— Конечно, не скажу,— ответила я, взяв деньги.

Сумма эта не совсем соответствовала порыву великодушия, овладевшего мной; но если к ней прибавить еще немного денег, то она почти достигнет размера, какой я определила своим внутренним чутьем. Деньги у меня были; госпожа Дюрсан хотела, чтобы я всегда располагала некоторой суммой на случай, если мне придется принять участие в карточной игре.

Главная трудность заключалась в том, чтобы завтра предложить молодому человеку деньги так, чтобы не заставить его краснеть за бедность его близких и чтобы он не принял тетушкин дар за милостыню.

Я много думала над этим, думала перед сном, думала уже в постели, подготавливала фразы, какие скажу ему. Я ждала завтрашнего дня без нетерпения, но ни на минуту не забывая о том, что мне предстоит.

Наконец день наступил. Едва я проснулась, первой моей мыслью было, что вот он наступил.

Мы сидели с госпожой Дюрсан после обеда на террасе и беседовали, когда мне пришли доложить, что какой-то молодой человек спрашивает меня; он ждет в зале.

— Должно быть, это твой вчерашний охотник,— сказала госпожа Дюрсан,— верни ему кольцо и постарайся задержать его немного; я пройду к себе через залу и взгляну на него.

Я поднялась, полная смутного волнения; сама я думала, что волнуюсь из-за того, что должна отдать ему кольцо и предложить деньги, которые я приготовила, увеличив их сумму вдвое за счет своих сбережений.

Я вышла к посетителю с таким выражением лица, какое бывает у нас, когда не удается помочь человеку, как мы хотели бы; ему же, видимо, показалось, что он явился в неурочный час; это следовало из его слов.

— Мне очень неприятно, мадемуазель, что я причинил вам столько хлопот; боюсь, я к тому же неудачно выбрал время для посещения,— сказал он, кланяясь с присущей ему изысканной грацией (во всяком случае, мне он казался очень изящным).

— Нет, сударь,— ответила я,— вы пришли вовремя, я вас ждала; но, к сожалению, кольцо еще у меня, и я не смогла убедить тетушку купить его. У нее много всяких драгоценностей, и она не знает, как его использовать. Но тетушка хотела бы быть полезной людям, заслуживающим уважения; она с вами не знакома, но я сказала ей, что батюшка ваш остановился в соседней деревне, что он приехал по важному делу, а кольцо предназначалось для продажи, чтобы употребить вырученные деньги на насущные нужды ваших родителей. Я так хорошо отзывалась о вас и так горячо убеждала, что вы заслуживаете ее участия, что тетушка сочла уместным оказать вам внимание, каким рада была бы воспользоваться, если бы очутилась в таком же затруднении. Она хочет предложить вам деньги взаймы, а вы их вернете, когда обстоятельства ваших родителей изменятся или когда вам удастся продать кольцо. У меня приготовлены для вас двадцать экю, вот они.

— Боже мой, мадемуазель,— сказал он, мягко улыбаясь и глядя на меня с благодарностью,— вы отдаете мне кольцо и предлагаете деньги, хотя не знаете, кто мы, не спрашиваете моего имени и не берете расписки!

— Совершенно верно, сударь,— ответила я.— С первого взгляда это может показаться неосторожным, я согласна; но вы, без сомнения, человек чести, по лицу вашему видно, что вы происходите из хорошей семьи, и я убеждена, что мы ничем не рискуем. Да и к чему послужили бы имя и расписка, если бы вы оказались не тем, чем кажетесь? А брильянт я возвращаю вам, сударь, чтобы вы могли его продать и из вырученных денег отдать долг. Но не торопитесь с этим; кольцо стоит, по-видимому, больше двухсот франков. Надо выждать время и продать его без убытка.

С этими словами я вернула ему кольцо.

— Не знаю, мадемуазель, за что вас больше благодарить,— сказал он, принимая кольцо.— За желание ли оказать нам услугу или за усилия скрыть это, чтобы не обидеть нас. Кто же дает в долг незнакомым людям? Прибавить к этому нечего; и отец мой, и мать будут не менее, чем я, признательны вам за доброту. Но я пришел, чтобы сказать вам, мадемуазель, что наши затруднения кончились; вчера мы нашли одну добрую знакомую, которая ссудила нам потребную сумму денег.

В это время в залу вошла госпожа Дюрсан, и я не успела ответить. Мой гость, очевидно, понял, что это моя тетушка, и отвесил ей глубокий поклон.

Она внимательно посмотрела на него и ответила на его поклон с учтивостью, какой я даже не ожидала; очевидно, госпоже Дюрсан тоже понравилось его благородное и открытое лицо, невольно требовавшее к себе уважения.

Больше того, она остановилась и сказал мне:

— Это тот господин, что доверил вам кольцо, которое вы мне показывали, племянница?

— Да, сударыня,— ответила я.— Но об этом уже нет речи: больше нет надобности продавать его.

— Тем лучше,— сказала тетушка,— здесь было бы нелегко найти покупателя. Но если я не смогла вам помочь в этом деле,— добавила она, обращаясь к посетителю,— то не могу ли быть полезной в чем-нибудь другом? По словам племянницы, родители ваши совсем недавно прибыли в наши места, прибыли по делу, и я была бы рада оказать им услугу.

Я чуть не расцеловала мою тетушку, так я была ей благодарна за эти слова. Но молодой человек слегка покраснел и, как мне показалось, смутился. И не удивительно: он понял, что я рассказала тетушке о его бедности и она полюбопытствовала взглянуть, каков он из себя; а людям неприятно, когда их жалеют.

Тем не менее он ответил по-прежнему вежливо и почтительно:

— Я передам моим родителям ваше любезное предложение помощи. И ради них я прошу вас, сударыня, и впредь не менять своих добрых намерений на сей счет!

Едва он заговорил, как госпожа Дюрсан вдруг замерла, как бы чем-то пораженная. После минутного молчания она спросила:

— Ваш батюшка все еще хворает?

— Сегодня ему немного лучше, сударыня,— ответил он.

— А какого рода у него здесь дела? — спросила она еще.

— Сугубо семейные,— ответил он немного робко,— отец сам расскажет о них, когда будет иметь честь увидеть вас, но по некоторым причинам он не может посетить вас в ближайшие дни.

— Так его знают здесь? — спросила она.

— Нет, сударыня, но у нас тут есть родственники,— ответил он.

— Как бы то ни было,— сказала госпожа Дюрсан, беря меня под руку, чтобы опереться,— у меня здесь много друзей, и повторяю, я могу быть вам полезной.

Она направилась к выходу, увлекая меня за собой против моей воли: мне казалось, что я еще не все сказала молодому человеку, и он, со своей стороны, тоже не ожидал, что я так скоро уйду. Я видела по его глазам, что ему было жаль расставаться со мной, и я хотела дать ему понять, что он может в случае надобности прийти еще раз.

— Я с тобой согласна,— сказала госпожа Дюрсан, когда мы вышли,— этот молодой человек очень недурен собой, и, как видно, он не из простолюдинов. А голос его меня даже взволновал: мне показалось, я слышу голос моего сына. Что он тебе говорил перед тем, как я вошла?

— Что его отец нашел тут свою старую знакомую,— ответила я,— и та выручила их из денежных затруднений, а он от души благодарит вас за предложенную помощь.

— Молодой человек что-то говорил о своих семейных делах,— заметила она,— сказать по правде, сильно опасаюсь, что отец его когда-то дрался на дуэли или что-то в этом роде, и поэтому он прячется; о, если так, ему будет нелегко уладить свои дела.

Кто-то вошел, и наш разговор прервался; я оставила госпожу Дюрсан и ушла в свою комнату, чтобы побыть одной. Я долго сидела в задумчивости, сама того не замечая. Десять экю, приготовленные для незнакомца, я хотела было отдать тетушке, но она оставила их мне. «Он вернется, непременно вернется, я сохраню эти деньги; быть может, они ему все-таки понадобятся». Я думала так и в простоте душевной хвалила себя самое за столь благородные побуждения. Ведь приятно чувствовать, что у тебя доброе сердце.

Наутро я была уверена, что увижу его еще до конца дня, и после обеда все время ждала, что вот сейчас войдет слуга и доложит, что меня спрашивают. Но наступил вечер, он не пришел, и мое доброе сердце, по какой-то непонятной причине, стало менее добрым и несколько остыло.

На другой день опять ничего. Несмотря на холодок в сердце, я все время носила при себе деньги, предназначенные для него. «Ну что ж! Ничего не поделаешь! — думала я про себя.— Придется положить их обратно в шкатулку». Видимо, мое доброе сердце хотело отомстить, а я об этом и сама не подозревала.

Наконец, на третий день одна пожилая дама, близкая подруга госпожи Дюрсан, приехала с визитом к ней после обеда. Я из любезности пошла проводить ее до кареты, оставленной в аллее... Когда мы вышли из замка, она сказала мне:

— Давайте пройдемся немного.

И она повернула к небольшой рощице, обрамлявшей с обеих сторон замок. Сквозь нее и была прорублена аллея ведущая к дому.

— Нас тут ждут,— продолжала она,— эти люди не решились следовать за мной в замок, а теперь вы их увидите.

Я засмеялась.

— А могу ли я довериться вам, сударыня,— сказала я,— может быть, меня собираются похитить?

— О, не бойтесь этого,— ответила она так же шутливо,— я вас далеко не уведу.

И действительно, не успели мы войти в рощу, как я увидела, что к нам с глубокими поклонами приближаются трое. Один был мне знаком: я узнала давешнего молодого человека. Рядом с ним стояла стройная женщина, лет тридцати восьми или сорока, когда-то, должно быть, очень красивая и еще сохранившая следы былой красоты, но ее бледное, усталое лицо говорило о постоянной, с годами укоренившейся печали; а была она в стареньком скромном платье, которое, видимо, берегла много лет, надевая его лишь в торжественных случаях.

Третьим был человек сорока трех или сорока четырех лет, болезненного вида, плохо одетый, и о достоинстве его говорила лишь шпага, висевшая у него на боку.

Он первый подошел ко мне с приветствием; я ответила на его поклон, еще не понимая, что все это значит.