Но разваливалась не только реальность – похоже, и сама Ирина начала распадаться на пиксельные кубики. Сперва это походило на боль от ушиба в лопатке; Ирина грешила на сидячую работу, ложилась больным местом на игольчатый массажёр, но это не помогало. Мучение не проходило ни днём, ни ночью, не уменьшалось ни в каком положении тела – только усиливалось со временем, изматывая её. Обезболивающие лекарства были бесполезны. Пойти к врачу её заставила мама... А вскоре плакала, узнав, что там у Ирины злокачественная опухоль – особый вид рака, поражающий детей и молодых людей.

Ирина почему-то не удивилась, узнав свой диагноз. Он был рядом с ней давно – в том глубинном болоте под поверхностным слоем реальности. Слишком долго она соприкасалась с этой бездной, и та проросла в неё холодными нитями грибницы, сырыми и липкими.

Болезнь выявили на ранней стадии, когда ещё не началось метастазирование, и врачи давали благоприятный прогноз, но высокотехнологичная операция и сопутствующее лечение стоили огромных денег. Так как опухоль поразила лопатку, требовалось её протезирование вместе с плечевым суставом.

– Надо продавать бабушкину квартиру, – вздохнула мама. – Другого выхода нет... Со своей съёмной однушки съезжай и перебирайся домой.

– Мам, у тебя же свадьба на носу, – улыбнулась Ирина.

– Свадьба подождёт, – блеснула мама влажными искорками в глазах. – Пока тебя не вылечим. Михаил Викентьевич всё понимает и согласен ждать, сколько нужно. Кроме того, я после свадьбы перееду к нему, а эта квартира останется тебе. Ир... Почему ты так улыбаешься? Мне жутко...

Эта улыбка, застывшая и веющая морозом, кривила губы Ирины, поселившись в лицевых мышцах, как живое существо. Оно не видело необходимости во всей этой суете с лечением и со спокойным смирением принимало каждый удар, каждый выверт судьбы. К чему, если уже вся душа стала пиксельно-фрагментарная? Задень посильнее – и рассыплется. Непонятно, на чём только она ещё держалась. Отмерли прозрачные жилки, по которым Вселенная питала её тёплой мудростью, чувство монолитности бытия стало недостижимым. Всё кругом состояло из кубиков, которые можно было сложить как угодно – и где правда? Где настоящая, живая и дышащая действительность, а не её сконструированный суррогат? В чём смысл такого существования? В игре в кубики?

– Всё хорошо, мам, не волнуйся.

Ирина поцеловала маму в щёку и стёрла жуткую улыбку, но сути это не меняло. Что ж, логично: распад тела – следующая стадия, продолжение процесса пикселизации. Сначала реальность, потом душа, и вот – физический финиш.

Но они выставили трёшку на продажу, а ещё мама обратилась в благотворительный фонд помощи онкобольным.

Кубические пиксели превратились в капли: к окну прилипла дождливая серость. Капля за каплей по прозрачной трубке в вену текла ядовитая жидкость, убивающая раковые клетки. Тишину в чистых, светлых коридорах онкологического центра нарушали только негромкие шорохи шагов. Ирина проходила химиотерапию во взрослом отделении, а было здесь ещё и детское. Один раз она заглянула туда... и больше никогда не приближалась к двери. Дети не должны распадаться на пиксели, кричала душа. Это самая несправедливая, горькая и неправильная вещь на свете. Так не должно быть, не должно, не должно.

– Ир... Я даже не знаю, как тебе сказать. – Мама улыбалась сквозь слёзы, промокая платочком сияющие радостью глаза. – На квартиру нашёлся покупатель, и одновременно на твой счёт в фонде поступила вся необходимая сумма. За один раз.

Ирина, вынырнув из тихо и влажно шелестящего заоконного обезболивания, повернула голову на подушке.

– И кто же это так расщедрился, интересно знать?

– Пока не знаю, Ирунь... – Мама достала новый платочек из упаковки. От слёз её глаза становились только ярче – невообразимо лазурные, прозрачные, цвета морской отмели где-нибудь в тёплых экваториальных краях. – Жертвователь, как мне сказали, анонимный. Но я, кажется, догадываюсь, кто это мог быть.

– И кто же?

– Сейчас это неважно. Гораздо важнее то, что у нас есть деньги. И тебе сделают операцию. А квартиру бабушкину, может, пока придержим? Как ты думаешь? Она ещё может пригодиться.

Ирина кивнула и снова повернулась к сочувственно шелестящему призраку дождя. Мама, конечно, недоумевала, почему она не кричит от радости, даже не улыбается, а только задумчиво смотрит в окно. Наверно, это дождь приглушал все чувства, а может, они просто отмерли за ненадобностью – вслед за питавшими их прозрачными жилками Вселенной. Честно признаться, Ирина гораздо охотнее отдала бы эти нежданные деньги малышам из детского отделения, нежели потратила бы их на своё лечение, но мама этого не вынесет. Нельзя подводить маму. Недопустимо, чтобы её глаза истекали бирюзовыми слезами, а сердце покрывалось рубцами. Она этого не заслужила.

В вену Ирины капала послеоперационная «химия», когда мама сказала:

– Думаю, это твой отец. Это он перевёл деньги. Конечно, он сделал это так, чтобы на него нельзя было выйти. Он может запутать полицию всего мира, но только не меня...

Эту историю – готовый сюжет для криминальной драмы – не знал Михаил Викентьевич. Все, кто имел к ней отношение, уже лежали под толстым слоем мёрзлой земли или бесследно исчезли. Не подозревал мамин жених, что эта хрупкая женщина с фигурой балерины и королевской осанкой – бывшая бандитская подруга.

Жили когда-то в одном дворе два приятеля – Вадик и Женька. Сначала они стали соперниками, влюбившись в одну девчонку, Тоньку – из того же двора, а потом жизнь и вовсе развела их по разные стороны баррикад: Женька стал полицейским, а Вадик начал зарабатывать деньги незаконными способами. В девяностые годы он широко развернулся – как говорят, «поднялся». Антонина, которую любили два бывших друга, выбрала Вадима. У них родился ребёнок, а вскоре машину Вадима, чёрный «BMW», взорвали. Тело обгорело так, что опознали его только по некоторым личным вещам. Вадим официально упокоился на кладбище под роскошным надгробием с портретом, именем и годами жизни – всё, как полагается. Евгений поддерживал его вдову, надеясь растопить её сердце, активно занимался расследованием убийства Вадима и таки вышел на заказчика того взрыва. Заказчика взяли, а Евгений женился на Антонине и дал свою фамилию её дочке. А через несколько лет Антонина узнала, что Вадим жив и находится в одной из стран Южной Америки, а взорвали и похоронили под его именем другого человека. Вадим сам дал Антонине весточку о себе. Вернуться он не мог, забрать жену и дочь к себе – тоже. «Вам лучше держаться подальше от меня – ради вас же самих, вашей безопасности. Чем дальше я от вас, тем больше вероятность, что вы проживёте долго и счастливо», – так он сказал. А ещё он намекнул, что его «убийство» не обошлось без участия бывшего друга Женьки, причём в самом плохом смысле: тот работал на заказчика взрыва. Антонина ничего не сказала мужу-полицейскому, просто вскоре подала на развод. Конечно, он был не дурак – сумел замести следы своего участия и выставить себя героем, но потом прокололся на другом, и из органов его уволили. На припрятанные деньги от сотрудничества с бандитами Евгений открыл своё частное детективное агентство. Однажды он пришёл к Антонине и сказал: «Я знаю, что Вадик жив. Он связывался с тобой. У меня есть доказательства». Но ничего предпринять он не успел – пропал без вести вместе с доказательствами. Антонине не хотелось думать, что к исчезновению её второго мужа приложил руку первый, но многие факты наводили на мысль об этом... А может быть, у заказчика взрыва оказались достаточно длинные руки, чтобы даже из-за решётки достать предателя. Как бы то ни было, Евгения так и не нашли, и по решению суда он был признан умершим.

– Это он. Это Вадим перевёл деньги тебе на операцию. Больше некому. – Мама поправила черную бандану с волком на голове Ирины, улыбнулась грустно и ласково. Что таилось в её душе?

– Ты его всё ещё любишь? – спросила Ирина.

Мама помолчала, глядя сквозь прищур в серую даль за оконным стеклом.

– Не знаю, Ириша. Но одно я знаю точно: так, как я любила его, любят только раз в жизни.

Лечение дало хороший результат, болезнь отступила. Но никто не мог сказать, сколько лет жизни Ирине удалось выиграть у судьбы: пять, десять? Или больше? А может, всего года два-три? От мощной химии пострадало здоровье в целом, и после неё пришлось лечить уже другие проблемы. Из-за неважного самочувствия Ирина не могла выдерживать полный рабочий день, поэтому ограничивалась подработкой, которая не приносила высокого и постоянного дохода. Выручала только сдача бабушкиного жилья, тем более что после тихой и скромной свадьбы мама переехала к Михаилу Викентьевичу, а Ирина осталась в родительской двухкомнатной квартире. Больше съём однушки не сжирал существенную часть денег.

А в день рождения Ирине принесли посылку. Удивлённо расписавшись и отпустив курьера, она долго разглядывала небольшую картонную коробочку, прежде чем её открыть. Опять анонимный жертвователь... тьфу, то есть, даритель.

В коробочке обнаружился брелок с ключами от машины и визитка с телефоном и адресом автосалона, где она могла забрать подарок. Набрав номер, Ирина представилась и спросила:

– Слушайте, это что, какая-то шутка?

– Никак нет, уважаемая Ирина, всё вполне серьёзно, – ответили ей. – Ваш автомобиль ждёт вас. Также для вас оплачены занятия в автошколе с персональным инструктором, получение прав гарантировано. Не забудьте захватить с собой паспорт.

Ирина прогулялась в салон – посмотреть на это чудо-юдо. Её взгляду предстал новенький чёрный «BMW» – сверкающий, с полным комплектом шин. У неё невольно вырвался хмык-смешок. «Чёрный бумер»! А таинственный даритель знал, чем ей угодить. Ирина в душе страстно любила автомобили с самого детства, и пока её сверстницы одевали-раздевали кукол, она играла с машинками. Ей твердили – «тыжедевочка», и она нашла компромисс – катать кукол и пупсов на машинках. Вот только заработать на собственного четырёхколёсного друга пока не удавалось. Но «бумер»! Подарок со смыслом. Конечно, отсылка к девяностым и той истории с мамой и взрывом...