- Тетя. Сестра моей мамы.

 - Имя?

 - Татьяна.

 - Фамилия?

 - Не знаю.

 - Поддерживали ли вы, ваша мать, отношения с тетей. Встречи, переписка?

 - Нет. Это было невозможно. Я не знаю где она.

 - Скажите, вы ненавидели большевиков и советскую власть, поэтому воевали на стороне Германии?

 - Вы думаете, я должен был вас любить? Большевики отняли все у моего деда, все что было.

 - Это имущество было нажито нечестным путем, за счет эксплуатации рабочего класса.

 - Неправда, мой дед много работал, чтобы открыть свое дело!

 - Вы поддерживаете Гитлера? Его идеологию?

 - Нет. Я его ненавижу.

 - Почему?

 - Я наполовину поляк, а Гитлер напал на родную Польшу. Я не хотел идти в вермахт, меня пытали в гестапо, сказали, что я коммунист, хотя я им не был.

 - Вы могли бы сдаться в плен, почему вы этого не сделали?

 - Я не знал, что со мной будет. Поймите! Нам внушали, что русские ужасно обращаются с пленными, не кормят, содержат в ужасных условиях, расстреливают. Я боялся! Я трус, вам этого достаточно?! Что теперь со мной сделают?

 - Пока не знаю, мы еще установим степень вашей вины, но ничего хорошего я вам сказать не могу. Ваше досье будет передано в НКВД, им займется особый отдел, там решат вашу участь.

 - Меня расстреляют?

 - Не могу ничем вас обрадовать, возможно и так. Вы преступник! Сейчас вы не в том состоянии, но после того как поправитесь, мы за вами приедем.

 Этот прогноз  меня убил. Я понял, что мне не придется ждать ничего хорошего, что бы не произошло, но участь моя будет печальной.

 Капитан разговаривал с доктором.

 - Вы доктор, как я понимаю товарищ майор? Можно с вами поговорить, задать вам пару вопросов?

 - Да, конечно.

 - Сколько времени понадобиться на то чтобы пленный поправился, так чтобы его можно было забрать?

 - Он у нас уже неделю, дней семь… Дня через три снимем швы. Думаю недели две, он поправится, если не будет никаких осложнений.

 - А ситуация существенно не изменится? Отправлять его в госпиталь? Может оставить его пока прямо здесь, все равно не сбежит. Это возможно? Тем более всего на две недели.

 - Не знаю. Хотя вообще, наверное можно почему бы и нет. Только согласуйте с комдивом.

 - Разумеется! Хорошо.

 После этого разговора, мне стало плохо,  навалилась тоска, я впал в депрессию, не мог нормально спать, не хотелось есть, одолевали мрачные мысли. Если я раньше на что-то надеялся, то сейчас почему-то нет, я полностью осознал всю тяжесть своего положения. 

 - Ты есть будешь? – спросила Катя. - Я обед принесла.

 Она поставила тарелку, там была каша пшенная с маслом, хлеб.

 Я молчал.

 - Ганс, ты меня слышишь? Чего молчишь?

 Говорить мне совсем не хотелось.

 - Что с тобой? Ты есть будешь или нет? Скажи же что-нибудь, наконец!

 - Нет, не хочу.

 - Почему?

 - Оставь меня. Не трогай! Сказал, не буду.

 Катя явно не понимала, до этого я не выделывался.

 Услышав наш разговор, заглянул доктор.

 - Что еще?

 - Он есть отказывается.

 - В чем дело?

 Я снова молчал.

 - Почему молчите? Решили объявить голодовку? Вам же хуже. Оставь его Катя, не хочет как хочет, пусть выделывается, с голоду сдохнет, так сдохнет, никто не расстроится. Захочет есть, сам попросит, куда он денется.

 Тарелку поставили рядом, но я к ней не притронулся, пил только воду и чай.

 - Не надо Катя его заставлять, по выделывается, перестанет.


 Но когда я не притронулся к еде на следующий день, терпение доктора наверное лопнуло, видимо он сказал кому-то об этом, тем более, что меня угораздило еще и в обморок упасть. Как на грех! После того как мне сделали перевязку в процедурной и укол, я зашел в палату, разговаривал с Катей, казалось все было хорошо. Вдруг внезапно голова закружилась, и я пошатнулся. Заметив это, Катя спросила:

 - Тебе что, плохо?

 - Нет… все хорошо.

 - Я же вижу ты бледный.

 - Голова закружилась…я лягу…Сейчас, все пройдет…

 Я прилег на постель, немного полежал, и кажется, отошло. 

 - Все, мне уже лучше. Все хорошо, - успокоил я девушку.

 - Точно? Может доктора позвать?

 - Не надо! Не надо!

 - Ты вчера ничего не ел, я завтрак сейчас принесу… - отозвалась Катя.

 - Чаю.

 Катя принесла чай и тарелку каши.

 - Ешь.

 Чай я выпил, кашу не стал.

 Когда встал с постели, видимо резко поднялся, сделал два шага и упал, потерял сознание, едва не ударился головой. Очнулся в постели. Надо мной склонился доктор.

 - Очнулся? – спросил он меня.

 - Что со мной?

 - Что с ним? У вас обыкновенный обморок. И все из-за того, что вы ничего ни ели, со вчерашнего дня. У вас еще организм не достаточно окреп после тяжелого ранения, вы еще силы не успели восстановить, и есть отказываетесь! Нет, я больше не буду его лечить.  Лечиться он не хочет! С меня хватит, сейчас доложу обо всем командиру, пусть делают с ним что хотят. Не хотите лечиться? Не надо!

 - Не надо командиру! Пожалуйста! Доктор! Г-григорий Яковлевич!

 - Нет, я вынужден доложить…

 - Пожалуйста! Я не буду так больше.

 - Вы не желаете лечиться, нарушаете режим, не слушаетесь…

 - Я буду вас слушать, я буду делать все, что вы скажете, только не надо командиру, пожалуйста!

 - С меня хватит! Я не желаю больше с вами возиться, - доктор был непреклонен, лицо его было суровым. Не  смотря на мои мольбы, он поднялся и вышел, наказав Кате смотреть за мной.

 - Ты сам виноват, - сказала Катя.


 В санчасть зашел полковник Джанджгава.

 - Здравствуйте, Григорий Яковлевич!

 - Здравствуйте!

 - Что за проблемы?

 - Да вот, второй день есть отказывается, голодовку объявил.

 - Это после визита НКВД?

 Он зашел в палату.

 - Что здесь происходит?! - Вид его был свирепый, – Вы что, голодовку объявили? Почему отказываетесь есть?!

 - Не хочу.

 - Вы что, еще будете здесь выделываться?! Не хотите лечиться, я вас выкину из санчасти немедленно! А ну прекратите этот… кардобалет, ни то отправлю вас куда следует, прямо сейчас! Вам ясно?

 - Да.

 - Развели здесь сопли, как в детском саду! Щенок, паршивый, кто-то здесь цацкаться с ним будет! Вы в плену и будете подчиняться. Если хотите жить, будете выполнять все наши приказы беспрекословно!

 Он так орал на меня, что стены тряслись! Его карие глаза прожигали меня насквозь, так что я действительно испугался, настолько он был зол. 

 - Делать мне больше нечего,  как возиться с этим отродьем, выродком, недобитым! Без него дел хватает… - хлопнув дверью, он вышел.

 В дальнейшем я просто испытывал перед ним трепет. Боже упаси его еще раз разгневать!

 Есть после этого я стал, все что давали, и даже не разбирал

Глава 29


 Но беда не приходит одна! Видимо все к одному. На девятый день, 11 мая, произошло еще нечто, за что мне снова, чуть было не попало!

 С утра доктор уехал за медикаментами, о чем сказал медсестре. Катя была видимо где-то по близости, во дворе, развешивала белье, которое постирала. Я проснулся, но еще лежал в постели. Вдруг услышал знакомый голос, который, тоже кажется  где-то слышал.

 - Катя! Григорий Яковлевич! - в ответ тишина, никто не отвечал.

 - Есть здесь кто-нибудь, наконец?!


 Я увидел того самого солдата, благодаря которому оказался в больничной койке, и который едва не лишил меня жизни. Во  мне что-то перевернулось, как будто обдали кипятком, а потом внутри все похолодело. Ну, просто аллергия какая-то на него! Неприязнь, индивидуальная непереносимость!

 Глаза наши снова встретились. Я отвернулся и сделал вид, что не обращаю внимания.

 - Ты что, еще здесь?

 - Как видишь. Чего тебе надо? – спросил спокойно, стараясь держать себя в руках.

 - Ничего, тебя это не касается.

 Напряжение нарастало.

 - Тогда ауф видерзэн! – я помахал ему ручкой.

 - Разлегся тут сволочь, как на курорте. Гад!

 - Вас? Что? Вас ист курорт? – подняв брови, моргая глазами,  я продолжал улыбаться, строя из себя совершенного идиота,– Ах курорт! – улыбка сошла с моего лица. – Я тебе покажу курорт!

 Не сдержав своих эмоций, я кинул в него подушкой, от которой он увернулся.

 - Чуть не сдох из-за тебя!

 - Ах ты сволочь! Я ж тебя гнида, задушу прямо здесь! По стенке размажу!

 Он кинулся на меня с подушкой, накинул на голову, пытаясь придушить, затем обрушился с кулаками.

 - Помогите! Ай! Ай! Убивают! – завопил во весь голос, в надеже что меня кто-нибудь услышит, сполз с кровати и бахнулся на пол.

 Но при этом мне было смешно, когда я глядел на его перекошенную от злости физиономию. Меня колотили, а я смеялся! Чем злее он был, тем лучше мне было, пусть лопнет!

 - Ты что, шуток не понимаешь? Я же без оружия, раненный! Русские лежачего не бьют. Идиот! – повертел я пальцем у виска, – Лечиться надо!

 За что получил новых тумаков.

 - Я тебя сейчас вылечу, навсегда, от всех болячек сразу! – кричал он, хватая меня за горло.


 Услышав, наконец крики, вошла Катя, которая держала в руках завтрак.

 - Что здесь происходит? - в ответ тишина.

 - Я спрашиваю, что здесь происходит?! – повторила она строгим тоном. – Нестеренко, что вы здесь делаете? Вам кто разрешил сюда заходить? Я сейчас командира позову и доложу обо всем, что здесь творится!