— А в чём? — Старательно выписывая цифры под итоговой чертой, Минька бросил короткий взгляд на Славика.

— А в том, что чуть ли не каждый день они говорят друг другу столько гадостей, что лучше бы уж ничего не говорили. Когда «Спокойной ночи, малыши» заканчиваются, мама отправляет меня умываться и спать, только ведь кто же уснёт в восемь часов вечера? — На миг оторвавшись от писанины, Славик вскинул вверх карандаш.

— А мне мама разрешает играть до девяти, — не поднимая голову от тетради, отозвался Миша. — Иногда мы с ней вместе кино до «Времени» смотрим, а иногда, когда кино неинтересное или взрослое, я просто так играю или книжку читаю.

— Да я бы тоже почитал, только мама, когда скоро вечер, почему-то начинает злиться, если я не ложусь в восемь, она ругается и всё время на дверь смотрит. Раньше я никак не мог понять, чего я делаю не так, а потом додумался: она же папу с работы ждёт, а я ей мешаю. Минь, а откуда это у тебя вместо пятёрки шесть взялось? — Славик ткнул ручкой в итоговую цифру под чертой. — Смотри, тут — двойка, а тут — тройка, а под чертой — шесть, это как?

— А то, что ты из предыдущей колонки должен был единичку перенести, забыл? — деловито осведомился Миша.

— Забыл, — не стал отпираться Кропоткин. — Ну вот, ложусь я в восемь, — продолжил он прерванный на середине рассказ, — кручусь, кручусь — никак не могу уснуть. Тогда я встаю, подхожу к окну и начинаю думать.

— И долго ты так стоишь? — Отложив ручку в сторону, Минечка с сочувствием посмотрел на друга.

— Долго: когда два часа, а когда и больше.

— А чего же ты не поиграешь во что-нибудь, если не спишь?

— Это же надо свет зажигать, а мама папу с работы ждёт и думает, что я уже сплю. Чего я её буду расстраивать, ей и без меня тошно, — негромко произнёс Славик и тоже отложил в сторону карандаш. — Иногда его нет очень долго, а иногда, когда он приходит и я слышу, что он говорит маме, мне хочется выйти из комнаты и убить его. — Дёрнув ноздрями, Славик поджал губы и, проведя рукой под носом, влажно шмыгнул. — Они думают, я уже сплю, а я всё слышу. Они, конечно, сначала стараются говорить потише, чтобы меня не разбудить, а потом начинают обзываться и забывают про всё на свете.

Тяжело. — По-взрослому вздохнув, Минька представил себе одинокого худенького Кропоткина, каждый вечер стоящего в одних трусах у тёмного окна, и ему стало его очень жалко.

— Слав, а из-за чего они у тебя всё время ссорятся?

— Кто ж их разберёт? — хрипло ответил тот, и Миньке показалось, что ещё немного, и Славка расплачется, но тот, хлюпнув ещё несколько раз носом, неожиданно широко улыбнулся. — А ты знаешь, я позавчера такое сделал — папа до сих пор как бешеный ходит! Представляешь у нас в прихожей на двери собачку? Ну, такую твёрдую серебристую железку с ладонь длиной и прорезью посередине?

— А, это чтобы, в случае чего, никто чужой не вошёл? — уточнил Миша.

— Ну да, — закивал головой Славка. — Так вот вчера, когда мультик закончился и мама погнала меня умываться, я нашу входную дверь на эту железяку потихонечку закрыл, а ей ничего не сказал и улёгся спать. Не знаю, во сколько вернулся папа, но только мама ждала его, ждала, да и уснула. Папа приходит, а дверь закрыта. Он тыр-пыр — собачка ни с места. Тогда он давай звонить, а мы с мамой спим, как убитые, представляешь? — Вспомнив лицо отца, когда наконец-то, перебудив не только своих домашних, но и всех соседей по лестничной площадке, он попал в дом, Кропоткин мелко захихикал, но его смех оборвался так же неожиданно, как и начался. — Знаешь, Минь, иногда мне кажется, что я его люблю, а иногда — ненавижу. Я этого никому не говорил, а тебе скажу, потому что ты мой друг. — Тяжело сглотнув, Славик опустил глаза и, не глядя на Мишку, прерывающимся голосом произнёс: — Один раз, когда они ругались, я из-за угла заглянул на кухню, а папа в этот момент поднял руку… и с размаху ударил маму по лицу. — Скрипнув зубами, Славка затих, а по спине Миньки побежали холодные мурашки.

— Дядя Игорь ударил тётю Лиду? А ты ничего не перепутал? — не сразу поверил он.

— Я же тебе говорю, что видел это своими собственными глазами. — Три последних слова Славик произнёс с нажимом. — Я видел это, понимаешь ты или нет?!

— И что же ты сделал? — Напрягшись, Миша сжал кулачки, и его лицо приняло упрямое выражение.

— Ничего. Спать пошёл, — хмуро отозвался тот и, видя недоумение, проступившее на лице друга, с обидой проговорил: — Ты, наверное, думаешь, что я струсил? Ничего я не струсил! Что, по-твоему, я должен был сделать — выбежать из-за угла и начать бить папу? — Лицо его скривилось. — Конечно, можно было бы и выбежать, да только что толку? Ты думаешь, маме стало бы легче, если бы она поняла, что я обо всём знаю?

— А я не трус, я бы вышел, — упрямо повторил Миша.

— Легко тебе говорить, это ж не твои мама с папой. — Вздохнув, Славик взял ручку и снова склонился над домашней по математике. — Посмотрел бы я на тебя, если бы это были тётя Люба и дядя Кирилл.

Некоторое время друзья писали молча. Первым не выдержал Минька.

— Слав, а Слав, не сердись на меня, я не хотел тебя обидеть!

— Я тебе — как другу, а ты… — не поднимая глаз, с укором проговорил Кропоткин.

— Слав, а за что твой папа так не любит твою маму?

— Да нет, Минь, он её очень любит, только почему-то всё время боится, что она найдёт себе другого, вот и делает всякие глупости, наверное, для того, чтобы у неё не было времени подыскать себе кого-нибудь ещё.

— Боится, что она найдёт другого? — неожиданно Миша замолчал, и его лицо стало серьёзным.

— Миш, ты чего?

— Я думаю. — Уперев локти в стол, Шелестов обхватил ладонями лицо и, размышляя о чём-то своём, сосредоточенно уставился в пустое пространство. — Слушай, Слав, а что, если моему папе дать понять, что за мамой стал ухаживать кто-то другой, может быть, это тоже сработает?

— Ты что, хочешь, чтобы он её тоже побил? — Серые глаза Кропоткина расширились и стали огромными.

— Нет, зачем же драться? — удивился недогадливости Кропоткина Миша. — Достаточно того, чтобы он начал ревновать. Поревнует-поревнует, а потом, может, и договорятся до чего.

— Это ты что же, собрался наврать отцу про маму? — Поражённый до самой крайней степени, Славик даже приоткрыл рот.

— Почему сразу наврать? — возмутился Шелестов. — Враньё — это когда кому-то от твоих слов становится плохо, а кому будет плохо, если они поженятся?

— Так ведь у твоего папы уже есть жена, — резонно напомнил Славик.

— Жена?.. — Непредусмотренное препятствие в виде папиной жены заставило Мишу на какое-то время призадуматься. — Ну и что, что жена, она же не настоящая жена, поэтому что о ней попусту говорить?

— Почему это она не настоящая? — заинтересовавшись странной логикой Миньки, Славик отодвинул от себя тетрадь.

— Как же она может быть настоящей женой папы, она же не моя мама, — уверенно заявил Миша. — Помнишь, в прошлом году, мы тогда ещё учились в малышовке, наша Лариса Павловна на целый месяц заболела? — усиленно нажимая на слово «малышовка», Шелестов многозначительно вскинул брови, своим видом ясно давая понять, что этот малоприглядный этап своей жизни он уже оставил позади.

— Ну, помню, — не видя связи между болезнью бывшей учительницы и женой дяди Кирилла, неохотно протянул Славка.

— А ты не нукай, а лучше скажи: когда наша настоящая учительница поправилась, куда девалась та, другая?

— Не всамделишная? — Сведя брови, Кропоткин секунду-другую подумал, а потом глубокомысленно изрёк: — Пошла заменять кого-нибудь ещё.

— Так, значит, и папина жена тоже может уйти заменять кого-нибудь ещё. — Предположение Шелестова звучало странно, до сегодняшнего дня Славик ещё ни разу не слышал ни об одной временной жене, но всё сказанное Мишей было логичным, тем более, что, поболев, Лариса Павловна и впрямь вернулась в класс, без особенного труда потеснив свою временную преемницу.

— А вдруг твоя мама не захочет возвращаться на своё законное место? — Безобразная сцена между родителями, подсмотренная Кропоткиным ночью на кухне, до сих пор стояла у него перед глазами яркой картинкой, и, подумав о том, что тётя Люба может запросто не пустить к себе домой Минькиного отца, он неуверенно пожал плечами.

— Захочет ли этого мама — вопрос второй, — решительно произнёс Миша, — сейчас речь не об этом.

— А о чём? — удивлённо моргнул Славик.

— Как сделать так, чтобы этого захотел папа, — простодушно сообщил он, и его лицо озарилось довольной улыбкой. Как осуществится его великолепная идея, было пока не совсем ясно, но вот с чего нужно начинать, Миша уже знал наверняка.

* * *

За свои неполные десять лет в цирке на Цветном бульваре Минечка успел побывать уже трижды: два раза с мамой и один раз, прошлой весной, с классом, а вот в новом цирке на Ленинских горах ему ещё бывать не доводилось.

По телевизору маленькое зданьице с рифлёной панамкой напоминало забавную игрушку, но здесь, вблизи, оно выглядело совершенно иначе. Массивные прямоугольники толстых стекол и бетонный навес с резными краями смотрелись вполне внушительно и солидно, и даже маленький кругляшок, расположенный на самом верху крыши и похожий с экрана на шляпную пуговицу, в действительности оказался огромным кольцом, весящим, наверное, не одну тонну.

Не скрывая своего восхищения, Минечка смотрел по сторонам, и всё, что представало перед его взором, казалось ему необыкновенно чудесным и замечательным: и сам цирк, и огромная, похожая на ковровую дорожку, аллея перед ним, и белые круглоголовые фонари по краям дороги, и высоченные шпили далёкого университета, уходящие чуть ли не в самое небо. Прибитая к тротуару ночным дождём, скользкая ржавчина прелой октябрьской листвы липла к подошвам; серая стынь позднего осеннего утра была наполнена густым ароматом подгнивающей травы, но ничего этого Минька не замечал. Он крутил головой по сторонам, шлёпая по мокрой асфальтовой аллее, и в его глазах было неподдельное восхищение.