— Попробуй объяснить мне еще раз, как так получилось, что все собираются у нас?

— Слушай, я же уже говорила, мне очень жаль. Просто мы всегда собирались у мамы, и теперь, когда Джим уехал, это особенно важно, но твоя мама тоже проявила такой энтузиазм, что у меня не хватило духу не пригласить и ее тоже. Я честно не собиралась приглашать их обеих на один и тот же день. Но Лола не появится до пяти часов, а к тому моменту твоя мама уже уедет, так что не будет никаких неловких сцен и ничего подобного. А мама и папа пообещали, что они не будут обращать на нее внимания, что бы она ни говорила.

— Свежо предание.

— Знаю.

— А что если она опять начнет выговаривать, как в прошлый раз, по поводу того, как плохо ведут себя дети или еще что-нибудь?

— Скорее, по поводу того, что как же это никто не суетится вокруг ее персоны.

— Знаю. Но я это и имел в виду. Что, если она начнет вопить? Если она что-нибудь скажет про Альфи, твоя мама ее просто убьет. И вообще-то, это было бы неплохо.

— Ага. Но мне плевать. Это Рождество, и дети должны быть счастливы, а все остальное мне по барабану. Я собираюсь приготовить парочку запасных подарков — мало ли что она выкинет.

— Тогда лучше приготовь пару дюжин лишних подарков.

— Знаю. Как думаешь, что ей подарить?

— Нарукавные повязки со свастикой пошли бы. Она могла бы носить их, чтобы все время напоминать о том, кто здесь босс. Я видел такие в каталоге, который ты мне все показывала, в комплекте с формой. Там есть разные — для санитарок, полицейских и так далее.

— Да, Чарльз, но нельзя ведь пятилетнему ребенку дарить кому-то нацистскую форму.

— Ну, пока это моя лучшая идея, но еще я думал о тех гигантских штуках вроде тапок, в которые вы засовываете ноги. Я видел их в одном из каталогов, они там всяких разных цветов. И я подумал, что ярко-желтые могут быть неплохи. Они будут выглядеть как гигантские бананы.

— Это блестяще, ты знаешь об этом? Гигантские желтые тапки. Превосходно. Однажды мой отец подарил матери прихватки в виде перчаток, и она была очень довольна, хотя я всегда считала, что это дурацкий подарок. Так что дети могут подарить ей пару прихваток. Знаешь, вообще-то, я все думаю, что если бы ты мне сказал, что за сюрприз готовишь, было бы очень хорошо. Мне было бы проще планировать все остальное.

— Надеюсь, ты не думаешь, что я до такого опущусь?

— Мог бы и сказать.

— Ни за что. Это сюрприз.

Твою мать, я действительно хочу это знать.

— Ты должен мне сказать на всякий случай.

— Не должен.

— Нет, должен. Потому что это может оказаться еще одна из твоих действительно неудачных идей, вроде твоего блестящего плана повезти нас всех на рыбалку.

— Слушай, мы же вроде договорились, что ты больше не будешь об этом упоминать. Когда мы отправлялись, море было совершенно спокойное. Ты сама это говорила.

— Я понятия не имела, что детей будет так сильно тошнить.

— Им бы понравилось, если бы оно оставалось спокойным. Ты ведь знаешь, что понравилось бы.

— Ну, по крайней мере, теперь никто из них точно не подвергнется искушению сбежать в море.

Чарльз рассмеялся.

— Ты сегодня едешь домой с нами?

— Нет, мне хотелось провести тихий вечер с Альфи, если ты не возражаешь — обсудить с ним его юбку и пораньше лечь спать. Я совершенно вымоталась.

— Ладно, но завтра утром приходите завтракать.

— Конечно.

Стоило мне устроиться на диване с чашкой чая и маленькой симпатичной кучкой печенья, улучшающего пищеварение, как позвонила Молли.

— Я думаю, свадьба была просто изумительная.

— Да, конечно, изумительная. Вы нормально доехали?

— Отлично. Лили и Джек оба заснули на заднем сиденье машины. А потом мы с Дэном снова поспорили, что устраивать на Рождество. Дорин все еще наседает, чтобы мы приехали к ней, но тогда на Новый год придется ехать к моей маме, а Дэн очень хочет, чтобы мы побыли дома все вместе. И я никак не могу решить. Семья — это столько трудностей, правда?

— Ну так бери маму и приезжай на Новый год к нам. Мы на днях говорили об этом — подумали, что можно устроить небольшую скромненькую вечеринку в канун Нового года — пригласить народ из садоводческого общества… А миссис Бишоп может сделать свое знаменитое вино с пряностями. Что ты об этом думаешь?

— По-моему, звучит здорово. Ну ладно, тогда решено, останемся дома. Я говорила, что твоя мама опять сегодня терроризировала меня разговорами о том, что тебе надо выйти замуж?

— О боже, опять? Извини.

— Я сказала ей, что я считаю, что ты все для себя очень хорошо решила. Я тоже хотела бы иметь свой собственный дом, да хоть свою собственную комнату.

— Знаю, это и правда лучше для нас обоих.

— Знаешь, я не уверена, что люди должны жить вместе. По крайней мере, не все время.

— Но у вас с Дэном до сих пор все в порядке, разве нет?

— Ну да, мы определенно вернулись к нормальной жизни и все такое. Знаешь, сейчас я уже почти не думаю об этом, ну, обо всем, что было до рождения Джека — кажется, это было тысячу лет назад. Но все равно иногда наши отношения — это чертовски тяжелая работа. Думаю, все было гораздо проще, когда люди жили в пещерах и собирали ягоды. Женщины все вместе присматривали за детьми, а когда мужчины возвращались с охоты, племя устраивало большой праздник, жарило добычу, а если пару охотников съедал буйвол, то тоже не беда. Вся беда в том, что наши охотнички возвращаются домой каждый вечер.

— Почему-то мне кажется, что бизоны не питались людьми. Немного потоптать — это могли, вот, наверное, почему буйволиный сыр такой чертовски дорогой. Вообще-то я, честно говоря, не уверена, что из Чарльза получился бы хороший охотник — его частенько тошнит. На прошлой неделе он пытался приготовить бифштекс и пирог с почками, но в конце концов смог только пожарить бифштекс, потому что почки, как он сказал, такие омерзительные, что он не смог заставить себя к ним притронуться.

— Я его не виню. Дэн бы наверняка тоже не справился.

Мы уговорились выпить вместе кофе завтра, и я вернулась к своему печенью. Молли определенно стала гораздо счастливее, но я знаю, что иногда ей это тяжело дается. Я заметила кое-что на днях, когда она сказала, что почти ничего не помнит о том времени, когда была беременна Джеком — но тем не менее она не забывает, как часами плакала в ванной. А если я вдруг упоминаю Лолу или говорю что-нибудь о детях или о ее последнем визите, или еще о чем-нибудь, связанном с ней, Молли вздрагивает. Вообще-то обычно я стараюсь не произносить ее имени, не то чтобы Молли просила меня об этом, но я вижу, что это до сих пор ранит ее. Такие вещи долго аукаются, когда и думать о них забудешь. Но они вместе, и это главное.


Патрик был не очень-то воодушевлен, когда узнал про Чарльза, и у нас произошел странный разговор, когда он сказал, что, может быть, нам следует рассмотреть возможность попытаться начать все сначала ради Альфи, а я сказала, что ради Альфи-то как раз и не стоило бы. Думаю, это была тема из разряда «зелен виноград». Он продолжает приезжать каждые две недели или около того и ведет себя с Чарльзом почти вежливо. Хотя я немного беспокоюсь о Синди — она, кажется, все больше и больше зацикливается на этом. Как будто она думает, что если она сможет обустроить Патрику жизнь, он будет счастлив. И чем больше она старается, тем больше он относится к ней как к половой тряпке. Если она в ближайшее время не одумается, нам с Молли придется послать ее на срочные курсы напористости.

Чарльз для меня стал просто откровением, и мне становится все лучше и лучше. Иногда я просто поверить не могу, как же мне повезло. Он спокойный, уравновешенный, прекрасно относится к Альфи, но он также страстный, а еще он смешит меня. Часто. Хотя иногда и не специально — например, когда он пытался разыгрывать из себя мачо и мастера на все руки, а у него не получалось. Летом он пытался спилить старые деревья за стеной сада, и его едва не зашибла упавшая на него ветка. Он действительно не самый практичный мужчина на свете. Но зато он не дуется неделями, если вдруг выясняется, что я делаю что-то лучше, чем он. И хотя нам до сих пор трудно определить мою роль по отношению к Эзре и Мейбл, и как обходиться с Лолой, которая была в ярости, когда узнала о нас и принялась устраивать сцены (и продолжает до сих пор), это определенно того стоит. Определенно. Эзра кажется счастливее и гораздо спокойнее, а Мейбл большую часть времени просто ангел, хотя она, без сомнения, унаследовала от матери свою силу воли, и иногда это немного пугает. Но нам некуда спешить, и у нас есть время обдумать, что делать дальше. Мне нравится проводить время в своем доме вдвоем с Альфи, и я не думаю, что когда-нибудь соглашусь отказаться от этого и надеть на себя супружеские оковы, чтобы проводить вместе каждую минуту каждого дня, каждый день недели. Но не потому, что я несчастлива с Чарльзом или пытаюсь сохранить за собой право выбрать другого или еще что-нибудь. В моей жизни нет места для кого-то другого, и я не вижу, чтобы это могло измениться. Но в ней есть место для меня, и мне это нравится. И место для нас с Альфи. А у Чарльза есть время, чтобы побыть одному или с Эзрой и Мейбл — думаю, им это нужно. Личное пространство. Последняя граница — ну, во взаимоотношениях оно, в любом случае, должно быть. И, думаю, мы почти сломали ее. Я правда так думаю.


Рождественский ланч прошел с триумфом. Отец и Чарльз совместными усилиями готовили овощи, а мама — подливку. А индейка готовилась сама по себе, поскольку стояла в духовке, так что все, что мне оставалось — это накрыть на стол. Дети сделали все декорации — кучу бумажных цепей и блесток, и это было не то чтобы очень элегантно, но мы ими гордились. Эзра сделал синицу на чурбаке, чтобы поставить ее в середину стола, и мы посыпали ее блестками, хотя она была больше похожа на ловкого ястреба, а Альфи и Мейбл сделали ангелочков из палочек для чистки флейт и белой бумаги, и теперь эти ангелочки висели повсюду. Выглядело это, конечно, как детские поделки, а вовсе не как фото из журналов о красивом доме, но с рождественской елкой и лампочками все выглядело довольно празднично и нарядно. Хотя, вообще-то я, кажется, слегка переборщила с лампочками — повесила даже те, которые используются на дискотеках, по крайней мере, две из которых вызывают тошноту, если очень долго на них смотреть.