- Большой какой стал!

 - Сынок,  ну чего стоишь, это бабушка твоя! Скажи: «ба-буш-ка», обними ее скорей!

 - Пойдем внучек, пойдем, я тебя вкусненьким угощу, – проводила нас в дом.

 - Ну как вы живете? Отец где? – спросила Мария.

 - Вчера в Краков уехал, завтра вернется. А ты то как?

 - Ничего, живем потихоньку. Пока Ганса у тебя оставить хочу. Не принимает его Рихард, может еще не привык к нему. Чужой он ему все же, да еще не послушный.

 - Как же так? Если он тебя обижает, бросила бы ты его!

 - Да нет, не обижает он меня сильно, все ладно у нас пока. Не могу я его бросить, беременна я.

 - Что ты доченька! Что ж молчала то? - всплеснула руками бабка.


 Глава 5

 - До свиданья сынок. Слушайся бабушку.

 - Мария, дочка, как же я буду с ним? Я же немецкого совсем не знаю! – сокрушалась бабушка Анна.

 - Ничего, он немного понимает по-русски и по-польски. Я думаю, ты скоро его научишь. Мама смотри за ним, я еще обязательно приеду.

 - Пойдем внучек...

 - Мама! Мама! Я к маме хочу!

  Бабушка взяла меня за руку и отвела меня в дом.

  - Ганс, внучек, иди ко мне! Иди ко мне родной.- Потом повторила на немецком.

 Она пыталась меня утешить, а я даже не все понимал, что она говорит.

 - Что же это такое? Ты даже русского языка не знаешь, как же я с тобой разговаривать буду?  И имя у тебя такое, Ганс. Толи дело Иван.

 - Я есть хочу.- Сказал я ей на-немецком, 

 - Что? Не понимаю, чего же ты хочешь!

 - Кушать хочу! – Сказал я коряво на-польском, взял хлеб со стола.

 - Хлеба тебе надо? Ганс, это хлеб!  Скажи "хлеб".

 - Хлеб.

 - Молодец! Гут! Хорошо!

 - Мильх!

 - Это мо-ло-ко, - пояснила бабушка.

 - Молоко, - повторил я за бабкой.

 - Скажи, « хочу молока!»

 - Молока!

 - Скажи «дай».

 - Дай!!!

 - А пожалуйста? Проше?

  Поначалу я все путал, так что получался сплошной винегрет,  строя фразу одновременно на  двух языках.  В предложение одновременно вставлялось  немецкое, польское или русское слово. Получалось смешно, зато бабушка меня понимала. Польский немного я знал, с ним было проще. У меня была отличная память, которая схватывала все налету. Вскоре я стал понимать и русский язык, а через год уже хорошо говорил по-польски и по-русски, при этом даже забывая немецкие слова. 

  Часто я плохо засыпал, а бабушка рассказывала мне сказки и пела русские песни, которые знала.

  -Ганс, спать пора!- пыталась она меня уложить.

 - Не хочу! - это выражение я выучил слишком хорошо и слишком  быстро.

 - Поздно уже. Вот подожди дед завтра приедет, все ему расскажу!

 - Ну  бабушка!!! Я еще молоко не пил.

 - Тогда пей молоко и ложись спать.

 - А ты колыбельную мне споешь?

 - Вот ведь упрямый какой!

 - Я маму хочу.

 - Мама обязательно приедет. Спи!

 - Спой мне песню, которую ты мне пела.

 - Ты же по-русски не все понимаешь.

 - Понимаю!

 - Ну будет тебе, только спи…

 - А тетя Таня, приедет когда-нибудь?

 - Не знаю, спи…

  Тетю Таню я видел только на фотографии, она была не похожа на мою маму. Мама была темноволосая,  похожая на деда, а тетя Таня была светлая,  вернее с русыми волосами, похожая на бабушку. Я был похож на маму, овалом лица, глазами, только волосы были русыми, губы и нос мне достались от папы.

  Деда я тоже очень любил, он часто ездил в Краков и привозил мне оттуда подарки, всякие сладости и игрушки. Поэтому когда он приезжал, я  выбегал и с визгом кидался ему на шею. Дед мой не любил большевиков, и часто выражал недовольство по этому поводу, особенно когда бабушка затрагивала эту тему, вспоминала о дочери. 

  - Знать ничего о ней не хочу! Осталась там, пусть живет со своим большевиком, коммунистом. Они меня разорили! Отняли последнее, что у нас было. Из-за них мы уехали из России.

 - Ян, она наша дочь, пора бы ее простить. Внук  же у нас растет!

 - Вот он мой внук, иди-ка ко мне Иванко! Или як там тебя, Ганс. Кто як хотит, як величает! Неслушный.

  Ребенком я рос действительно непослушным, ни минуты на месте не мог посидеть.

  - Ваня! – кричала на меня бабка. - Сядь, посиди хоть минуту,  угомонись!

  Я кривлялся во всю, корчил рожи, как обезьяна.

  - Я не Ваня, я Ганс! Почему ты так меня называешь?

 - Имя у тебя Ганс, не нравится мне оно. То ли дело Иван. Вот брата твоего Сергеем зовут.

 Хотелось бы мне его увидеть. Как там Татьяна?

  Вообще беда со мной,  бабке была, то с ребятами подерусь, ссадины, синяки, коленки разбиты. В войну постоянно играли. Часто я  сам задирался, всех передразнивал, за что попадало. Бабка смотреть за мной не успевала.

  - Иван Что случилось? Опять подрался!? Ах ты негодник! Неслушный! Что мне с тобой делать?

 - Я не виноват, он первый начал, пусть не задирается!

 - Знаю я тебя, небось сам первый начал, вот тебе и попало.

 - Нет, я не начинал, он первый дразниться начал!

 - Ладно, иди сюда горе мое, холодное приложу. Одежду грязную сними, руки вымой и есть садись.

  Чтобы хоть как-то привить мне усидчивость, дед купил мне аккордеон.

 - А ну, пан Ганс иди сюда.

 - Что дидку?

 - Знаешь что это?

 - Знаю.

 - Специально для тебя купил, будешь заниматься. Я даже преподавателя для тебя нанял.

 - Это что мне? Дай посмотреть. А можно попробовать?

  Дед показал мне несколько аккордов. Как ни странно мне понравилось, и очень скоро я научился играть.

  Отдали меня в польскую школу, где я научился читать и писать, одновременно изучал и русский алфавит, а в девять или в десять лет уже бойко читал  книги на польском и русском. При этом  я изрядно отстал в немецком, вернее я его понимал, мог на нем говорить, но плохо читал и писал.

  Вскоре приехала мама, когда сестренке исполнилось почти два года, и решила меня забрать в Германию, где я снова жил какое-то время с ней, отчимом Рихардом и своей маленькой сестренкой. Увидев Хельгу,  я сначала заревновал.

  - Ты что сынок обиделся? - мама видимо заметила мое огорчение.

 - Мама ты ее любишь, а меня нет.

 - Что ты сынок, это неправда, я тебя очень люблю!

 - Тогда почему я не с тобой? Почему ты оставляешь меня у бабушки? Я хочу жить здесь, с тобой!

 - Господи, сыночек, детка! Прости меня, когда-нибудь, ты поймешь, я все тебе объясню.

 Она обняла меня, попыталась меня успокоить, я  тоже  ее обнял.

 - Мамочка, я тоже очень тебя люблю!

  В комнату вошел Рихард.

  - О чем вы здесь говорите? Опять на своем? Ты же знаешь, что я плохо понимаю польский и русский. Опять его привезла!

 - Рихард, ты же знаешь, что это мой сын, я не могу его бросить.  Я так его почти не вижу.

 - Я разрешаю ездить тебе к матери, ты можешь видеть его там, но привозить его сюда не обязательно. Этот мальчишка не умеет себя вести,  он постоянно портит наши отношения.

 - Ты что меня ревнуешь к собственному сыну? Он еще ребенок, многое не понимает, но ты? Мог бы его и простить. Это всего лишь детские шалости.

 - Ничего себе шалости! Это он ревнует тебя ко мне. Разве можно терпеть то, что он вытворяет? Он же просто меня ненавидит!

 - Ты сам виноват, не можешь найти общий язык с ребенком. Я же просила тебя, чтобы ты вел себя с ним мягче, нужно только терпение.

 - Я пытался, с ним невозможно найти общий язык. Он немецкий уже понимать разучился!

 - Но ты же сам не позволяешь ему здесь жить.

 - Это не мой сын и я не обязан его любить  и заниматься его воспитанием. У меня есть дочь и мне этого хватает.

 - Пожалуйста, я обещаю, что он  будет хорошо себя вести, только разреши ему остаться! Я обязательно поговорю со своим сыном.

 - Мама я хочу быть с тобой.

 - Что он говорит? А ну говори на немецком! Ты что разучился?

 - Дядя Рихард, я с мамой быть хочу.

 - Если хочешь жить здесь, ты должен меня слушаться и делать все как я скажу. И не вздумай мне пакостить, ты понял?  Ты должен называть меня отцом, если хочешь, чтобы я хорошо к тебе относился.

 - Но ты не мой папа.

 - Я буду твоим отцом.

  Я хотел  этому  верить, и в первое время действительно было все хорошо. Он прекрасно ко мне относился, занимался со мной, дарил мне подарки…

  В Германии меня отдали в немецкую школу, где я проучился почти два года,  сначала плохо, поскольку не умел хорошо читать и писать. Отчим, очевидно не понимая этого, лупил меня за плохие отметки, отчего отношения у меня с ним, готовые было наладиться, снова испортились, за что я его снова возненавидел. Я вернулся со школы, отчим спросил меня про оценки.

  - Нормально, все хорошо.

 - Тогда покажи дневник.

 - Рихард, дай мальчику поесть, – вступилась за меня мама.

 - Я сказал, покажи оценки.

  Мне пришлось показать.

  - Это что? Я спрашиваю, отвечай! Ты еще и врешь? - Он снял ремень и отлупил меня как сидорову козу! Даже все просьбы мамы не помогли.

  К бабушке я приезжал на каникулы каждое лето, жил то здесь, то там,  так я  и болтался, между Польшей и Германией.

Глава 6

 Когда мне исполнилось пятнадцать лет, умер дед, а вскоре и бабушка. Я вынужден был снова уехать в Германию, где окончил народную школу, девять классов, и поступил  в Берлинский Университет на факультеты иностранных языков - международных отношений и журналистики. Экзамены сдал  успешно, так что при счастливом стечении обстоятельств, мог бы стать  хорошим журналистом, а может и дипломатом. Нас даже обещали отправить на стажировку в Советский Союз, но всему этому не суждено было сбыться.