Блюменкранц снова замолчал, уставившись в окно. А я сидела ни жива, ни мертва, только сейчас начав в полной мере осознавать насколько же масштабным было это чёрное дело. Я знала про Коленьку, догадывалась, что кто-то ему помогает. Но не могла и предположить, что судмедэксперты тоже оказались вовлечены в торговлю органами. И что они были настолько уверены в своих силах, что не боялись ничего.

Да, у нас, работников морга, труполюбов и труповедов, мораль искривлена, а психика подвержена профессиональной деформации. Но что бы настолько деградировать, это всё-таки надо быть уникальным человеком. Уникальным в откровенно хреновым, как по мне.

— Ивар Захарович, вы…

— Виноват я, — шеф отмахнулся от моей вялой попытки его поддержать и криво усмехнулся. — Очень виноват, Женечка. Перед родными, которым пришлось переживать весь этот ужас. Перед мёртвыми, за то, что не дал спокойно упокоиться… И перед тобой. Я ж все эти годы искал, как можно прекратить эту чёртову вакханалию, Пиров пир! Тыкался в ментуру — глухо, пытался по своим связям что-нибудь выяснить — снова глухо… А потом эти молодые люди, не отягощённые интеллектом, решили на каждого нового сотрудника собирать дополнительную информацию. На всех, Женечка, в том числе и на тебя… — и впервые за вес разговор Блюменкнраны посмотрел прямо на меня. Больным, несчастным взглядом, в котором клубилось чувство глубокой вины. Лицо пожилого мужчины исказила болезненная улыбка, а по щеке скатилась одинокая слезинка.

— И… — с трудом сделав очередной вздох, я прикрыла глаза, пытаясь взять себя в руки. А когда смогла, даже порадовалась как спокойно прозвучал мой голос. — И что же там было? В том досье?

— Ничего особенного, — тихо откликнулся Ивар Захарович, делая глоток из горлышка початой бутылки. Янтарная жидкость как-то недобро блеснула в свете настольной лампы. — Жила, училась, работала. Всё как у всех и ровным счётом ничего не обычного. Но у меня были знакомства в отделе по борьбе с экономическими преступлениями. И когда я мельком увидел тебя в компании одного из Араньевых…

— То пришли к выводу, что у меня с ними есть связь, — машинально кивнула, ссутулившись и сжав пальцы в кулаки. Кажется, я начинаю понимать, куда ж клонит моё любимое начальство. И какой именно выход из ситуации оно нашло.

А ведь всё было до смешного, до банального просто.

Я никогда не скрывала своего общения с братьями Эльзой. Иногда пересекались в морге, иногда на улице. Иногда кто-то из них заглядывал просто так, узнать как дела, да и просто проверяя, всё ли у меня в порядке. Это сейчас они расслабились и не пытаются меня опекать так же, как родную сестру, а до этого пришлось пережить немало курьёзных и не очень приятных моментов, связанных как с любопытством Веника, так и с невозмутимым спокойствием Димыча.

Я никогда не скрывала, но и не афишировала нашу дружбу. Как не афишировала после тесное общение с тем же Санычем или Шутом. Работа это работа, личное это личное. И будь я хоть трижды трудоголик, но семья это одно, а коллеги это совсем другое.

Вот только Ивар Захарович подробностей нашего общения не знал и не мог знать. Он вполне справедливо решил, что братьям не составит труда заметить, что со мною что-то не так. А заметив, те тут же начнут копаться в случившемся и обязательно доберутся до правды. Уж чего-чего, а упрямства им определённо не занимать!

Судорожно вздохнула, впиваясь короткими ногтями в нежную кожу ладоней. Да, план был хороший, логичный и вполне мог увенчаться успехом. Если бы не одно «но». Я не виделась с братьями Араньевыми так часто, как надо бы что бы что-то заметить. Я никого не посвящала в свои проблемы…

И это оказалось именно тем камнем преткновения, о который споткнулся и разбился весь блестящий план старого заведующего моргом.

— Не сердись на старика, Женечка… — тихо заметил Блюменкранц, тем не менее, даже не пытаясь ко мне подойти. — Я делал всё так. что бы ты обратила внимания на творившееся в морге безобразие. Ты обращала. но ничего не менялось… А в последнее время господа хорошие стали непрозрачно намекать на то, что Коленьку, козла этого доморощенного, надо бы повысить. Для более эффективного сотрудничества. Я-то человек подневольный, сам не могу ткнуть в нужного человека. Во всяком случае, это сходило с рук несколько раз, хотя ни один из кандидатов на месте не задержался. А в этом году они меня прижали… И сказали либо так, либо будет плохо. Всем, Женечка. И сотрудникам и мне лично. И я… Я просто не мог по-другому…

— Вот уж действительно… — отстранённо заметила, криво улыбнувшись. — Не зря говорили, проклятая должность…

— Девочка моя, я знаю, что я дурак. Старый, больной дурак… — Захарыч сделал ещё один глоток коньяка. — Знаешь, как я обрадовался когда в четверг дознаватель пришёл? И как был счастлив, когда вчера со мной связались из прокуратуры, после чего вызвали на приватный разговор? И объявили о том, что сегодня будет проходить задержание этой группировки? С обыском, со всем, чем можно? Да я чуть не расцеловал всех там присутствующих за такой подарок! Я ждал этого столько лет, что сегодня думал напьюсь… От радости. Только радости нет, никакой. Арестовали, взяли, даже допросить успели, в моём присутствии… Их как прижали, так они соловьём разливаться начали! А я сидел, слушал и чувствовал, как начинаю седеть окончательно и бесповоротно… А когда один из следователей поинтересовался, по какой причине они тебя избили, а после чуть не придушили угрожая пистолетом…

— Простите? — вынырнув из собственных невесёлых мыслей, я нахмурилась, поднявшись и подойдя к столу начальника. — Ивар Захарович, о чём спросили?

— О том, по какой причине они тебя избили. И зачем угрожали пистолетом. Женечка, я всем чем хочешь клянусь, я не думал… Я даже не предполагал…

— Ивар Захарович, не надо, — несильно ударив ладонью по столу, я вымученно улыбнулась шефу и покачала головой. — Вы действительно не виноваты ни в чём. Тут просто… Глупое стечение обстоятельств. Глупое и фатальное. Вам бы это… Отдохнуть. С семьёй побыть. А не сидеть и не напиваться тут. Всё же вроде хорошо закончилось, нет?

— Хорошо… — вяло кивнул в ответ Блюменкранц и снова вздохнул с затаённой горечью. — Только всё равно, Женечка. Я виноват. Прости старика, я ж как лучше хотел… А вышло…

— Всё хорошо, что хорошо кончается, — снова криво усмехнувшись, я осторожно спросила. — Можно я сегодня выходной возьму, Ивар Захарович? Сдаётся мне, никто сегодня работать не будет.

— Конечно-конечно, — суетливо кивнул старик, явно так и не поверивший моим словам. Это было видно по заострившимся чертам лица, по потемневшим глазам и судорожным движениям. Ивар Захарович, славившийся своей выдержкой и умением мыслить позитивно в любой ситуации, сейчас был действительно сломлен. И задыхался от душившего его чувства вины.

Как бы не натворил он с собой чего-нибудь…

Вот только, как бы цинично это не прозвучало, меня сейчас куда больше заботили собственные переживания. И воспользовавшись разрешением начальника, я выскочила за дверь, почти бегом направившись обратно в родной зал. Не глядя по сторонам ин е обращая ни на кого внимание. В голове билась эта треклятая мысль, высказанная ещё самим Винни-Пухом в том старом мультике: «Это ж-ж-ж неспроста!», а ноги самостоятельно привели меня на разгромленное рабочее место.

Где я и грохнулась на колени, опёршись ладонями в ледяной пол и пытаясь сложить чёртов пазл, который ну никак не желал сходиться.

О том, что меня избили, знали только двое. На самом деле знали, а не догадывались и могли сказать об этом с твёрдой уверенностью. А о том, что меня душили вообще только один, но тот не мог никому ничего сказать. Не мог же?

Втянув воздух сквозь сжатые зубы, я зажмурилась, треснув со всей силы кулаком по полу. Противно заныли костяшки, оставляя на светлой плитке алый след. А в голове по-прежнему скакали треклятые эвоки из «Звёздных войн», складывая мельчайшие, несвязанные на первый взгляд моменты в единую картину. Картину, от которой к горлу подкатывала тошнота.

Странные реакции, запутанный гугл-переводчик, не пытавшийся ничего сделать со своей проблемой мужчина, заедающий замок, грёбанные креветки, его беспокойство и нежелание вчера меня куда-либо отпускать…

Вася, исчезнувший с горизонта, Рыж, странно отреагировавшая на казалось бы незнакомого парня, замечание Эльзы про ругань матом на корейском, их поспешная прогулка на улице, слишком довольное лицо Солнцевой по возвращению…

Тихо всхлипнула, усевшись на пол и, подтянув колени к груди, обхватила их руками, уткнувшись в них лбом. Я должна была догадаться, разве нет? Я должна была понять, что не может человек так комфортно воспринимать собственное вынужденное молчание и то, что не может ни с кем объясниться! Я должна была заметить, что его не напрягает моё долгое отсутствие и вынужденное заточение в квартире. Я должна была…

Но не заметила. Не обратила внимания и не захотела думать об этом, веря в лучшее.

— Значит, просто похож, да, Рыж? — тихо проговорила, чувствуя, как грудь сдавливает обруч из злости, непонимания и обиды. — Ну и за что ты так со мной, Жмур? Или как там тебя зовут на самом-то деле?!

Было больно. Не от того, что он вмешался, не от того, что врал. Больно было от того, что не доверял. И предпочёл что бы все всё знали, одна я как дура оставалась в неведении. И зачем? Из страха потерять? Из собственной прихоти?

Зачем?

Вопросы оставались без ответов, во всяком случае, оставшиеся в холодильниках мертвецы вряд ли могли бы что-нибудь сказать мне по данному поводу. Поэтому сглотнув горечь, оседавшую на языке, я проигнорировала стойкое желание забиться в угол и порыдать в темноте. Я медленно поднялась на ноги, не обращая внимания на сбитые в кровь костяшки, и вытащила телефон, чудом уцелевший после всех приключений.

Набрать нужный номер дело трёх секунд. Дождаться ответа ещё тридцати. Шут видимо уснул не так давно, потому как злым и сонным голосом оповестил где и в каких позах он видел нежданного собеседника.