Почувствовав, что от всех этих неприятных, муторных мыслей у неё раскалывается голова, Люба приложила прохладные кончики пальцев к вискам: в конце концов, до того времени, как ей волей-неволей придётся разрубать этот гордиев узел, оставалось по крайней мере несколько месяцев, и доводить себя до головной боли именно сегодня, за час до важной встречи, где она должна выглядеть конфеткой, было попросту неумно.

Раскрыв свою сумочку, Любаня в последний раз проверила, на месте ли носовой платок, пудреница, губная помада и прочие необходимо важные женские атрибуты. Удостоверившись, что ничего не забыто, она защёлкнула замок и, посмотрев на своё отражение в зеркале, с удовольствием констатировала, что в свои двадцать семь выглядит не просто как конфетка, а как дорогая конфетка.

Вздёрнув подбородок, Любаня улыбнулась, и от этого её лицо сердечком озарилось тёплым матовым светом. Прищурив по-кошачьи блестящие жёлто-зелёные глаза, она чуть-чуть склонила голову набок и, хлопнув пушистыми, подкрашенными густой чёрной тушью ресницами, придала лицу неуловимо-наивное и по-женски очаровательно-беззащитное выражение, устоять перед которым не был в состоянии ни один мужчина.

Наклонившись над полочкой трюмо, где ровным рядком стояли баночки с кремами и флаконы с дорогими духами, Любаня выгнула спину и оценила открывшуюся в расстёгнутом вырезе блузки панораму. Повиснув на тонкой цепочке, небольшой золотой кулон оттенял смуглую кожу груди; в распахнутый вырез кофточки был виден лишь её тёплый соблазнительный тон да самый верх глубокой ложбинки, уходящей под блузку. Прикоснувшись к застёжке, Люба несколько секунд помедлила, а потом, легко двигая пальцами, стала неторопливо расстёгивать кругленькие пуговки трикотажной блузки до тех пор, пока в вырезе не показался край чёрного, отделанного дорогим кружевом импортного бюстгальтера. Теперь косоглазие всем мужчинам, присутствующим за столом, обеспечено. Люба распрямилась и, поправив рукой кулон, потянулась за своими любимыми «Клима», когда в прихожей раздался звонок.

— Вот что значит собираться второпях! — Решив, что за дверью стоит Лида, явно позабывшая в спешке что-нибудь важное, Люба наскоро подушилась и, поставив флакон с духами обратно на полку, поспешила в прихожую. — Сейчас, Лидусь, одну секундочку! — Дважды повернув вертушку замка против часовой стрелки, Люба распахнула дверь, но, увидев стоявшего за порогом человека, невольно отпрянула и попыталась её захлопнуть.

— Не стоит. — Ловко просунув ботинок в образовавшуюся щель, Кирилл нажал плечом на дверь и, без труда открыв её, не спросясь, шагнул через порог.

— Что тебе здесь надо? — Люба отступила на несколько шагов, растерявшись от неожиданности, и окинула долговязую фигуру Кирилла неприязненным взглядом.

— Ну, во-первых, здравствуй, — подтолкнув дверь локтем, Кирилл дождался, пока за его спиной раздастся щелчок замка, и, подняв глаза, смерил Любу непривычно холодным взглядом.

— Откуда ты взялся? Почему ты в Москве, а не в Мурманске? — Глядя в непроницаемо-твёрдое, похожее на маску лицо Кирилла, Люба почувствовала, как под ложечкой у неё неприятно засосало. — Зачем ты пришёл, я же тебе, по-моему, вполне ясно сказала, что не хочу иметь с тобой ничего общего и чтобы ты, наконец, оставил меня в покое? — Словно стараясь отгородиться от незваного гостя, Люба скрестила руки на груди и воинственно вскинула подбородок.

— По вполне объяснимым физиологическим причинам не иметь ничего общего у нас с тобой, к сожалению, уже не получится. — Кирилл искривил губы в улыбке, глядя сверху вниз на растерявшуюся Любаню, но его глаза были по-прежнему холодны, и от всей его фигуры веяло какой-то искусственностью и злым морозцем, от которого Любе всё сильнее и сильнее становилось не по себе. — Если ты вообразила, что я пришёл вымаливать у тебя любовь, то советую оставить эти глупые иллюзии при себе. После нашего объяснения в Озерках я сам больше не хочу тебя видеть и ничего не хочу о тебе знать, так что, если бы дело касалось тебя одной, не сомневайся, моей ноги в этом доме больше бы не было, — безразлично бросил он, и Люба ощутила, как, противясь услышанному, помимо её воли и вопреки здравому смыслу, с самого донышка её души начала подниматься глухая обида.

— Тогда какого чёрта ты сюда заявился? — Стараясь не копаться в охвативших её чувствах, Любаша со злостью царапнула взглядом по лицу Кирилла.

— Я пришёл не к тебе, а к своему сыну, — удовлетворенно ухмыльнулся Кирилл, всматриваясь в рассерженное лицо Любы. — А ты думала, я пришёл покуситься на твою бесценную девственность?

— Что?! — Не веря своим ушам, Люба опустила руки и с негодованием взглянула на Кряжина. Расслабленно привалившись к косяку и склонив голову набок, он наблюдал за ней, как кот за мышью, и в его глазах прыгали весёлые огоньки.

— Если ты не расслышала, мне не сложно повторить ещё раз: твоё достояние не представляет для меня никакой ценности, то есть не стоит ни гроша, — нагло ухмыляясь, неторопливо пояснил он, и Люба почувствовала, как от его несусветного нахальства у неё уходит из-под ног земля.

Перед её глазами поплыли разноцветные круги. Она набрала в рот побольше воздуха и, возмущённо выдохнув, стала медленно заливаться малиновой краской. Прыгая, круги лопались мыльными пузырями и, разлетаясь на тысячи мельчайших капелек, вздрагивали сине-жёлтыми электрическими искрами. Дрожащие искры скатывались вниз и гасли, а в затылке, заливая голову нестерпимым кипятком, растекалась горячечная муть.

— Где мой сын? — перекрывая глухой стук молоточков в ушах, голос Кирилла вторгся в сознание Любы и отдался в её голове нестерпимой болью. Кирилл отодвинул Любу рукой, словно ненужный предмет, сделал два шага вперёд, заглянул в пустую комнату и, повернувшись к Любаше лицом, остановился в проёме двери. — Я тебя спрашиваю: отвечай, где Михаил?

— Его нет, — от чудовищной головной боли её начало мутить. Она с трудом сглотнула и ощутила, как, распирая стенки гортани, вниз ухнул неподатливый тяжёлый ком.

— Вижу, что нет. Где он? — Обдирая Любу жёстким взглядом, Кирилл приблизился к ней вплотную и демонстративно медленно опустил глаза к чёрному кружеву белья.

— Зачем ты приехал? Испортить мне жизнь? — Под взглядом глаз цвета горького шоколада её сердце начало давать сбои. Люба попятилась и коснулась спиной косяка двери.

— С определённого времени твоя жизнь меня не интересует, хотя ты и относишься к тем женщинам, которые: есть — убил бы, нет — купил бы. — Глядя на то, как трясущимися пальцами Люба безуспешно пытается пропихнуть крохотные перламутровые пуговки в тонкие шёлковые петельки, Кряжин открыто усмехнулся. — Тебе помочь?

— Обойдусь, — огрызнулась она, но пальцы, подрагивая, раз за разом соскальзывали с круглой поверхности пластмассовых шариков, и непослушные пуговки пролетали мимо петелек.

— Напрасно, — оскорбительно ухмыльнувшись, Кряжин ободрал взглядом точеную фигуру Любы. — Так где сын? — По взгляду, брошенному Кириллом на наручные часы, Люба поняла, что времени у него в обрез.

— Миша на дне рождения у друга, сегодня же суббота, — не моргнув глазом, соврала она.

— И во сколько тебе за ним идти? — Несмотря на все попытки скрыть свои чувства, Кирилл выглядел разочарованным.

— Я сейчас должна уехать по делам, раньше восьми мне не обернуться, но, если ты можешь подождать… — Теперь она знала наверняка, что Кирилла поджимает время и, закусив удила, уверенно гнула свою линию.

— Твоя щедрость не знает предела. К сожалению, куковать на лестничной клетке до ночи мне не позволяют обстоятельства. — Ещё раз бросив взгляд на наручные часы, Кирилл едва заметно нахмурился. — Надеюсь, ты сказала мне правду, и Миша действительно веселится на детском празднике, иначе…

— Иначе что? — придя в себя, Люба расправила плечи, и в её глазах полыхнул огонь.

— А иначе… — Кирилл, сделав резкий шаг вперёд, схватил Любу обеими руками за шею и, не спеша, наслаждаясь её растерянностью, провёл пальцами по смуглой коже шеи сверху вниз и обратно.

— Иначе что? — Почувствовав у себя на лице его горячее дыхание, Люба прикрыла ресницы, и по всему её телу разлилась горячая волна желания. Откинув голову назад, она ощутила, как крупно и часто бьётся её сердце и, облизнув губы, расслабленно выдохнула.

— Если, не дай Бог, ты меня обманула, — его пальцы, лаская, снова прошлись по нежной коже шеи, — если только ты посмела сказать мне неправду… я узнаю об этом и найду тебя из-под земли! — Оттолкнув от себя Любу, Кряжин презрительно изогнул губы и, проведя ладонями по брюкам, будто вытирая испачканные в грязи руки, взялся за ручку двери.

* * *

— Октябрята — будущие пионеры! — зазвенев, голос маленькой первоклассницы восторженно дрогнул.

— Октябрята — прилежные ребята, любят школу, уважают старших! — звонко выкрикнув свою строчку, маленький розовощёкий толстячок в сером форменном пиджачке искоса взглянул на учительницу и, заметив её одобрительный кивок, облегчённо выдохнул.

— Октябрята — правдивые и смелые, ловкие и умелые! — с надрывом в голосе прочла наизусть девчушка, стоящая в первом ряду, огромный бант которой, привязанный на самой макушке, застилал всю панораму стоявшему позади неё худенькому светлому мальчику. Вытягивая шею, словно гусь, тот вставал на цыпочки, но белое облако капроновых лент надёжно укрывало от него и причудливые витые вазы за стеклом, и фотографии на стендах, и гордый профиль великого вождя на картине.

— Октябрята — дружные ребята, читают и рисуют, играют и поют — весело живут! — чувствуя, что от восторга его сердце готово разлететься на сто кусочков, Мишаня высоко вскинул голову, и, передавая почётную вахту другу, с чувством исполненного долга сжал Славкину ладонь.

Кропоткин, растерянно моргнув, повернул голову к Шелестову, и в его глазах отразилось полное недоумение. В том, что пришла его очередь читать, не было никакого сомнения, но, как на грех, простая и ясная, десятки раз повторенная под сводами родного актового зала коварная строчка в самый нужный момент напрочь вылетела из Славкиной головы. Подавленно сглотнув, он прислушался к недоброй тишине, нависшей над его бестолковой головой дамокловым мечом, но, бессильный что-либо исправить, уловил только мелкое и частое постукивание своих собственных зубов.