам любимой, та благосклонно принимала дары и поклонение, но не желала принимать самого мужа. Ах, если бы этот Наполеон еще был и незаметен! Как-нибудь этак преподносил подарки и славу и снова исчезал, не надоедая письмами…

Если бы ей тогда знать, что придет время и, как когда-то говорил Наполеон, он сможет легко изменять ей, пусть даже возвращаясь и возвращаясь к неверной супруге, а потом и поневоле верной, потому что Жозефина станет уже не нужна никому другому, и уже она будет ждать писем, встреч, внимания… Собственно, внимательным Наполеон будет всю жизнь (ее жизнь) и любить тоже будет всю жизнь, но… Тогда до этого было еще очень далеко, все самое яркое было впереди и главные подарки от него тоже.

Жозефина возвращалась со свидания с мужем, на которое вовсе не желала ехать, возвращалась со множеством даров, надеясь на скорую встречу с любовником…


Встречали Жозефину, как национальную героиню. Она была спутницей жизни великого героя, чьи подвиги достойны античных времен. Ее славили, чествовали, бросали к ногам цветы, несмотря на зиму, посвящали стихи, исполняли песни… Думаете, в сердце этой женщины шевельнулось хоть малейшее чувство благодарности к тому, кто все это обеспечил, из-за кого она превратилась в героиню? Ничуть, в Италии она уже привыкла к восторгам, к поклонению и в Париже все принимала с легкой улыбкой, словно должное.

Жозефину в Париже интересовал только Ипполит Шарль, который не замедлил появиться. Гнев Наполеона, смягченный уговорами Жозефины, не нанес ему особого урона, Шарль успел награбить в Италии достаточно, чтобы некоторое время жить безбедно, а теперь надеялся с помощью любовницы восстановить свое положение.

Она разыскала Шарля быстро, столь же быстро началось продолжение их романа. Любовники предавались страсти, совершенно не задумываясь над возможностью возвращения супруга.

Вообще-то в этом не было ничегошеньки удивительного, весь Париж вел себя так же. Никому не приходило в голову хранить супружескую верность, напротив, считалось ненормальным, если жена не имела любовника, а муж любовницы. Отсутствие дома одного из супругов больше пары дней, безусловно, означало, что ему наставляли рога, разве что оставшийся дома супруг был совершенно болен.

Жозефина была здорова и хранить верность далекому Бонапарту не собиралась. Тем более это не принято в тех кругах, где она вращалась. Любовник? А у кого его нет? Просто приличный муж перед возвращением старается сообщить о своем скором прибытии, а если и застает дома не званного им самим гостя, то вежливо позволяет удалиться.

Ей и в голову не приходило, что можно устраивать скандалы из-за наличия у супруги любовника. Что за дикость, это же Париж, а не глухая деревня!

Супруг Жозефины был воспитан в Аяччо на Корсике, в большой итальянской семье, где понятия добропорядочности были несколько иными, а отсутствие мужа вовсе не означало присутствия любовника. Тем более Наполеон был не на шутку влюблен и не мыслил возможности измены со стороны обожаемой Жозефины.

Нет, постепенно он понял, что легкомысленные французские женщины просто не могут быть верными, и стал относиться к изменам спокойней, но только с французскими женщинами, а собственную жену ревновал еще долго и неистово, впадая то в ярость, то в полное уныние.


Сказать, что Наполеон ехал в Париж, значит солгать, он летел, он мчался так, словно намеревался покрыть все расстояние за час! В Париже его с нетерпением ждала (о, конечно же, ждала!) обожаемая Жозефина! Жена не часто отвечала на письма, но он простил Жозефине такой проступок, хотя постоянно укорял в своих посланиях. Сам Наполеон писал с сумасшедшим количеством ошибок, но в порыве страсти не замечал этого, да и мог ли заметить, если его письменный французский хромал на обе ноги?

Возможно, Жозефина недовольна ошибками в его письмах, потому не отвечает? Но ведь должна же она понять, что муж страдает, что он влюблен без памяти, что считает минуты до встречи с обожаемой супругой.