Наталья Соловьёва - Жизнь за ангела

 - Хм? Да, – полковник задумался. – Так он согласился с нами сотрудничать?

 - Да.

 - Хорошо. Только если приедут с НКВД, про то, что отчим в «СС» пока молчи.

 - Хорошо, я понял.

 Проснувшись утром,  я снова постучался в запертую дверь.

 - Откройте! Есть, кто-нибудь?

 - Чего надо?

 - Выпустите меня!

 - Не положено. Велено тебя охранять, ты пленный и находишься под арестом.

 - В туалет хочу! – стучал кулаками.

 - Это твои проблемы.

 - Мне что, прямо здесь?

 - Мне все равно. Будешь нюхать свое дерьмо.

 Этот был ненормальным. Опять идиот!

 - Я же прошу тебя, будь человеком! Не хочу, надоело мне здесь, я что, в тюрьме?

 - Замолчи! Закрой рот и сиди смирно.

 Я сел на пол, на корточки, и что есть сил заорал, цитируя Пушкина:

 - Сижу за решеткой, в темнице сырой, вскормленный в неволе орел молодой…

 Солдат снаружи засмеялся. Я снова начал пинать в дверь ногами.

 - Офицера позовите! А-а-а!!!

 В дверь вошел старший лейтенант.

 - Чего буянишь?

 - Надоело, не могу я так больше! В туалет хочу, а он меня не пускает.

 - Своди его в туалет, – офицер обратился к солдату.

 Тот подчинился.

 - Слушаюсь. Пошли!

 Через пять минут мы вернулись.

 - Товарищ лейтенант, я не хочу больше так сидеть, лучше дайте мне работу, пожалуйста! Я вас очень прошу!

 - Хорошо, я спрошу разрешения.

 Меня отвели на кухню. Там наряд, четыре человека чистили картошку. Повар Ахмед с засученными рукавами, в запачканном фартуке, перьях, держал в руках курицу, которую не успел еще до конца ощипать. Это был дюжий хлопец, почти метра два ростом, кажется из Кавказа. По сравнению с ним я был явно мелковат, при своих 172-х сантиметрах.

 - Вот, помощника тебе привели, – сказал лейтенант. – Ты его тут Ахмед займи, чем-нибудь, дай задание, пусть работает. Но смотри за ним в оба! Понял?

 Повар, молча на меня косился, оглядывая с ног до головы, я смотрел на него.

 - Тэбя как звать?

 - Ханс.

 - Работать значит хочэшь? Да? Ну, пойдем. Ты вообщэ картошку когда-нэбудь чистил? Да?

 - Да.

 Он показал мне на мешки.

 - Ну, вот тэбэ работа. Смотри, чтоб на совэсть, а то зарэжу, как эту курыцу и суп сварю понэл? – при этом он размахивал той курицей, которую готовил.

 Зрелище не для слабонервных! Я посмотрел на него округлившимися глазами, при виде ножа мне опять стало плохо.

 - Ик, – у меня открылся рот. – П-понял, – произнес заикаясь.

 - Тогда давай! Ну, чего смотрышь? Работай, работай! Мнэ целую дэвизию накормыть надо!

 Раздался общий хохот.

 Я подсел к остальным и начал работать. Какое-то время сидели молча, русские хлопцы искоса поглядывали на меня. Наконец один из них решился со мной заговорить:

 - Ты откуда такой?  Чего-то я не понял. Тебя как зовут, ты сказал?

 - Ханс.

 - Ты что, пленный? Ребята, выходит к нам «фрица» что ли сюда подсадили? Чего ему здесь делать?!

 - Ничего, пусть работает, какая нам разница. Не без дела же ему сидеть. Кормят его, пусть свой хлеб отрабатывает, не даром же его кормить.

 - Правильно.

 - Ты старайся, старайся, лучше картошку чисть, а то повар Ахмед тебя точно зарэжет, он шутить у нас не любит. Ферштейн? Ты по-русски вроде хорошо понимаешь?

 Два дня я помогал на кухне, чистил морковку, капусту, картошку, драил котлы, убирался. Потом меня отправляли с лопатой, копать окопы, строить оборонительные укрепления. Кормили вполне сносно, из общей кухни, вместе со всеми, так что свой хлеб я зарабатывал.

 Русские во всю готовились к обороне, проводили связь, строили блиндажи, укрепляли оборонительные сооружения. На много километров протянулись траншеи, соединенные между собой ходами, по какой-то специальной системе, так придумали военные инженеры, всего их было три линии. По крайней мере, было нечто, чего у нас я еще не видел. Постоянно выгружались машины, подвозились снаряды, и другие боеприпасы.

 В помещении бывшей сельской школы, где был когда-то кабинет географии, политрук проводил занятия по политической подготовке.

 - И так, кто мне скажет какими методами можно морально воздействовать на противника? Рядовой Стаценко?

 - Агитация через громкоговорители, распространение листовок…

 - Верно. Еще? Работа партизан в тылу является устрашающим фактором для противника, оказывающим на него моральное давление?

 Бойцы хором:

 - Так точно!

 - Наши крупные военные и тактические победы, такие как под Сталинградом, сила нашего оружия, смелость советских солдат, являются фактором, влияющим на противника? 

 Снова хором:

 - Так точно!

 - Среди вас есть те, кто только что прибыл на фронт и еще реально не встречались с живым противником?

 Несколько человек подняли руки.

 - Так, ясно. Вот что, сидите пока, я скоро приду. Но приду не один, приведу вам пленного, вы сможете задать ему вопросы.

 Замполит вышел.

 Из рядов раздалось несколько возгласов.

 - Что немца?! Живого?!

 - Настоящего?!

 Один из бойцов, видимо более бывалый.

 - Нет, поддельного! Гитлера вам приведут на веревочке, прямо из резиденции, волчьего логова, собственной персоной!

 Весь взвод заражается смехом, похожим на дикое ржание.

 Дверь открылась и вошли трое: Капитан, Ганс и солдат при оружии охраняющий пленного. Воцарилась полная тишина, солдаты устремили свои взгляд на немца.

 Мы вошли в помещение, я смутился,  увидев кучу народа и уставившихся на меня около тридцати пар глаз.

 - Ну, что? Вы готовы к общению? – спросил капитан. – Вы можете задавать свои вопросы, – обратился ко мне, – Вы готовы отвечать?

 - Да.

 - Как видите, наш гость хорошо понимает по-русски, так что можете задавать ему вопросы на родном языке. Не стесняйтесь.

 - А как его зовут? Как к нему обращаться?

 - Ханс.

 - А полное ваше имя, – спросил политрук.

 - Краузе, Ханс Вильгельм.

 - Сколько вам лет?

 - Двадцать три.

 - Ваше воинское звание? - снова задал вопрос Александр Васильевич.

 - Лейтенант.

 - Где вы родились?

 - В Штеттене.

 Он продолжал.

 - С какого времени вы на фронте?

 - С 41-го года.

 - Кто вы по военной специальности? Где служили?

 - Разведчик.

 - При каких обстоятельствах вы попали в плен?

 - Наша группа попала в засаду.

 - И была уничтожена. Так?

 - Да.

 - Ганс был ранен, наш доктор спас ему жизнь. Это пример гуманного обращения к немецким военнопленным. Вы согласны? – спросил капитан.

 - Да, я благодарен вашему доктору.

 - Задавайте вопросы.

 - Почему ваш Гитлер напал на нашу страну?

 - Не знаю. Лучше об этом спросить его самого…нашего фюрера. Я всего лишь солдат, и исполнял приказы своего руководства. Разве вы не поступили бы также?

 - А если Гитлер прикажет вам прыгнуть с крыши или с моста и утопится?

 Этот вопрос меня развеселил, я улыбнулся, пожав плечами.

 - Пришлось бы подчиниться. Если не спрыгнешь, тогда расстреляют, пришлось вы выбирать что лучше, утонуть или получить пулю. Приказы в армии не обсуждаются, они исполняются, вам это известно.

 - А разве вы не по собственному желанию взяли в руки оружие? Пошли в эту самую армию.

 - Меня не спрашивали. Была объявлена всеобщая воинская мобилизация. Обязаны служить в армии все, кому исполнилось восемнадцать лет. Я и так уклонялся от призыва на военную службу, как мог. Я жить хочу, мне совсем не хочется умирать в двадцать лет. У меня есть ребенок, дочь.

 - Как вы относитесь к тому, что вас побили под Москвой и Сталинградом? – один из солдат задал мне вопрос.

 Он бы несколько подковыристый, с явной издевкой. Я решил на него ответить достойно.

 - Как я к этому отношусь? Как солдат должен относиться к просчетам своего руководства? Молодцы! Это ваша победа, вы ее заслужили.

 - Я сейчас покажу вам портреты, – сказал капитан, - вы должны ознакомить наших солдат с высшим военным немецким руководством.

 Капитан достает и показывает плакат с нарисованной карикатурой. Раздается общий дружный, веселый хохот и истерический смех. Не удержавшись, я засмеялся вместе со всеми.

 - Тихо! – я пытался собраться. - Каждый уважающий себя  русский солдат должен знать наше высшее военное командование в лицо! Я рисовать не умею, только зверушек, поэтому нарисовал как мог. Извините, конечно, – обратил я все в шутку.

 Солдаты продолжали смеяться.

 - Кто мне скажет,  кто это? – задал я вопрос.

 - Гитлер! – ответил голос.

 - Правильно. А это? Кто знает? – я едва сдерживался от смеха. - Это Йозеф Геббельс, министр пропаганды! Нет, не могу больше говорить, – махнул рукой. – Ну вас!

 Мы весело пообщались, настроение у всех поднялось.

 - Все, ладно! Конференция окончена! – сказал замполит. – Спасибо, вы можете идти.

 Меня увели.

 Если в начале мне было неловко, то к концу встречи, я освоился, и напряжение которое у меня было пропало.

 - Ну что? Пообщались? – спросил  капитан. - Что вы можете сказать о нем? Этот немецкий офицер адекватно оценивает обстановку?

 - Да. Вполне!- бойцы ответили хором.

 - А он ничего себе, – сказал один из солдат - не плохо держался. Завидное чувство юмора! Я вообще не думал, что у немцев еще и чувство юмора есть.