— Почему ты уехала оттуда так поздно?

— Я не успела на предыдущую повозку.

Лэрри взял ее за руку, а она, посмотрев на него в неровном свете фонаря, увидела, что он доволен чем-то, более чем доволен. И это не было из-за ее возвращения, поскольку он никогда раньше не приветствовал ее так. Но раньше она и не уезжала с ночевкой. Берч не спросил Эмили о том, как она провела время, но, конечно, она и не ожидала этого от него. Она гостила у отца, а оба мужчины недолюбливали друг друга, это уж точно.

Когда они вошли на кухню, и даже до того, как Эмили сняла верхнюю одежду, она постояла мгновение, глядя на Лэрри. Девушка не видела его таким, с той самой ночи, когда они устраивали праздник.

— Ты кажешься очень довольным собой, — сказала она. — Ты нашел золотую жилу?

Эмили буквально уставилась на Лэрри, когда он откинул голову и засмеялся. И это случилось впервые с тех пор, как они перебрались сюда.

— Именно так. Именно так. Маленькую, но золотую жилу.

Берч взял с полки над очагом небольшой мешочек и возбужденно сказал:

— Мне были нужны кое-какие камни, определенного размера. Я нашел небольшую кучку камней в дальнем углу, а под ними кролик или какое-то другое животное проделало ход. И там, сбоку от лаза, лежал этот мешочек. — Эмили смотрела, как Лэрри подбрасывает его на ладони. — Посмотри, верхнюю часть кто-то отгрыз. Я не мог поверить своим глазам. Восемнадцать соверенов. Наверное, мой отец зарыл их там. Он был очень осторожным, особенно в том, что касалось денег. Я никогда не верил, что он получил мало денег за все, что продал. И я был прав, ведь правда?

Пока он высыпал соверены на стол, девушка плотно закрыла глаза, чтобы успокоить бурю, бушевавшую в ней. Это было слишком. Это было нечестно. Узнать такое о мистере Тутоне, а теперь даже деньги, которые он прислал ей за часы, были отняты у нее. Она бы, конечно, отдала их все Лэрри, каждое пенни, если бы не нужно было объяснять, откуда она взяла их. Но отдать самой, а не потерять так, как сейчас! А он был так доволен собой! Накопления его отца... мой Бог! Он однажды признался, что они едва сводили концы с концами.

Эмили задыхалась. Если она не успокоит бурю, бушевавшую в ней, она задохнется. Запинаясь, девушка шагнула вперед, схватилась за стул, упала на него и уронила голову на руки, а Берч стоял, глядя на нее в изумлении, прислушиваясь к звукам, которые она издавала, - то ли рыдания, то ли плач; ее сдавленные всхлипывания звучали так, будто ее раздирала страшная боль.

— В чем дело? Что случилось? — Берч взял девушку за плечи и поставил на ноги. Потом встряхнул ее и повернул к себе лицом, спрашивая снова: — В чем дело? Что случилось? Скажи мне, что-то случилось?

Да, кое-что случилось. Сегодня много всего произошло. Она обнаружила, что никому нельзя доверять; что мужчинам нравится смотреть на нее; она нашла свои часы; узнала, что убийцы могут быть обычными людьми. А еще - убедилась в том, что чувства переменчивы и их невозможно контролировать. Убийца мистер Стюарт добр и вежлив, он тот, с кем можно поговорить... и ей понравилось разговаривать с ним... И вообще, он ей нравился.

Теперь всхлипывания стали более редкими, голова Эмили свесилась на плечи. Девушка сделала неровный вдох и нащупала стул. Но она едва села, когда Берч снова схватил ее за плечи и потребовал ответа:

— Что случилось? С тобой никогда не было ничего подобного.

Когда Эмили посмотрела ему в лицо, которое когда-то ей казалось красивым и привлекательным, девушка поняла, что ее рыдания требуют какого-то объяснения, и она дала его.

— Я думаю, что у меня будет ребенок, — сказала она.

Даже если бы его укусила пчела, он не мог бы отскочить быстрее.

— Нет! Нет! — Его хорошее настроение мгновенно улетучилось. — Только не это!

Его тон и отношение к сказанному вызвали у Эмили такую же реакцию, какую ее новость вызвала у него. Она возмутилась. Стерев с лица слезы тыльной стороной ладони, девушка спросила:

— А почему нет? Это вполне естественно, не правда ли? И как, по-твоему, можно было предотвратить это? Скажи мне!

— Да, я бы сказал тебе! — Его голос походил на рычание. — О, мой Бог! — Лэрри схватился за голову и отвернулся. Затем так же быстро повернулся к ней. Следующие слова Берча врезались ей в сердце намного сильнее, чем если бы он взял со стола хлебный нож и вонзил в нее. — Не думай, что это заставит меня жениться на тебе, потому что этого никогда не будет!

Он стоял и свирепо смотрел на Эмили, ожидая реакции, но, когда девушка никак не отреагировала, он снова резко отвернулся от нее и подошел к очагу. Схватившись за полку над очагом, он прорычал:

— Я уже говорил тебе, когда ты пришла сюда, что я не женюсь на тебе! Я предупреждал тебя, но ты пришла!

Берч медленно повернул голову и смотрел, как Эмили поднимается из-за стола, говоря странным спокойным голосом:

— Да, ты говорил. Здесь ты прав. Точно так же были правы те, кто говорил о тебе, каков ты есть.

Долгое мгновение они смотрели друг на друга, потом девушка прошла в спальню и закрыла дверь.

Месяц назад она бы ушла. Она могла уйти в любую минуту, но тогда она этого не хотела, нет не хотела, поскольку все еще жалела его и, зачем притворяться, все еще любила его. Теперь ее чувство ушло. Оно было убито наповал там, на кухне. Но теперь она не могла уйти. Куда же ей пойти в ее положении? К тете Мэри? В одну из комнат в доме отца, который был сдан Джимми Сатерну? И ей нужно работать до родов, ведь теперь у нее не было своих денег. Она истратила их на него. Если бы у нее оставались эти восемнадцать соверенов, она, возможно, прямо сейчас спустилась бы с холма. Но теперь, если она это сделает, ей придется просить кого-то приютить ее. Но кого? Единственное место, куда она могла пойти, не чувствуя себя обязанной, был работный дом. Однако все знают - за то, чтобы приютить мать с ребенком, там потребуют отработки в течение четырнадцати лет, пока ребенок не сможет самостоятельно зарабатывать. Но в ее случае отец может забрать ее, когда вернется. Если вернется. Корабли иногда тонут.

Нет. Ребенок, которого она носила, был его ребенком, и, даст он ему свою фамилию или нет, малыш должен родиться в этом коттедже и вырасти здесь.

Это место в книге... «Существование - это время, затраченное на то, чтобы намочить береговую гальку». Да, жизнь может быть такой короткой для некоторых, но для других она длинна, поскольку каждый кусочек гальки вызывал боль!

На следующее утро, когда Эмили поставила перед Ларри завтрак, он взял ее за руку и сказал:

— Мне очень жаль, но... но все будет так, как я сказал с самого начала. И ты это знала, когда пришла сюда.

Рука девушки оставалась безвольной. Эмили посмотрела прямо ему в глаза:

— Да, я знала, когда пришла сюда. Мне некого винить, кроме себя.

— Не надо говорить о вине. То, что ты сделала, ты сделала по доброте сердечной, я это знаю. В этом вся ты. — Он слабо улыбнулся. — Ты сначала делаешь, а потом думаешь.

— Да, наверное, это так. Я и расплачиваюсь за это, не правда ли?

Берч отпустил ее руку, и Эмили отвернулась. Он медленно взял нож и вилку и приступил к завтраку...

Берч стал обращаться с Эмили ласково. Но его хватило не надолго.

В последнее время он взял в привычку надевать по воскресеньям хороший костюм и отправляться гулять. Эмили спрашивала его, куда он ходит, Лэрри отвечал, что обычно он ходил до Честерли-стрит, проходя, где это было возможно, через поля. Он никогда не предлагал Эмили пойти с ним, да она и не возражала, поскольку все больше ценила то время, когда оставалась дома одна.

Когда Берч возвращался со своей еженедельной прогулки, она всегда поила его чаем, а поскольку это было воскресенье, она неизменно готовила что-нибудь особенное. И сегодняшний день не был исключением. Но когда он вошел в коттедж, она сразу же увидела по его поведению, что его манеры значительно изменились за то время, что он отсутствовал. На ее слова «ветер снова усилился» Лэрри вообще не ответил, а прошел мимо Эмили в спальню, где снял пальто и шляпу. Но всего через несколько секунд вернулся на кухню.

Он даже не взглянул на стол и не сказал: «Выглядит аппетитно» или: «Я проголодался», — но, опершись рукой о спинку высокого кресла, он посмотрел, как она наливает в заварочный чайник кипяток и сказал:

— Я никогда не спрашивал тебя о том, что ты делала в тот день, когда ездила к отцу.

Эмили посмотрела на него через плечо, поставила большой чайник рядом с заварочным на полку в очаге, выпрямила спину и ответила:

— Я прошлась по Шилдсу и посетила знакомые места.

— Это все?

Она прищурила глаза, глядя на него, и прошло несколько мгновений, прежде чем она ответила:

— Нет. Мы собирались в четверг поехать в Ньюкасл и побродить по городу, но утром отца вызвали на корабль, поэтому я поехала туда одна.

— Ты поехала в Ньюкасл одна? — Берч говорил медленно.

— Да, я же сказала, я поехала в Ньюкасл одна. И... и зашла в ресторан, хороший ресторан, где официанты-мужчины одеты в черные костюмы, и я там пообедала. С меня взяли семь шиллингов и шесть пенсов...

— Ты была одна в ресторане... такого класса, где платят семь шиллингов и шесть пенсов за обед? — Его глаза стали похожи на щелочки.

— Да, так и было. Я не думала, что это такое место, когда вошла, но я все же осталась. И все отнеслись ко мне очень хорошо, более чем хорошо.

— Не сомневаюсь. — Берч медленно кивнул головой. — И ты была там одна?

— Я же сказала тебе, что была одна.

Эмили догадалась, к чему он ведет, но, как это ни странно, она почувствовала, что не дрожит. Она не боялась его. Только Богу известно, как Берч узнал, что она разговаривала с мистером Стюартом. Она почувствовала, что у него внутри все кипит. Кожа вокруг его рта побелела. Однако Эмили все равно не испугалась и дала ему это понять, когда спросила: