«Ей бы пойти учителем литературы, а она подалась в бухгалтеры. Умеет заинтересовать образным и красочным повествованием», – подумал он. Перед глазами вставали картины заброшенных деревень и хуторов. Старушки виделись ему, как живые. Он явственно представил Добринку, деда Ефима, заросшие бурьяном кладбища, одинокого призрака.

– Ты опрометчиво пообещала Кате найти её жениха. А если не удастся?

– Такой вариант даже не рассматриваю. Она почти семьдесят лет бродила по кладбищу, я не могу её подвести. Вот закончу тут и поеду в Шутиху, Ивана отправили с передовой в госпиталь. Будем там искать. Правда, сначала придётся выполнить просьбу Сеченова.

Тимур плеснул ещё коньяка в чашки.

– Вот зачем тебя Игорь Петрович звал. Просил выяснить о семье Сеченова?

– Мне больше не наливай, я быстро пьянею. И так голова уже кружится. О семье просил выяснить сам Сеченов, а Игорь Петрович так сказать посодействовал.

– Не нравится мне это. Рядом с такими, как этот король колбасы и вырезки, опасно находиться рядом. Давай я с тобой поеду.

Кармель хихикнула.

– Король колбасы. – Она представила гирлянду сосисек на шее Александра Григорьевича, а его голову венчал кружок «Краковской12».

– Я серьёзно.

– А как, по-твоему, я справлялась без тебя раньше?

Тимур нахмурился. Женщины, что с них возьмёшь? Неужели она не осознаёт, тот, кто убил семью, может навредить и ей.

– Не волнуйся. Я буду осторожной. – В душе Кармель ликовала: он волнуется за неё. – Расскажи о своём детстве, – попросила она.

– Воинская часть, где служил отец, располагалась неподалёку от Барнаула. Там очень красивые места. Каждое лето я проводил в деревне у бабушки и дедушки в Златополе. Рядом с село протекает река Кулунда, а ещё там озёра Кулундинское, Кучукское. Мне до сих пор снятся те места. Здесь тоже леса, но там природа величественнее что ли.

Кармель слушала о его детстве, о переезде его семьи в Смоленск. О том, как он скучал по друзьям детства, как долго привыкал к новой школе. Тимур закончил рассказ, взял гитару.

– Что тебе спеть? Настроение как раз лирическое.

– То, что ты пел вчера.

– Понравилось? Это любимый романс Лины. – Он взял гитару – пробежался по струнам пальцами.

Кармель досадливо закусила губы: любимый романс Лины слушать не хотелось. Но она промолчала, заранее настроившись к песне критически.

Голос Тимура звучал чуть надтреснуто и хрипло, словно у него болело горло.


Останусь в памяти твоей13

Не как упрёк, не как страданье,

Не буду сорванным дыханьем

Тебя будить среди ночей.


В кругу забот и суеты

Ты будешь с кем-то, не со мною,

Ну что ж живи своей судьбою,

Сжигая к прошлому мосты.


Но знай: когда-нибудь в ночи,

Судьба подарит вдруг прозренье!

Напрасно станешь на колени

К огню лампады иль свечи,

Напрасно будешь ты молить

Свою судьбу, святых и Бога

Былое наше возвратить,

Ведь я – лишь стоит дверь открыть –

Всю жизнь у твоего порога.


Затихли последние аккорды. Кармель проворчала:

– Зараза Лина, захватила песню, мне она тоже нравится.

Тимур отставил гитару, поднял Кармель со стула.

– Я ещё спою, и ты выберешь себе самую красивую песню.

– Обещаешь?

– Зуб даю, – засмеялся он и прижал девушку к груди. – А тебе пить противопоказано – становишься сентиментальной.

Кармель чуть отодвинулась от него, посмотрела в глаза.

– Меня до слёз трогают красивая музыка, стихи, живопись, природа.

– По тебе не скажешь, что ты чувствительная натура.

Тимур наклонил голову и приник к её губам. Она наслаждалась вкусом его губ, страстью, вызывающей в крови ответный огонь. Обоим почудилось, что влечение друг другу переплавилось в пламя, и они сейчас просто сгорят. Тяжело дыша, Тимур отстранился.

– Только не говори, что не хочешь меня.

– Не скажу. По правде крыша едет не спеша, чем-то там шурша.

Он каким-то тягучим, завораживающим взглядом впился в её лицо. Кармель с трудом отвела взор. Звёзды на чёрном небе расплывались и двоились. Ветер пах свежими цветами и родниковой водой.

– Не спеша? А у меня её реально сносит.

Ноги совсем не держали. Она собралась, и как могла, плавно опустилась на стул.

– У нас между организмами происходит слишком бурная химическая реакция.

Тимур схватился за голову и захохотал:

– Организмами? О Боже! Сколько в тебе романтики. Дорогой бухгалтер, мой организм сейчас искрит гормонами, словно бенгальский огонь.

Кармель налила в кружку воды из бутылки, стоящей на столе, и залпом выпила.

– Вот я и боюсь, что останется от меня только пепел.

Тимур схватил её кружку, плеснул воды, и тоже опустошил в пару глотков.

– Не желаешь рисковать. Вот только жизнь не даёт гарантий. Ты их ждёшь от меня? А я почём знаю, во что выльется эта химия между нашими организмами? Какие я могу давать обещания, если сам ещё не понимаю. На сегодня с меня хватит. Я и так перевыполнил план по терпению. – Он поднял гитару и дурашливо пропел:


Лента голубая на полу валяется,

Кто руки моей не стоит, тот за мной гоняется.


Синий дом, синий дом, синее крылечко,

Как завижу синий дом, заболит сердечко.


– В общем, не останавливайся, Кармель, причиняй и дальше людям добро.

Она бросила на него недоумевающий взгляд.

– Ты к чему это сейчас сказал? Какое добро я причиняю и за кем гоняюсь?

Он легонько щёлкнул её по носу.

– Я забыл: ты ведь по возрасту мелкая, недогадливая. Гоняешься не ты, а за тобой. Частушка милая, от женского лица. А добро не всегда выглядит добром. Не стоит тебе лезть в расследование. Вот я к чему. Можно такое раскопать, что от этого будет только хуже: и тебе, и заказчику.

Кармель рассердилась.

– Прекрати говорить загадками. Ты что-то знаешь?

– Нет. Но чую, дурно пахнет. Откажись.

– Не могу, обещала.

– Упёртая ты. Спокойной ночи, Дурман-конфетка.


***


За неделю они закончили обследовать намеченный участок позиций десятой армии. Теперь Кармель с чистой совестью могла искать Ивана в другом месте.

– Саш, как только я вернусь от Сеченова, поедем в Шутиху. Ладно?

– Обязательно. Мне самому хочется, наконец отыскать Гордеева. Вы с Катей молодцы, неизвестных стало меньше на девяносто шесть человек. Ты обязательно приезжай в конце августа на встречу с родными солдат. Ведь это и твоя заслуга. И это… – Он замялся. – Стёпка просил: скинь свои фотки ему на телефон. На память.

Кармель вдруг стало больно, защемило сердце. А ведь рано или поздно она покинет поисковиков. Как ей обходиться теперь без Сашки, Стёпки, Феликса… За последние шесть дней она успела немного подружиться с Леной и Асей. А Тимур? Как она проживёт без Тимура? Каждый вечер он появлялся у палатки, и они долго беседовали, а потом целовались до одурения. Иногда он отводил её к общему костру, Кармель слушала песни, шутки, разговоры ребят и жутко завидовала их единению. Тимур сделал ещё пару попыток отговорить от помощи Сеченову. Он с нескрываемым презрением относился к разбогатевшим нуворишам и считал: большинство из них бандиты и нечистоплотные дельцы. Их отношения застыли на непонятной для обоих стадии. Они кружились, словно два борца на татами, пробуя прорвать оборону друг друга. Вечера для них превращались в сладостную пытку и муку. Никогда прежде они не чувствовали себя более живыми и счастливыми. Окружающая их природа вдруг стала одухотворённой и наполненной особого смысла. Вода в ручье переливалась музыкальными аккордами, ветер пах цветами, мёдом и далёкими странами, а песни птиц звучали музыкой сфер.

Кармель навела порядок, коробки с остатками продуктов занесла в палатку, утром она собиралась в Вязьму, рассчитывая задержаться у колбасного магната Сеченова не больше, чем на пару дней. После купания в реке, ставшего традиционным, приготовила ужин. Кармель поймала себя на мысли, что за десять дней успела привыкнуть к ежевечернему ожиданию Тимура. Сегодня он задерживался. Суп из белых грибов, собранных Сашкой днём, успел остыть, омлет с ветчиной осел, от его пышности не осталось и следа. Она дважды ставила чайник на огонь. Лиска, чувствуя настроение хозяйки, позволила себя расчесать и погладить брюшко.

Катя проявилась на соседнем стуле.

– Не переживай, он придёт. Игорь Петрович проводит что-то вроде совещания. Дня через три на помощь приедут другие поисковые отряды из Пензы, Твери и Поволжья. Хотят поднять до осени всех солдат, обнаруженных нами.

– Правда? Значит, скоро тут появятся новые люди. А нам нужно отправляться дальше. – Кармель сглотнула слёзы. – Кать, кажется, я его люблю. Я чувствую время, словно песок утекает сквозь пальцы, а он ничего не сказал о своих чувствах.

Катя замерцала на стуле.

– Ну почему же. О страсти и физическом влечении говорил не раз.

Кармель смахнула влагу со щёк, положила руку на сердце.

– Мне больно.

Катя попыталась обнять подругу, от чего та задрожала всем телом от ледяного озноба.

Послышался звук шагов, в кругу света появился Тимур.

– Извини, Конфетка, чуток опоздал. Голоден, как волк. Девчонки соблазняли зелёным борщом, но я стойко держался. – Он заглянул Кармель в лицо. – Почему глаза на мокром месте?

Она отмахнулась от вопроса.

– Тебе показалось. Суп еле тёплый. Греть?

– Не надо.

Кармель подала суп, надоевшие до чёртиков хлебцы, так и не удосужилась съездить за хлебом. Жёлтые ломтики омлета, пахнущие диким луком, влажно шлёпнула на тарелку. Тимур умял ужин в пять минут и протянул тарелку за добавкой.

– Я был уверен, что ты не умеешь готовить. Разве семейство Гориславских не обслуживает личный повар?

– Это сарказм? У нас нет повара, впрочем, как и горничных, личных шоферов и другой обслуги. – Что ему рассказать? О том, что члены её семьи днём питаются в кафе, и даже вечером за ужином не всегда собираются вместе. О том, что мама не смогла бы терпеть чужого человека в доме? Она бы с удовольствием наняла молодого мускулистого садовника, но папа быстро бы этого мачо выставил вон. В их большом доме и сорить-то некому. С утра все разбегаются по своим делам, возвращаются в разное время только к вечеру. Как-то так повелось, что каждый наводил порядок в своей комнате. Раз в две недели Кармель с матерью не без удовольствия делали генеральную уборку. Вот пожалуй и всё. Зря он ехидничает насчёт повара.