– Он у меня в долгу. Несколько лет назад я помог одному его приятелю, который попал в передрягу. Джону Херцу. Некая группа громил с Уолл-стрит пыталась наехать на его компанию «Желтый фургон». Но вероятно, такой даме, как вы, неинтересны биржевые махинации.

– Мистер Кеннеди… Такой ограниченный взгляд на вещи у такого крупного магната… – Келли произнесла это с высокомерием, не уступавшим его собственному. – Они сами распространили слухи, что компания в затруднительном положении, для того чтобы ее продать, сбить рыночную цену до минимума, а потом снова купить за бесценок. Вы их провели фиктивными заказами на куплю и продажу акций по всей стране. Взяли их на пушку и одержали верх.

Кеннеди отпустил ее руку, отступил на шаг, снова окинул внимательным взглядом. Так знаток живописи вторично смотрит на понравившееся ему полотно, увидев в нем нечто новое.

– Я признаю, что сказал глупость, миссис Мейджорс. Похоже, вы знаете рынок ничуть не хуже меня.

Келли достала сигарету из серебряного портсигара.

– Это не так, о чем вы прекрасно знаете. Если бы я разбиралась в рынке так же хорошо, как вы, я бы тоже вышла вовремя.

Он поднес ей зажигалку.

– Это вовсе не обязательно. Вы окажетесь в выигрыше, если окопаетесь и будете держать оборону, пока для республиканцев игра не закончится. Рынок выйдет из прорыва, поверьте.

Келли нашла его метафору забавной.

– Держать оборону… Это что за игра?

– Футбол. Моя любимая игра. Она больше всего похожа на жизнь. Мужская игра. Удары, толчки. Слабый падает лицом в грязь. Мальчиков надо учить играть в футбол, как только они начинают ходить.

– Да, у вас ведь сыновья, мистер Кеннеди, не так ли? Сенатор Гаррисон говорил мне, но я забыла, сколько у вас детей.

– Четыре сына. Джо-младший – мой первенец. Еще Джон, Роберт и Тедди. Все играют в футбол, кроме Тедди. Он еще младенец.

– Удивляюсь, мистер Кеннеди, что с вашей натурой борца в списке кандидатов оказались не вы, а мистер Рузвельт.

Он подошел ближе, обнял ее за талию.

– Сказать по правде, миссис Мейджорс, меня гораздо больше привлекает роль тренера команды. Эта кампания для меня – лишь проба пера. Настоящая игра еще впереди. Я только разогреваюсь.

– И что же это будет за «настоящая игра»?

– Когда мой сын Джо-младший выставит свою кандидатуру на выборах президента Соединенных Штатов. – Он говорил совершенно серьезно.

– А как насчет остальных сыновей?

Он усмехнулся:

– У хорошего тренера всегда должна быть пара запасных игроков. Кто знает, как повернутся события, не правда ли, миссис Мейджорс?

– Действительно, кто знает… Мне бы хотелось, чтобы вы называли меня Келли. У меня такое ощущение, как будто мы старые друзья. У меня так бывает с некоторыми людьми. Других знаешь годами, и все равно друзьями они не становятся. С вами мы только что познакомились, а кажется, будто я знаю вас много лет.

– У меня то же самое, Келли. И вы называйте меня Джо. Если когда-нибудь окажетесь в Бостоне… моя фамилия в телефонном справочнике.

Она улыбнулась.

– Я там еще никогда не бывала. Но теперь мне захотелось увидеть этот город… Джо, Уитли совсем недалеко от Олбани. Если вы собираетесь делать какие-то дела с Брюсом, я думаю, вам стоит нас посетить до возвращения в Бостон.


Джозеф Кеннеди дважды приезжал в Уитли на уик-энд. В первый раз – за неделю до президентских выборов, когда подсчет голосов двадцати двух миллионов избирателей показал перевес в 413 голосов в пользу Рузвельта по сравнению с действующим президентом Гербертом Гувером. Второй визит состоялся тринадцатого декабря, на следующий день после штурма Клинтонского национального банка вкладчиками.

Четыре месяца от президентских выборов до инаугурации Рузвельта, состоявшейся 4 марта 1933 года, страна жила в состоянии неуверенности и неопределенности, а точнее – в состоянии подавляемой надежды.

Губернаторы двадцати двух штатов решили закрыть банки, до тех пор, пока новый президент официально не вступит в должность. Они сделали это из опасений, что нервная система людей, три года живших в условиях жестокой депрессии, может не выдержать. «Коней на переправе не меняют», – твердили республиканцы на протяжении всей избирательной кампании, пугая нацию непредсказуемыми последствиями в случае избрания Рузвельта. Эта безответственная и непродуманная мера вызвала реакцию, которую губернаторы надеялись предотвратить. Для большинства американцев рухнул последний оплот финансовой системы, к которому они еще питали доверие. По всей стране тысячи и тысячи людей ринулись в банки, чтобы забрать свои сбережения.

Наплыв вкладчиков Клинтонского национального начался в пятницу, сразу после полудня. В час дня состоялось экстренное заседание совета директоров. Брюс Мейджорс прибыл раньше времени, впервые за последние две недели трезвый и чисто выбритый. На собрании было принято решение проводить политику всевозможных отсрочек. В три часа дня банк закрылся, чтобы открыться вновь лишь в понедельник в девять утра. За эти сорок часов директора надеялись попытаться получить поддержку от администрации штата, на федеральном уровне и от частных финансовых организаций. Они хватались за соломинку. Неделю назад закрылся Банк Соединенных Штатов, ознаменовав собой самый жесточайший провал во всей истории банков. Даже наиболее оптимистичный директор Клинтонского национального питал очень слабую надежду. Спасти небольшой Клинтонский банк могло только чудо.

Брюс рассказал об этом Келли и Джо Кеннеди. Они сидели в гостиной у пылающего камина, попивая горячий пунш, приготовленный Келли. Ей захотелось создать в доме праздничную атмосферу. Не позволит она мрачному настроению испортить Нату рождественские каникулы.

– Джо у нас умеет творить чудеса. Как, Джо, сотворите небольшое чудо, чтобы спасти Клинтонский банк?

Он полулежал в кресле, глядя на бронзового орла, казалось, заполнявшего собой всю комнату. Правда, сегодня Дядя Сэм выглядел менее зловещим, чем обычно, – возможно, из-за сумеречного освещения, несколько смягчившего его свирепые черты.

– Никаких чудес не существует. Если вы вступаете в рискованную игру, и она заканчивается успешно, то это чудо. Если же игра заканчивается провалом – значит, вы болван. – Он выпрямился в кресле, взглянул на Келли. – Я могу предложить одну игру, которая, возможно, спасет банк. Хотите послушать?

– Сначала скажите вот что. На моем месте вы бы рискнули? Он ответил не колеблясь:

– Да, не задумываясь.

– Решено. Я это сделаю. Теперь скажите, что мы должны предпринять.

Кеннеди обратился к Брюсу:

– Скажите, вы и другие директора взяли из банка свои личные вклады, прежде чем закрыться в пятницу?

Брюс покраснел.

– Нет… не совсем. Мы обсуждали эту возможность, но большинство проголосовало против.

Смущенный вид Брюса не вызывал сомнений в том, на чьей стороне голосовал он сам.

– Так… Сколько у вас есть на руках наличными и сколько еще вы можете собрать к понедельнику?

Келли ответила за мужа:

– Два года я храню доходы от моста дома в сейфе. Я разуверилась в банках, когда они начали отзывать ссуды, выданные спекулянтам, которых с самого начала никак нельзя было ссужать деньгами.

Джо усмехнулся. Все в этой женщине ему нравилось. Обычно красивые, утонченные и остроумные женщины – очаровательные собеседницы, однако в трудных обстоятельствах, в состоянии стресса, от них толку мало: превращаются в беспомощные создания. Синдром утонченного воспитания… Миссис Мейджорс совсем не такова. За фасадом изысканной леди скрывается жесткая, практичная, стойкая, вполне земная натура.

– Умница. И сколько же у вас накопилось?

– Тысяч десять. Может, чуть больше.

– У нас могло быть вдвое или втрое больше, если бы она не тратилась на этих неблагодарных фермеров, – вмешался Брюс.

Келли уничтожила его одной фразой:

– Мы должны любой ценой сохранить своих людей в живых, дорогой мой, хотя бы для того, чтобы выращивать пшеницу, без которой неработающие вроде тебя не могли бы ежедневно наслаждаться своей бутылочкой виски.

– Десяти тысяч вполне хватит, – заверил их Кеннеди. – Теперь послушайте, что вы должны сделать…


В понедельник утром Келли и Брюс подъехали к зданию Клинтонского национального банка без четверти девять. Очередь вытянулась на целый квартал и заворачивала за угол.

Красивая, элегантно одетая женщина, выходящая из автомобиля с шофером, не могла не привлечь к себе внимания даже таких мрачно настроенных людей, как встревоженные вкладчики банка. Когда она пошла к передним рядам очереди, раздались негодующие возгласы:

– Эй, леди, давайте-ка в конец очереди!

– Придется подождать, как и остальным, если хотите забрать свои денежки!

– Да кто она такая вообще? Думает, если приехала в машине с шофером, то у нее особые привилегии?

Келли притворилась удивленной. Приложила палец в перчатке к губам.

– Это очередь, чтобы забрать деньги?

– А ты что думаешь, дорогуша?

Толстая женщина в старушечьем платке на седых волосах угрожающе выставила локоть, не давая Келли пройти.

– Но я приехала не забрать, а вложить деньги. – Келли открыла большую сумку, висевшую на руке, и показала ее содержимое. Аккуратно перевязанные пачки зеленых банкнот, пяти-, десяти– и двадцатидолларовых. – Видите? Здесь больше десяти тысяч долларов.

Она прошла вдоль очереди, показывая деньги всем желающим.

Пожилой мужчина в котелке и поношенном темном пальто с бархатным воротником остановил ее:

– Мадам, вы, верно, рехнулись, если хотите вложить свои деньги в этот банк. С таким же успехом можете выбросить их в Гудзон. А еще лучше – раздайте нам.

– Что за ерунда! – Келли повысила голос, так, чтобы слышала вся очередь. – Это вы рехнулись, если верите всему этому бреду, который передают по радио и пишут в газетах! – Она взяла Брюса за руку. – Вот мой муж, директор этого учреждения. Вы что думаете, мы стали бы вкладывать деньги в банк, которому грозит крах? Да никогда! Мой муж уже давно был бы там, чтобы забрать свои сбережения прежде, чем это сделаете вы… Разве вы не слышали последнюю новость? Вновь избранный президент Рузвельт объявил, что все банки в стране откроются в тот самый день, когда он вступит в должность. Сохранность всех вкладов гарантируется федеральным правительством, до последнего пенни. – Она поднялась на верхнюю ступеньку и теперь стояла напротив приземистого тучного человека, первого в очереди. – Ладно. Я встаю в очередь, чтобы вложить деньги. Надо быть последним идиотом, чтобы в наши дни отказываться от процентов за три месяца. А вы это самое и собираетесь сделать, забирая свои вклады. Все равно через три месяца принесете их обратно. И будете волосы на себе рвать, что вели себя как последние идиоты.