Ольга Дрёмова - Жизнь наизнанку

— Я, признаться, здесь раньше не бывал, — отложив папку на стол, Аркадий Дмитриевич Кристалинский, высокий представительный блондин лет сорока пяти, с прозрачными, светло-голубыми, как речная вода, глазами обезоруживающе улыбнулся, — так что отдаю сегодняшнее меню вам на откуп: что закажете.

— У дам какие-нибудь пожелания будут? — Любезно улыбнувшись, Иван Ильич посмотрел на блондинку напротив, и по её короткому взгляду, а вернее, по её быстро опущенным ресницам Люба каким-то седьмым чувством поняла, что вальяжный Берестов произвёл на неё неотразимое впечатление.

— Полностью полагаюсь на ваш вкус, — скромно потупила глазки та, и внутри Любы всё перевернулось от возмущения. Ах ты, мышь белая! Положила глаз на чужого мужика и строит из себя ангела во плоти!

— Будьте добры, — щёлкнув пальцами, Берестов подозвал официанта, — для начала нам яблочек, фаршированных селёдочным омлетом, и борща с уткой и черносливом. — Вопросительно обведя взглядом сидящих за столом, словно ожидая возражений, он немного помолчал.

— Всё в четырёх экземплярах? — Молодой человек с белоснежной салфеткой, переброшенной через левую руку, сделал в маленьком блокнотике какие-то пометки.

— В четырёх, — не дождавшись возражений от спутников, подтвердил Берестов.

— Что будете заказывать на горячее? — Лицо и поза молодого официанта выражали предельную сосредоточенность и готовность угодить.

— Пожалуй, принесите нам телячьи мозги в сухарях, жульен, ушное из баранины и проследите, чтобы вместо хлеба нам подали пирожков.

— С чем желаете пирожки? — Ручка официанта застыла над листом блокнота.

— А с чем есть?

— С мясом, с грибами, с яйцом и зеленью, с утиной печенью, с капустой, яблоками…

— Давайте всяких, — махнул рукой Иван Ильич.

— Из спиртного что-нибудь будете брать?

— Может быть, для начала графинчик холодной водочки, как вы на это смотрите? — обратился Берестов к Кристалинскому.

— Отчего бы и нет? — кивнул тот. — Только пусть к водке принесут на закуску чёрной икры, а дамам…

— А дамы будут красное вино, — очаровательно улыбнувшись, Люба повернула лицо к Ивану Ильичу, краем глаза наблюдая за Кристалинским и с удовольствием отмечая, что тот не сводит с неё глаз.

Вот и славненько: раз Ивану нужно, чтобы она была полюбезнее с этим гусаком, она не против, пусть млеет, от того, что она пару раз состроит ему глазки, ни от кого не убудет, разве что только от белой мыши напротив. Интересно, если бы она знала, что, кроме кошелька, в комплект к вальяжному секретарю требуется прикладывать домкрат, так ли уж благосклонна была бы её улыбочка?

— Значит, яблоки с селёдочным омлетом, борщ с уткой и черносливом, телячьи мозги в сухарях, жульен, ушное из баранины, графин водки, бутылку вина и пирожков? Это всё? — заглядывая в записи, педантично перечислил официант.

— Пока — да, — неопределённо махнув рукой, Берестов отпустил мальчика собирать заказ. — Аркадий Дмитриевич, как долго вы пробудете в Москве?

— Я думаю, неделю — дней десять.

— О, тогда у нас ещё масса времени, — обрадовался он. — Сейчас в Большом идёт «Спартак» Хачатуряна, танцуют Васильев и Лиепа, зрелище — сказочное, очень советовал бы вам посмотреть. Вы когда-нибудь бывали в Большом?

— К сожалению, нет, — виновато улыбаясь, словно оправдываясь за своё невольное прегрешение, Аркадий картинно развёл руками. — Во-первых, в Москве я бываю не так уж и часто, а во-вторых, попасть в Большой — проблема даже для меня, если только по случаю…

— Тогда, может быть, вы с Наташей не откажетесь принять наше приглашение на завтрашний вечер? — не моргнув глазом, моментально сориентировался Берестов. В том, что на данный момент на руках Ивана Ильича не было никаких билетов, Люба была уверена абсолютно, как, впрочем, и в том, что к вечеру сегодняшнего дня, самое позднее к завтрашнему утру, у него будут места в партере.

— Мне, право, неловко, — напросился… — бросая неуверенный взгляд на свою спутницу, с заминкой произнёс Кристалинский. — Да и к тому же у нас уже есть приглашение в Ефремовский МХАТ…

— Аркаша, это же на послезавтра, а завтрашний вечер у нас абсолютно свободен. — По всей вероятности, в расчеты белой мыши не входило упускать шанс бесплатно побывать в Большом.

— Я даже не знаю… — Приглашение на «Спартака» было весьма заманчивым, поистине царским, но, на своём опыте зная, что бесплатным бывает только сыр в мышеловке, Кристалинский одалживаться не спешил.

— Ваш заказ, — неожиданно появившийся официант прервал неловкую паузу. Сняв с подноса запотевший пузатый графинчик из хрусталя, он поставил его в центр стола, а рядом с ним неглубокое фарфоровое блюдо, состоящее из треугольных ячеек, доверху наполненных чёрной и красной икрой, и по своей форме напоминающее нарезанный на кусочки торт. — Разрешите. — Прижав к себе локтем пустой поднос, он обернул бутылку с вином салфеткой, обошёл Любу со спины и, налив в её фужер совсем немного, замер в ожидании. Дождавшись, когда, пригубив вино, Шелестова одобрительно кивнула головой, он наполнил оба фужера до золотистой каймы, промокнул бутылку салфеткой и, поставив её на стол, мгновенно исчез.

— Что ж, попробуем, чем нас решили попотчевать. — Берестов, слегка хлопнув в ладоши, потёр их одна о другую и потянулся за графином. — Махнём по первой, Аркадий Дмитриевич? — с широкой улыбкой предложил он.

— С удовольствием, — отозвался тот и, воспользовавшись тем, что Берестов отвлекся, бросил красноречивый взгляд на Любу.

— Так как же с завтрашним вечером? — поставив рюмку на стол, Иван Ильич размазал кончиком ножа красную икру по пирогу и перевёл взгляд на Кристалинского. — Аркадий Дмитриевич, мы с Любой были бы счастливы, если бы вы согласились принять наше предложение, ведь так, Любонька? — мягко улыбнувшись, он повернулся к Любе, и в этот момент она почувствовала, как ботинок Берестова весьма ощутимо надавил на её правую туфельку.

— Конечно, Аркадий Дмитриевич, пойдёмте, — обворожительно улыбнувшись, Люба вскинула на Кристалинского свои кошачьи глаза и по огню, полыхнувшему в ответ на самом дне его глаз, поняла, что крепость сдалась на милость победителя без боя.

— Так как, Аркадий Дмитриевич, Наташенька, мы можем рассчитывать на ваше общество? — Увидев подёрнувшиеся масленой плёночкой глаза Кристалинского и боясь рассмеяться, Берестов прикусил нижнюю губу, и его ботинок нехотя соскользнул с туфельки Любы.

— А вы смотрели «Три тополя на Плющихе»? — наклонив голову, Кристалинский как бы невзначай коснулся губами виска Любы.

— Смотрела, — Любаша отвела голову немного в сторону, — мне очень нравится Доронина, особенно эта её манера — говорить на глубоком выдохе.

— Ваша манера говорить ничуть не менее привлекательна, по крайней мере для меня, — в голосе Кристалинского появилась подкупающе-проникновенная хрипотца, и Люба почувствовала, как его ладони едва уловимо передвинулись по спине вниз.

Бросив взгляд в полумрак зала, она увидела, что столик, за которым оставались сидеть Берестов с Наташей, пуст. Пробежав глазами по залу, она обнаружила, что сладкая парочка танцует у самой сцены, около фонтана. Наташа тесно прижалась к Ивану Ильичу, обвила руками его шею и, прикрыв глаза, тихо тёрлась щекой о дорогую шерсть английского костюма.

— Люба, как вы смотрите на то, чтобы нам познакомиться поближе? — Горячее дыхание Аркадия вновь коснулось виска Шелестовой.

— Что в вашем понимании означает «поближе»? — Не поднимая головы, Люба продолжала наблюдать за парочкой у фонтана.

— Поближе… ну, как бы вам сказать… — Почувствовав себя не совсем ловко, Кристалинский нервно дёрнул ртом.

— Если я правильно поняла, с учётом того, что в Москве вы будете еще дней семь — десять, наше сближение должно произойти архибыстро?

— А вы не только красивы, но ещё и умеете кусаться, — с восхищением прищёлкнул языком Кристалинский, неприлично крепко прижимая Любу к себе. Чувствуя его напрягшееся тело, Любаня безразлично подумала о том, что если бы Аркадию не мешали рамки благопристойности, то он был бы не прочь овладеть ею прямо здесь, на паркетном полу «Славянского базара».

Кристалинский замолчал, коснувшись щекой её волос, а Любаша, благодарная ему за молчание, вслушивалась в звенящую чистоту наивных слов песни, вспоминала, как смуглые пальцы Кирилла сошлись у неё на шее, и от пьянящего ощущения его неожиданной близости по всему её телу побежали дрожащие дорожки восторга. Теряя опору, глупое сердце раз за разом падало в бездонную пропасть, и, зажмурив глаза, Любаша каждый раз бросалась вслед за ним. Сладкая боль переполняла её до краёв, разламывая плечи, но ненасытная душа требовала новых мучений, и, проступая откуда-то из далёкого далека, образ Кирилла снова появлялся перед ней.

Прошлой ночью ей привиделся очень странный сон, который, бог знает почему, она не могла выбросить из головы: уже под самое утро, когда за окнами густую синьку облаков стали прорезать косые малиновые полосы, похожие на след кошачьей лапы, ей приснились родные Озерки, но не родительский дом, а изба матери Кирилла, покойной тёти Анны. Заброшенный, с заколоченными крест-накрест окнами, дом выглядел угрюмым и неприютным, и лишь сквозь щели закрытых ставней горницы был виден слабенький огонёк мерцающей свечи.

Поднявшись на ступени, Люба открыла дверь, и её протяжный скрип отозвался в тёмных сенях глухим тягучим стоном. Нащупывая босыми ногами половицы, она прошла по неосвещённому коридору и уже хотела взяться за ручку двери, как та внезапно отворилась и с громким хлопком, похожим на выстрел, ударилась о стену. Люба, не чуя под собой ног и слыша колотящееся в ушах сердце, ощупью миновала тёмный коридор и в нерешительности остановилась, увидев, что из-под двери горницы льётся мягкий желтоватый свет.