Вот почему они были вооружены.

Аббат, заранее знавший, что произойдет, усадил меня обратно в кресло и держал меня за руку, когда они вошли.

Я в полном смятении обернулась к двери, продолжая рыдать.

Когда все эти люди показались в дверях, я отчаянно вскрикнула. Испуг мой, по-видимому, приписали стыду: ведь меня застигли наедине с аббатом! Даже и слезы мои свидетельствовали против меня — ведь я не звала на помощь; значит, то было отчаяние влюбленной женщины, которой грозит разлука с любимым.

Припоминаю, что аббат тоже поднялся со сконфуженным видом.

— И это делаете вы, мадемуазель! — воскликнул господин де Серкур.— Вы! А я-то считал вас образцом добродетели! Кому же после этого верить!

Я была не в силах выговорить ни слова, рыдания душили меня.

— Простите за причиненную вам неприятность, сударь,— заговорил тут аббат,— я только совсем недавно узнал о вашем намерении жениться на мадемуазель и о том, что из-за стесненных обстоятельств она вынуждена была согласиться на этот брак. Не в силах совладать со своим горем, она пожелала перед свадьбой еще раз увидеться со мной, и я не мог отказать ей в этом утешении. Я уступил ее настойчивым просьбам, вот ее записка,— добавил он, подавая барону бумажку.— Словом, дорогой дядя, она плакала и сейчас еще плачет, она красива, а я всего лишь человек.

— Боже, так вот для чего эта записка! — только и сказала я и умолкла, не в силах продолжать.

Сидя в кресле, я потеряла сознание.

Аббат незаметно исчез. Господина де Серкура, которому, как мне потом рассказали, тоже стало дурно, вывели под руки; придя в себя, он немедленно уехал.

Я очнулась от обморока благодаря заботам сообщницы аббата (я имею в виду госпожу де Сент-Эрмьер, в вероломстве которой вы уже могли убедиться). Не успела я открыть глаза, как она удалилась; напрасно я просила позвать ее, чтобы поговорить; при мне остались только ее служанки. У меня снова открылась лихорадка, и в шесть часов утра меня отнесли к господину Вийо, не столько больную сколько истерзанную душевно.

Вы сами поймете, что эта история наделала шума на всю округу и имела самые гибельные для меня последствия: я была обесчещена, к этому нечего прибавить.

Барон де Серкур и госпожа де Сент-Эрмьер написали моей матери, вернув ей ее согласие на брак. Что касается подлеца аббата, то несколько дней спустя госпожа де Сент-Эрмьер сумела оправдать его в глазах господина де Серкура и помирила дядю с племянником.

Последний, продолжая выдавать себя за моего возлюбленного, так прочувствованно говорил о моем беспутстве, в таких коварных и благостных выражениях осуждал меня, что все выходили от него со слезами на глазах, оплакивая мои постыдные заблуждения. Всеми презираемая и отверженная, я три недели боролась со смертью, не имея иной помощи, кроме милосердного участия супругов Вийо, которые окружали меня вниманием и заботами, несмотря на то что моя мать, в великом гневе, объявила им, что отныне снимает с себя всякое попечение обо мне. Эти добрые люди одни противостояли лавине презрения, обрушенной на меня; они не то чтобы полностью верили в мою невинность, но их ни за что нельзя было убедить, что я уж так виновата, как говорили.

Между тем лихорадка моя унялась. Лишь только я оправилась, как прежде всего поспешила открыть им истину об этой интриге и рассказать о моих подозрениях насчет госпожи де Сент-Эрмьер, вступившей в заговор с аббатом; они считали его безупречным молодым человеком, а я должна была разоблачить его во что бы то ни стало и под большим секретом рассказала им о поступке этого негодяя с монахиней.

Этого было достаточно. Они окончательно убедились в моей невиновности и с этого времени везде и всюду, без всяких околичностей, заявляли, что я оклеветана и что когда-нибудь все узнают (их пророчество сбылось), что аббат вовсе не был моим возлюбленным и даже не посмел бы заикнуться со мной о любви; что им непонятно, как все это случилось, и хотя видимость против меня, но в действительности я жертва какой-то темной интриги.

Все их усилия обелить меня были напрасны, над ними смеялись; больше трех месяцев я выносила эту пытку.

Как только силы вернулись ко мне, я решила выйти и попыталась восстановить свое доброе имя; но меня избегали, моим подругам запретили знаться со мной, и я решила больше не показываться на людях.

Я сидела безвыходно в четырех стенах, плакала не переставая, совершенно неузнаваемая от горя, и молила бога, чтобы он сжалился надо мной хотя мало на это надеялась.

Однако мольбы мои были услышаны, и небо покарало госпожу де Сент-Эрмьер, чтобы тем спасти ее душу.

Она отправилась в гости к знакомой даме. Накануне сильный дождь размыл дороги, карета ее опрокинулась в глубокий овраг, откуда госпожу де Сент-Эрмьер извлекли в беспамятстве и сильно покалеченную. Ее доставили домой. К увечью прибавилась лихорадка, первые признаки которой давали о себе знать уже и несколько ранее. Состояние ее сделалось настолько плохим, что почти не было надежды на выздоровление.

А за два или три дня до того, как состояние ее признали безнадежным, одна из ее замужних горничных, терпя родовые муки и боясь смерти, решила облегчить свою совесть и сознаться в скверном поступке, совершенном ею.

В присутствии нескольких свидетелей она рассказала, что накануне моей свадьбы с господином де Серкуром получила от аббата в подарок ценное кольцо, с тем чтобы провести его в коридорчик, смежный с комнатой, где я спала.

— Вначале я согласилась,— рассказала она,— при условии, что мадемуазель де Тервир будет об этом знать и даст свое согласие. Но он настоятельно уговаривал меня не разглашать его просьбы. «Не ужасно ли,— говорил он,— что мой дядя, который уже одной ногой стоит в могиле, завтра женится на мадемуазель де Тервир? Через каких-нибудь полгода она может остаться вдовой и владелицей состояния, которое по праву принадлежит мне. Единственная моя цель — расстроить этот брак, лишающий меня средств к существованию. Я найду деньгам лучшее применение, чем эта маленькая кокетка, которая промотает его на всякие пустяки. Вы тоже не останетесь в проигрыше. Вот вам вместе с кольцом кредитный билет на тысячу экю, который вам будет оплачен, лишь только барон закроет глаза. От вас требуется одно: вечером, пока все будут за ужином, проведите меня в коридор, примыкающий к комнате мадемуазель де Тервир, а через час после того, то есть между полуночью и часом, скажите госпоже де Сент-Эрмьер, что в этой комнате слышен какой- то шум; попросите ее пройти туда вместе с бароном; тот увидит меня в комнате своей невесты, убедится воочию, что между нами существует любовная связь, и откажется от этого брака. Вот и все».

— Признаюсь, кольцо и билет меня прельстили,— добавила горничная.— Я поддалась соблазну и провела аббата в коридорчик. Свадьба расстроилась. Но это не все: я никогда себе не прощу, и пусть все об этом знают, что причинила столько зла мадемуазель де Тервир, опорочив ее имя. Скажите ей, что я умоляю меня простить.

Свидетели этой сцены оповестили о ней повсюду, и одного этого было вполне достаточно, чтобы оправдать меня в общем мнении. Но господь, по своему неисчерпаемому милосердию, привел к раскаянию еще одну грешную душу.

Я говорю о госпоже де Сент-Эрмьер. На другой же день после вышеописанной исповеди горничной, в присутствии родных, друзей и священника, она послала за господином Вийо и вручила ему надписанный и запечатанный ее рукою пакет с просьбой прочесть его и распространить содержание письма до или после ее смерти, по его усмотрению. Под конец же сказала ему: «Я охотно пригласила бы сюда мадемуазель де Тервир, но не заслуживаю от нее такой милости. Достаточно, если она по доброте души помолится за меня богу. Прощайте, сударь, возвращайтесь домой и распечатайте письмо,— оно должно утешить ее».

Господин Вийо поспешил домой и, во исполнение воли госпожи де Сент-Эрмьер, прочел нам письмо. Те, кто слышал последние слова этой дамы, ждали с великим любопытством и были крайне изумлены его содержанием. Вот что там значилось (передаю содержание бумаги приблизительно и вкратце):

«Готовясь предстать перед всевышним и ответить ему за свои прегрешения, я торжественно заявляю господину барону де Серкуру, что мадемуазель де Тервир не причастна к тому, что произошло в моем доме и вследствие чего был расстроен их брак. Я и еще одно лицо (она не назвала его по имени) ложно обвинили ее в любовных отношениях с племянником барона. Свидание, которое она якобы назначила ночью в своей комнате, было злостной выдумкой, изобретенной нами, чтобы достичь разрыва между нею и бароном де Серкуром. Умирая, я отдаю дань уважения безупречной нравственности мадемуазель де Тервир. Если я вступила в недостойный заговор, то исключительно из страха мести, которой грозило мне самой вышеупомянутое лицо, если бы я отказалась от соучастия в интриге».

Трудно описать, как утешило, успокоило и обрадовало меня это письмо; вы поймете меня, если вспомните в какую пучину отчаяния я была ввергнута.

Господин Вийо сразу же отправился читать и показывать письмо всюду, где только возможно, и в первую очередь к господину де Серкуру. Тот сразу же приехал к нам чтобы принести мне свои извинения.

Ко мне вернулась дружба и симпатия всех соседей; не было конца визитам, все наперебой зазывали меня к себе, спешили обласкать, выказать свое уважение и любовь. Все, знавшие мою мать, поторопились ей написать; аббат же, став предметом единодушного осуждения, в том числе и со стороны своего дяди, вынужден был покинуть наши края и уехал в довольно большой город, в тридцати лье от нас. Через два года, как мы узнали, он угодил в тюрьму за долги и за дурное поведение и там окончил свои дни.

Горничная вдовы де Сент-Эрмьер не умерла. Госпожа ее тоже пережила свое покаянное письмо, полностью восстановившее мою честь; она переселилась в одно из своих отдаленных поместий, где жила еще, когда я покинула эти места. Барон де Серкур, с которым я при встрече всегда старалась быть особенно учтивой, возобновил свое сватовство, но я не могла решиться на брак с ним. Он поступил со мной слишком бесчеловечно.