Наталья Соловьёва - Жизнь за ангела

 - Что с ним? Он сейчас жив, этот Ганс? – тетя переживала.

 - Да, я могу вас уверить, - успокоил ее полковник

 - Что с ним теперь будет?

 - Все зависит от него самого. По всем правилам, как вы знаете, мы должны его расстрелять, как  немецкого разведчика и диверсанта. Но есть одно но, если он согласится с нами сотрудничать, я могу облегчить его участь. Сибирь и лагерь для военнопленных, это самое лучшее, что может его ожидать, вряд ли он сможет этого избежать.

 - Пожалуйста, оставьте его в живых! Я очень прошу, не убивайте его, он все же сын моей сестры, мой племянник. Я могу его увидеть?

 - Нет, это вряд ли получится, я не могу этого допустить. Ваш муж сейчас уехал, чтобы со всем разобраться на месте и провести с ним переговоры.

 - Что? Он может его убить, я его знаю, чтобы не дать себя скомпрометировать. 

 - Черт, об этом я как-то не подумал. Пожалуй, вы правы. Хорошо, я сделаю все что возможно, – он снял трубку телефона. - Соедините меня со штабом 13-й армии, 15-й стрелковой…

 В части раздался звонок.

 - 15-я стрелковая, слушаю…

 - Майор Апраксин у вас? Полковник Мечников…

 Меня провели мимо части, окольными путями на окраину села, к стоящему несколько в отдалении заброшенному сараю, где раньше держали совхозных коров. Следом за нами подошел майор. Мне зачитали короткий приговор:

 - Краузе Ганс. Военным трибуналом, за шпионаж, разведку, диверсионную и подрывную деятельность, вы приговариваетесь к смертной казни, через расстрел. Приговор привести в исполнение.

 После чего поставили к стенке.

 - У вас есть последнее желание? – спросил дядя.

 - Нет.

 В тот момент мне даже в голову ничего не пришло.

 - Хотите выкурить сигарету?

 - Я не курю.

 - Жаль, этот самый случай, когда курение продлило бы вам жизнь. Выше последнее слово, вы имеете право его сказать.

 - Мне нечего сказать.

 Немного помолчав, я огляделся по сторонам. Сам не знаю почему, но вдруг произнес:

 - Схороните меня под березой.

 Мне хотелось, чтобы меня хотя бы похоронили по-человечески. Одиноко стоящее деревце, вполне для этого походило, чтобы обрести под ним вечный покой.

 - Что ж, - майор кивнул головой, – тогда…

 - Подождите! Дайте мне еще одну минуту, пожалуйста.

 - Одну минуту? – спросил капитан. – Не много ли вы просите?

 Но и этого мне было достаточно, чтобы собраться и попрощаться с этим миром.

 - Дайте ему минуту, – сжалился надо мной майор.

 - Хорошо, я засекаю. Время пошло. - Сказал капитан.

 Воцарилась полная тишина, на минуту все замолчали. Я посмотрел на ясное небо, на котором не было ни облачка, вдохнул ноздрями воздух…

 Если бы я раньше знал, что минута может длиться так долго, целую вечность! Мне показалось, что время остановилось, я пытался запомнить каждое мгновенье, последнее в своей жизни, понимая, что больше меня не будет. Нет, я не боялся смерти, просто мне было жаль, что жизнь закончится так рано, в самом расцвете сил, едва мне исполнилось 23 года. По роковому стечению обстоятельств, сегодня был день моего рождения. Пули, оборвавшие мою жизнь, должны были стать единственным для меня «подарком». О пощаде я не просил и на милость не надеялся, как не надеялся и на чудо.

 Капитан посмотрел на часы.

 - Ваше время вышло, – он кивнул головой. – Приступайте…

 Один из солдат, зачем-то подошел ко мне. Дядя видимо решил надо мной поиздеваться.

 - Может ты еще напоследок, крикнешь «Хайль Гитлер!».

 - Не смешно. Ничего я кричать не буду. Я что похож на идиота?

 - Хм? Вы что хотите сказать, что не преданы фюреру?

 - Мне на все наплевать, и на вас тоже, на том свете все равно будет. Какая разница?

 - Хотя? Вы правы! – изумился майор. - С другой стороны правильно рассуждаете.

 Он как будто издевался надо мной, в его поведении было нечто странное. Он вел себя как палач, но при этом старался, как можно гуманнее казнить свою жертву.

 Мне попытались завязать глаза, какой-то материей, меня вдруг охватила паника.

 - Не надо! Пожалуйста, не надо! Не закрывайте глаза!

 - Снимите повязку, раз он так хочет.

 Увидев свет, я успокоился. Спокойно встал у стены, последний раз посмотрел на дядю, наверное думая, что может  в нем проснется хоть капля жалости, но этого не произошло.

 - Прощайте, – сказал я тихо, опустив голову.

 - Оружие наготове! – скомандовал Апраксин.

 Солдаты вскинули винтовки.

 - Целься.

 Осталось скомандовать «пли», он готовился махнуть рукой.

 Вдруг, внезапно раздался крик:

 - Стойте!

 Я увидел бегущего политрука.

 - Стойте! Подождите пока, не стреляйте!

 - В чем дело? – спросил майор.

 - Товарищ майор, подождите! - он выговаривал явно запыхавшись. - Мне надо поговорить с вами.

 - О чем? Какого черта вы вмешиваетесь?

 - С вами хотел еще поговорить командир дивизии.

 - Прямо сейчас? Это так срочно?

 - Срочно товарищ майор.

 Они отошли в сторону, он что-то сказал моему дяде, тот подозвал капитана.

 - Подождите. Я скоро вернусь, без меня ничего не предпринимать!

 Оставив солдат меня охранять, они подошли к машине, стоявшей у школы и уехали.

 В полном недоумении я присел, закрыл глаза руками, потом уставился в одну точку.

 - Повезло тебе, – произнес один из солдат.

 - Если бы не минута, которую ты просил, быть бы тебе уже на том свете. Тебе что сволочь всегда так везло? – добавил второй. - Ты еще не радуйся раньше времени.

 Пока Ганс сидел, ожидая своей участи, начальство решали его судьбу.

 К штабу дивизии подъехала машина, офицеры вышли из нее, и зашли в помещение.

 - Вы что хотите его расстрелять? – спросил комдив.

 - Да решение принято и оно окончательно. Я уже подписал договор,- ответил майор.

 - Подписали приговор?

 - Он отказался с нами сотрудничать.

 - Постойте, как отказался? – сказал капитан Синицкий. - Это не правда, я сам лично разговаривал с ним, проводил беседу, и он со мной соглашался. Соглашался сотрудничать! Он даже перейти хотел на нашу сторону с оружием в руках, зачем его расстреливать? А если это так, почему бы ему не позволить? В Сибирь его сослать или под пули подставить, не все ли вам равно как он погибнет? Какая разница! Скоро и так пекло начнется, что многим не уцелеть. Оставьте его в покое!

 - Я тоже лично беседовал с ним, проводил, полит агитацию, - продолжал Джанджгава[2].-  Он даже карикатуры мне здесь рисовал на свое руководство. Алексей Константинович, вы допрашивали пленного? - обратился к майору Савинову.

 - Да, на допросе он рассказал все что знает, показания давал охотно. Все полученные нами сведения проверены, все правда.

 - Меня не волнует. Развели здесь черти что! Вы что сочувствуете и испытываете жалость к врагам? Я могу сообщить своему начальству, загремите под трибунал.

 - А вы нас не пугайте, я сам начальству вашему позвоню и узнаю, какие он давал вам распоряжения, - ответил комдив.

 - Товарищ капитан, - обратился политрук к капитану НКВД, - вы можете подтвердить, что в результате вашей беседы с пленным, он действительно отказался с нами сотрудничать? Почему вы молчите?

 Капитан посмотрел на майора, в конце концов, сознался.

 - Извините, Александр Петрович, но при мне вы действительно не спрашивали пленного о том, согласен ли он, сотрудничать с нами, ваше решение подписать ему приговор было авторитарным. А полковник, между прочим, по моему, давал вам совсем другие указания, расстреливать пленного только в случае категорического отказа.

 - Что съели? Выходит, занимаетесь самоуправством. Мне позвонить вашему начальству? – спросил комдив.

 Майор бросил бешенный взгляд на своего подчиненного.

 - Ну, вы у меня еще получите.

 - Интересно? Это мы еще посмотрим! Я в точности выполняю  все указания и не хочу из-за вас получать по шее.

 - Немцы вербуют наших пленных сплошь и рядом! – говорил Джанджгава. - А мы не можем действовать теми же методами! Поймите, у нас итак с переводчиками проблема с немецкого их и так не хватает, каждый хороший специалист на вес золота. Нельзя же так кидаться! Этот шпана три языка в совершенстве знает! А вы? Его же можно запросто на задания посылать комар носа не подточит, хоть проводником использовать. Да мало ли что можно придумать! Какая разница если это пойдет нам на пользу? Цель оправдывает средства. Вам бы только расстреливать сразу! Наш доктор и так его после ранения еле выходил.

 - А если он снова к немцам сбежит? – сказал майор

 - Я его хорошо изучил, - сказал Савинов, - не похож он на идиота, он теперь своих, как черт ладана боится. В любом случае немцы ему не поверят, посчитают, что его специально подкинули, а все что он скажет дезинформация. Ему прямая дорога в гестапо и расстрел.

 Минут через сорок машина вернулась обратно.

 - Вставайте, сказал Апраксин. - Считайте, что вам повезло. Пойдете вот с этим капитаном, - указал на замполита.

 Я не сдвинулся с места, продолжая сидеть как каменный, впав в состояние ступора.

 - Вам что не ясно? Вы можете идти, вам сохраняют жизнь,- повторил майор.

 Наконец я очнулся. Со мной вдруг случилась истерика, произошел нервный срыв. Ни с того ни сиво я вдруг начал рыдать как мальчишка, глотая  горькие слезы. Меня подняли, попытались увести.

 - Пустите меня! Отстаньте! Почему? - закричал я.- Надоело! Все надоело! Почему вы меня сразу не расстреляли? Жить не хочу! Умереть не даете, сволочи! Гады! А-а-а!