Она стала медленно подниматься по лестнице, придерживая руками длинный подол юбки. Карл смотрел ей вслед, восхищаясь изящной формой голени и лодыжек в простых темных чулках.

Келли, не постучав, открыла дверь в комнату Хэма. Он лежал плашмя на своей огромной кровати, глядя в потолок.

– Хэм, ты плохо себя чувствуешь?

Он не ответил.

– Послушай, надо спуститься, показать, что ты всем благодарен за то, что они пришли отдать дань уважения твоему отцу.

Хэм медленно сел на кровати, обхватил голову руками.

– Сейчас спущусь. Дай мне еще несколько минут.

– Хорошо, мы тебя ждем.

Келли вышла из комнаты, прошла к себе, сняла шляпу и вуаль, внимательно осмотрела себя в зеркале. Вся ее косметика: губная помада, пудра, духи, – все, что она всегда прятала от Натаниэля, теперь лежало, не таясь, на туалетном столике. Она слегка дотронулась пуховкой до носа и лба, потянулась к помаде, потом остановилась. Не сегодня. Не в присутствии всей его родни.

Хэм вскоре спустился вниз и на протяжении застолья вел себя нормально. Все ели холодное мясо, сыр и салаты, приготовленные Сьюзан Кэмпбелл и Реной Ламберт. Хэм, правда, ни к чему не притронулся и разговаривал, только когда к нему обращались. Однако это никого не удивило и не обидело. Напротив, присутствующие уважительно отнеслись к такому проявлению горя со стороны преданного сына покойного Натаниэля Найта.

Карл Мейджорс сидел между Сьюзан и Келли, так же как недавно на свадьбе. Однако на этот раз никто не позволял себе никаких легкомысленных замечаний. Кэмпбеллы и Ламберты методично поглощали пищу, лишь изредка произнося короткие фразы напряженными голосами. Все разговоры сводились к тому, как хорошо выглядел покойник, какая жара стояла летом, какое процветание наступило в стране после окончания Первой мировой войны.

Незадолго до смерти Натаниэлю пришлось нанять еще пятерых горнорабочих в свои каменоломни. С самого начала столетия никто не мог припомнить такого высокого спроса на сланец. А печи для обжига кирпича, принадлежавшие Карлу Мейджорсу, работали круглосуточно. Ночами над рекой стояло багровое зарево.

– Работаем круглые сутки, в две смены, – похвалялся Карл. – Похоже, люди только и делают, что строят, строят, строят. Жилые дома, фабрики, офисы… все, что хотите. Впечатление такое, что у всех есть деньги.

– Да, похоже на то, – подтвердил Уолт Кэмпбелл. – И откуда они только берутся, эти деньги?

– С фондовой биржи, откуда же еще, – покровительственным тоном ответил Карл Мейджорс.

– Растут, как на деревьях. – Уолт сам улыбнулся своему остроумию.

Карл Мейджорс засмеялся, обнажив желтые зубы.

– Трудно объяснить тому, кто с этим не знаком.

Келли испытующе взглянула на него своими зелеными глазами.

– Я обычно не доверяю тому, что трудно объяснить.

– Я плачу бухгалтерам и брокерам за то, чтобы они разбирались в таких вещах за меня. Думаю, ваш муж поступал так же.

– В какой-то степени. Нат держал адвоката и брокера, но обычно он говорил им, чего хочет. Они ему ничего не объясняли.

Светлые глаза Карла уже немного затуманились от выпитого яблочного сидра. Он похлопал ее по коленке под столом.

– Вот поэтому я богаче Ната.

Келли засмеялась, как будто не замечая, что рука его осталась лежать на ее колене.

– Посмотрим, что будет дальше. Как ваши дети, Карл?

– Думаю, у них все в порядке. Я их редко вижу, поэтому точно не могу сказать. – Он засмеялся. – Тоже мне дети… Брюсу двадцать четыре, он младший партнер фирмы. Крис семнадцать, и она большую часть времени проводит в Олбани или в Саратоге, с друзьями. Не могу сказать, что я ее осуждаю. Здесь не место для девушки на выданье.

– Вот и моя Люси так говорит, – вмешалась Сьюзан Кэмпбелл. – Как только окончит школу, собирается уехать в Нью-Йорк и стать актрисой.

– Только через мой труп! – прорычал Уолт.

– А что, может, и до этого дойдет, – усмехнулся Карл. – Им ведь главное – настоять на своем, этим молодым. А там хоть трава не расти. Вы обязательно должны встретиться с моими детьми, Келли. – Карл обратился к Хэму: – Ты ведь знаешь мою дочку еще по школе, правда, Хэм?

У Хэма вспыхнули уши.

– Знаю.

Да, он действительно ее знал. Прекрасная, белокурая, стройная, она расхаживала по школе с таким видом, будто на голове у нее корона. Другие девочки называли ее не иначе как «принцесса», даже не пытаясь скрыть зависть.

– В таком случае вам надо поближе познакомиться. Келли, вы не знаете, почему Нат отказывался от моих приглашений? Я столько раз звал его к нам в гости. Даже предлагал заехать за вами на своей машине.

Келли пожала плечами.

– Натаниэль был не слишком общительным человеком. Больше любил сидеть дома. Он любил свой дом.

– Но теперь вы остались одна. Я просто настаиваю, чтобы вы с Хэмом приехали к нам на обед. Как насчет следующего воскресенья?

Келли поймала взгляд Хэма.

– Что скажешь, Хэм? Я думаю, это будет нам полезно. Мы ведь теперь остались вдвоем в этом большом доме. Почему бы нам хоть иногда не выезжать, не встречаться с другими людьми?

– Как хочешь, – промямлил Хэм.

– Скоро вас будет не двое, а трое, – напомнила Сьюзан Кэмпбелл.

Келли засмеялась, обхватив руками живот.

– Верно! Я совсем забыла про маленького Ната.

Кэмпбеллы и Ламберты смотрели на нее с добродушными улыбками.

– Маленький Нат… Прекрасно звучит. Но что, если родится девочка?

– Нет, это будет мальчик. – Келли улыбалась так, словно знала наверняка. – И я очень хочу, чтобы он вырос точно таким, как его старший брат.

– Нет, вы только послушайте! – Карл Мейджорс поднял бокал. – Выпьем же за прекрасных сыновей Натаниэля Найта! И пусть будущий ребенок сделает честь своему отцу, так же как и его старший сын Хэм.

Хэм резко отодвинул стул, едва не опрокинув его.

– Прошу извинить. Мне надо пойти кое-что сделать в амбаре. – Он почти выбежал из комнаты.

– Хороший парень, – сказал Карл. – .Даже в горе не забывает о своих обязанностях.

– Он же Найт! В этой семье все лучшие традиции передаются по наследству, – произнес Уолт Кэмпбелл с гордостью, как будто тоже являлся членом семьи. Впрочем, Натаниэль Найт считался отцом всего Найтсвилла.

Карл, чуть сгорбившись на стуле, задумчиво смотрел в свой стакан.

– Не стану отрицать. У меня, может, денег и побольше, чем у Натаниэля, однако никому в голову не пришло назвать город моим именем.


В ту первую ночь после смерти Натаниэля его присутствие все еще ощущалось в доме, хотя он лежал в гробу в гостиной. Келли испытывала возбуждение при мысли о ночи, которую им предстояло провести только вдвоем с Хэмом. Она приготовила его любимые блюда: тушеное мясо и яблоки, запеченные в тесте. Вместо яркой лампы зажгла две свечи на столе в кухне.

Они сидели за столом друг против друга.

– Все кончено, Хэм. Все уже позади. Что сделано, то сделано, и лучше об этом забыть.

– Забыть?.. – изумился он. – Кровь моего покойного отца на наших руках. Ты думаешь, я смогу об этом забыть? Мы с тобой – те же Макбет и его жена.

Губы Келли изогнулись в усмешке.

– Глупости! Мы к твоему отцу пальцем не притронулись. Это его больное сердце.

– Его сердце… Мы сделали так, что у него отказало сердце. Будто вонзили кинжал. Результат тот же.

Она внимательно изучала его лицо при мерцающем свете свечи. Как он повзрослел за последние дни! Настоящий зрелый мужчина. Келли почувствовала, что хочет его, нестерпимо, как женщина хочет мужчину. Хочет прижаться к нему грудью, губами, всем телом.

– Ты забудешь.

Она знала, как заставить его забыть, как не оставить места ни для размышлений, ни для каких иных чувств, кроме всепожирающей плотской страсти. В этом огне Хэм найдет исцеление.

Он уткнулся в тарелку с нетронутой едой. Руки его неподвижно лежали на столе рядом с вилкой и ножом.

– Поешь, Хэм, тебе сразу станет легче. Это же твое любимое, тушеная говядина и яблоки в тесте.

– Не могу. Не идет. – Он медленно покачал головой, убрал руки со стола, и они безжизненно упали на колени.

– Ну, как хочешь.

Келли склонилась над своей тарелкой. Она чувствовала зверский аппетит. Как всегда в тех случаях, когда удавалось совершить что-нибудь важное.

– Я тебя не понимаю, Хэм. – Она с удовольствием жевала нежное мясо. – Твоему отцу просто пришло время умереть. Если бы это не произошло сегодня в амбаре, значит, случилось бы в любой другой день: во время уборки сена или даже в моей постели. Говорят, это занятие так же опасно для здоровья, как и тяжелый труд или, например, драка. Представь себе, что бы ты тогда чувствовал.

– Прекрати! – Хэм обхватил голову руками, спрятав от стыда лицо.

– Поверь мне, то, что произошло, – самый лучший исход. – Она слизывала языком жир с пальцев. – Ну признайся, разве не об этом мы с тобой мечтали? Вдвоем в этом доме… Мужчина и женщина. Муж и жена, ожидающие рождения своего ребенка.

– Не хочу больше этого слышать! – Хэм зажал уши руками и вскочил так, что стул опрокинулся. Толчком распахнул заднюю дверь и бросился из дома.

Келли вытерла пальцы салфеткой, встала, подошла к открытой двери. Хэм бежал по заросшей тропинке, которая вела вверх к каменоломне. Ничего страшного, он скоро вернется, там бежать некуда.

Напевая сквозь зубы, она убрала со стола, вымыла посуду. Она была довольна собой и тем, как все сложилось. Келли погладила живот. Она не сомневалась в том, что это будет сын. И он уже совершил главное чудо! Действительность превзошла самые смелые ее ожидания, самые безумные мечты. Всего год и четыре месяца назад она, служанка в занюханной забегаловке, улыбалась и угождала неотесанным мужланам за их гроши. А сейчас она хозяйка поместья, вдова, владелица таких богатств, о которых до смерти Натаниэля даже не подозревала. Она прочитала завещание, в то время как владелец похоронного бюро что-то делал с телом Ната на кухонном столе.