— Я не украл их.

— О! Нет, нет! Я знаю, что вы не могли их украсть, мистер... Сеп. — На ее губах появилась слабая улыбка, которая исчезла, когда она снова стала рассматривать украшения и часы.

— Я расскажу тебе, как они попали ко мне. Вот как это случилось. А случилось после того, как я купил бюро. Понимаешь, люди возвращаются из длительных путешествий, тратятся и разоряются; и то там, то тут некоторые из них приобретают кое-что за границей по дешевке. Если честно, то я не знаю, как к ним попадают такие вещи, я только знаю, что люди потом хотят продать их. Чаще всего они несут эти веши в ломбард. Учти, мне предлагали такие вещицы и раньше, я имею в виду до того, как я купил это бюро, но я отказывался покупать. Да, я мог бы сам отнести их в ломбард, но я всегда полагал, что получу там меньше, чем заплачу тому, кто продает их. Ты понимаешь мою мысль?

Она кивнула.

— Но когда я приобрел бюро, а вместе с ним и тайник, куда можно было положить украшения, я подумал, а почему бы и нет? Учти, если бы Нэнси узнала, то мне бы несдобровать! Даже не представляю, что могло бы случиться. Это был бы ад на земле. Но она была наверху, прикована к постели, а у меня было мое бюро. Во как это началось. Теперь возьми эти кольца. — Сеп вытащил кольца одно за другим. — Я ничего не понимаю в украшениях, но на золоте стоит проба в восемнадцать карат, а я не думаю, что в восемнадцатикаратное золото вставят фальшивые камни, как ты думаешь?

Эмили слегка дернула головой, Мак-Гиллби некоторое время внимательно смотрел на нее. Затем, взяв одно из колец, он сказал:

— Померяй, подходит ли размер.

— Кто, я?

— Да, ты. Померяй.

Она взяла кольцо и стала рассматривать его. В него были вставлены пять белых камушков, которые переливались на свету. Девушка медленно надела его на свой указательный палец и какое-то мгновение рассматривала. Затем, как если бы кольцо жгло ее, Эмили быстро сняла его и вернула Сепу.

— В чем дело?

— Ничего, только... это было странное ощущение. Я никогда не носила колец.

Он взял кольцо большим и указательным пальцами и сказал:

— Когда-нибудь ты будешь их носить, девочка.

— Да, да, думаю, что так. — Она хихикнула.

— Ну конечно, все еще впереди, правда? — Сеп кивнул ей, затем, положив украшения на место, открыл ящик в дальней части маленького шкафчика и указал на несколько соверенов, лежавших на дне, сказав: — Это мой личный банк. — И он внимательно посмотрел на нее, а потом продолжил: — Ты видишь, я тебе доверяю, Эмили.

Девушка снова покраснела и пробормотала:

— Да, я поняла.

Теперь он открыл дверцу маленького шкафчика и, вытащив небольшую черную книгу в таком старом кожаном переплете, что он местами потрескался, протянул ее Эмили, сказав более веселым голосом:

— Это то, что парень нашел в ящиках и оставил в бюро. Он сказал, что книга ему не нужна. Мне она тоже не была нужна, но она что-то значила для бывшего владельца, раз ее положили сюда, поэтому я ее оставил. Посмотри, она полна всяких разрозненных записей. Кто бы ни был ее хозяин, он много думал, вот послушай. На этой странице написано: «Мысли следует просеивать через сито уместности, прежде чем позволять им срываться с губ». Ну, что ты об этом думаешь, «сито уместности»? Я так полагаю, что кто-нибудь с образованием мог бы понять все это и для него это имело бы смысл.

— А послушай вот это. — Он перевернул страницу. — Это похоже на стихотворение и называется «Воскресение»:

Шопен и золотые гребешки

В саду

Под солнцем,

Доктор Арнольд

И философия, И Бог,

Все едино.

— Забавно, правда?

Эмили снова кивнула.

— А потом я встретил здесь кое-что, что напомнило мне о тебе. Знаешь, я однажды слышал, как ты за дверью пыталась подбодрить сестру и сказала ей: «Никогда не вешай носа». Ты часто это говоришь, правда? «Никогда не вешай носа».

— Да, да. Я так говорю, — Эмили улыбнулась ему, — потому что... потому что моя мама часто так говорила. «Не унывай, — говорила она, — никогда не вешай носа». А иногда она говорила: «Встряхнись и стань кроликом». — Мне тогда казалось, что это смешно.

— Да, смешно. «Встряхнись и стань кроликом». Но послушай, именно эти строки напомнили мне о тебе:

Жизнь приходит, подобно приливу, с ревом волн,

Но затихает перед отливом.

Существование - это время, затраченное на то,

Чтобы намочить береговую гальку.

И всё же,

Неужели они заблуждаются?

Лгут ли они,

Те слепцы, имеющие смелость

Кричать над брызгами: «Никогда не вешай носа?!»

Сеп посмотрел на нее и сказал:

— Вот что заставило меня подумать о тебе. Это действительно странное изречение, но его я могу понять. А ты?

Эмили замешкалась.

— Немного. Прочтите его снова, оно хорошо звучит.

Он снова прочитал записи, и девушка сказала:

— Ну, я думаю, что это просто означает, что жизнь коротка, но не нужно унывать.

Сеп расхохотался и воскликнул:

— Ты попала в самую точку, Эмили, ты попала в точку. Да, вот что это означает. Жизнь похожа на волну, которая набегает и снова убегает, а значит, коротка. Поэтому мы должны наслаждаться жизнью, ведь правда?

— Да, мы должны.

Они молча посмотрели друг на друга, а потом он добавил:

— Может быть, твоя мама знала это стихотворение и из него взяла эти слова.

— Нет, я не думаю, что ей было знакомо это стихотворение, потому что знаю строку, откуда она взяла слова.

— Ты знаешь?

— Да. Они звучат так: «Пока есть дрова в очаге, и котелок на огне, и пучеглазая рыба на крючке, никогда не вешай носа».

Он откинул голову, широко открыв рот:

— Надо же, я никогда раньше не слышал этого. Но эти слова я хорошо понимаю. Ну что, девочка, хочешь взять себе эту книгу, мне она не нужна?

— О, спасибо! О да, я прочитаю ее от корки до корки. Да.

— Ну и что же ты думаешь о моей находке? — Сеп надавил на верхнюю часть потайного ящичка и, когда тот с щелчком встал на место, повернулся и посмотрел на нее. Эмили ответила:

— Ну, я думаю, что просто чудесно иметь место, куда можно кое-что спрятать и где никто не положит на это глаз.

— Или пальцы.

— Да, или пальцы.

— Ладно, девочка. — Он потушил свет. — Здесь становится прохладно, пойдем в кухню. Кстати, по поводу холода в комнате, мы будем зажигать в ней камин каждую неделю по вечерам пятницы, субботы и воскресенья. Что ты об этом думаешь?

— Вам было бы хорошо и уютно.

— Уютно нам обоим, девочка.

— Да, конечно.

— Ну а теперь... — Сеп снова стоял, повернувшись спиной к огню. — Что ты думаешь обо мне теперь?

Эмили посмотрела ему прямо в глаза и честно сказала:

— То же, что и раньше. Я думаю, что вы хороший и добрый человек.

Он поджал губы и покачал головой, а потом кивнул ей и сказал:

— А я думаю, что ты хорошая девочка и добрая, и всякое такое. Нам здесь будет хорошо вместе, тебе и мне.

После небольшой заминки, во время которой Сеп внимательно смотрел на девушку, она сказала:

— Я приготовлю вам ужин.

— Очень хорошо.

Когда Эмили была в моечной, Сеп крикнул ей:

— Не хотела бы ты прокатиться вверх по реке в воскресенье?

— Вверх по реке? — Она подошла к двери и выглянула из-за нее.

— Да, я сказал вверх по реке. Ты можешь и сестренку прихватить, я не против.

— Ой, как это было бы здорово! Спасибо! Спасибо, мистер... — Эмили зажала рот рукой, потом добавила со смущенным смешком: — Сеп. — Когда ее голова снова исчезла, он сказал почти неслышно, как будто для себя:

— Начнем с этого.

А она резко остановилась, почти готовая снова высунуть голову из-за двери и спросить, что он имел в виду. Но, подобно звуку далекого колокольчика, в ее голове раздался звон, давший понять, что он мог иметь в виду. Даже поняв, девушка сделала вид, что не обращает на это внимания, как если бы это было во сне, а потом продолжила приготовление ужина.

Глава 5

Прошло уже три месяца со дня смерти Нэнси Мак-Гиллби. Эмили казалось, что прошло еще больше времени, потому что иногда она чувствовала, будто самостоятельно ведет хозяйство уже многие годы и что она и Люси ходят по субботам на рынок и возвращаются нагруженные продуктами - мясом, овощами и бакалейными товарами - с тех пор, как она себя помнит.

Эмили очень волновалась за Люси, хотя могло показаться, что причины на это не было, так как она следила, чтобы сестра хорошо питалась. Девушка организовала, с помощью Сепа, чтобы Люси могла приходить к ней каждый день после школы, и кормила ее. Сеп не соглашался на то, чтобы Люси приходила в обеденное время, когда он ел сам. Эмили считала, что это было чудачество. Он хотел обедать в одиночестве; или, на худой конец, в присутствии Эмили.

Но несмотря на то, что она буквально впихивала в Люси еду, не похоже было, что девочка набирает вес, у нее на лице постоянно было обеспокоенное выражение. Когда Эмили спрашивала Люси, та только говорила, что ей не нравится жилец.

Приставал ли он к ней?

Нет, только иногда шлепал ее пониже спины, если был немного в подпитии. В любом случае Элис Бротон почти всегда отсылала ее, когда он был дома.

Когда Люси спрашивали, цеплялся ли к ней Томми, она отвечала, что нет. Так как ее защищал Джек.

Эмили было приятно узнать, что у Люси был хоть один защитник в том доме; Джек, по ее мнению, всегда был лучшим из выводка. Поэтому она последнее время старалась, чтобы он не остался внакладе, и незаметно давала ему каждую неделю один пенни.