– Ладно, не буду мучить вас всех молчанием, но и не обещаю, что мой рассказ будет абсолютно правильным, суда-то еще не было. Вчера я разговаривал с Левой, средним сыном Киры Андреевны, он сказал мне по секрету, что подал на развод, ну и вообще рассказал все, что знает. Все дело было в любовнике его жены, на меня тоже напал этот Михаил, но у него не хватило решимости, а может, и умения, чтобы зарезать меня. Одно дело задавить машиной пожилую женщину, а другое – ударить ножом человека, глядя ему в глаза. Его нерешительность помогла мне остаться в живых, теперь все по порядку. Лева Окиншевич работает в платной клинике, в стационаре, там есть закрытое отделение, где лечат богатеньких наркоманов. Михаил Любимов узнал об этом от Ирины, своей любовницы. Он и до этого имел в клинике своего человека и через него поставлял туда наркотики.

– Как это, там же лечат от наркозависимости! – Сын Марго вскинул голову и уставился на Стаса.

– А вот так, Любимов работал на небольшую сеть наркоторговцев, те, в свою очередь, не хотели терять обеспеченных клиентов и старались сделать все, чтобы их жертвы не ускользнули, не излечились. Узнав о том, что муж его любовницы работает в таком удобном месте, Михаил стал через ничего не подозревающую Ирину передавать пакетики с порошком, а заодно и подменять настоящие лекарства на «плацебо». Женщина думала, что она заменяет лекарства на те, что изобрел ее друг и что они лучше помогут больным, а про пакетики с порошком она даже и не догадывалась, этим занималась медсестра из того же отделения. Жена Левы раз в неделю приходила к мужу на работу и, улучив момент, проникала в сестринскую, где вместо коробки с настоящими таблетками клала коробку, переданную ей Любимовым.

– Не понял, – опять произнес Слава. – А зачем было подменять настоящие лекарства? Ему что, те люди, на которых он работал, мало платили?

– Так Михаил Любимов оказался болезненно жадным, ему было недостаточно тех денег, что платили наркоторговцы, он решил и свой маленький доход поиметь! Насколько я понял, он продавал настоящие лекарства у себя в аптеке и имел несколько тысяч в месяц дополнительно. Поскольку он действительно неплохой химик и фармацевт, то изготовить фальшивые таблетки ему не составило труда.

– Все равно, что такое несколько тысяч для молодого сильного мужика! Он поди и не замечал этих денег, или его дома пилила жена и требовала все больше и больше?

– Просто жадность чувство, плохо контролируемое, это не жена, а он сам был как пушкинская старуха из сказки про золотую рыбку. В общем, сидел себе дядя и барыши подсчитывал, а тут поднадоевшая любовница со своими проблемами. У него таких Ирин в разных клиниках было несколько, и не только там, где есть наркологические отделения. Обаяние да природная привлекательность работали на него, и потом он хорошо умел убеждать наивных дурочек в своей гениальности. Полицейские выявили пять человек, которые подменяли настоящие лекарства на его подделки, все как одна говорят о том, что он якобы изобрел средство от всех болезней. Когда Ирина после разговора с Кирой Андреевной позвонила ему и рассказала о требовании свекрови, Михаил запаниковал. К своим хозяевам он не мог обратиться, те сразу убили бы его, вот он и решил сам все сделать.

– С этим все понятно, но ведь у Окиншевичей дома нашли бейсболку и куртку со следами твоей крови.

– И то и другое принадлежало Леве, Михаил как-то днем заходил к Ирине и увидел вещи, которые прихватил с собой, зачем, он не смог объяснить, но, думаю, на тот случай, если придется и любовницу убить.

Он уже тогда избавился от Киры Андреевны, прошло время, и все вроде затихло. Мужик успокоился, но появилась новая напасть в моем лице, а поскольку пуганая ворона куста боится, то он решил и от меня избавиться, к тому же после первого убийства у него возникло чувство безнаказанности. Совершив нападение на меня, он опять забежал к Ирине в гости, и тихонько сунул вещи в грязное белье. Ему повезло, в промежутке между двумя его приходами ни Лева, ни Ирина не хватились этих вещей, а когда он приходил к ней в последний раз, то попенял на то, что много в баке белья скопилось. Ему ведь было нужно, чтобы на куртке не осталось его следов, а вот кровь так просто не отстираешь.

– Интересно, во что превратилась кепка после стиральной машины, – подала голос Елизавета Сергеевна. – Я как-то постирала случайно свою бейсболку, так сразу пришлось ее выбросить.

– Ну, они не настолько внимательные, выстирали, высушили, а вот выбросить не удосужились. Вы же знаете, как молодежь к таким вещам относится, валяется какая-то мятая тряпка и ладно, сразу до ведра не донесли, а потом забыли. При обыске только и нашли. – Марго выразительно посмотрела на сына, тот слегка усмехнулся и опустил глаза.

– Не делай вид, что тебе стыдно, все равно не поверю. Твоя жена ребенка носит, ты когда Даше помогать начнешь?

– Риточка, не заводись, Слава хороший муж и помогает Даше, просто у него очень мало времени, он же еще и учится, а не только работает.

– Вечно вы, тетя Лиза, всех защищаете, мне иногда кажется, что вы все защитники, а я одна «угнетатель» и вообще кикимора болотная, только и делаю, что на всех нападаю, – проворчала Марго. Но по ее лицу было видно, как приятно ей слышать добрые слова в адрес сына.

– Стас, ты рассказывай, не обращай внимания на нас. Мы больше не будем перебивать. Дальше-то что?

– Ничего особенного, будет суд, меня вызовут и как потерпевшего, и как свидетеля, это дело оказалось довольно сложным из-за того, что там еще и торговля наркотой примешалась, короче, как полностью разберутся, так и до суда дело дойдет.

– Я не поняла, зачем ты вообще понадобился этому Любимову. Ведь если бы не это идиотское нападение, никакого продолжения дела могло и не быть.

– Так, да не так, с одной стороны, Михаил запаниковал, когда Ирина рассказала о моем интересе к гибели Амалицкой, он испугался, что его хозяева узнают обо всем и разделаются с ним. Полиции он не очень боялся, к тому же обеспечил себе некое подобие алиби, в молчании Ирины он был почти уверен и алиби создал себе так, на всякий случай. С другой – ведь Игорь Бунич действительно не был виноват в смерти Киры Андреевны, никто не ожидал его внезапной смерти, а доказать его отсутствие в стране в то время было несложно. Впрочем, про Бунича он ничего не знал, просто решил обезопасить себя со всех сторон.

– И все же непонятно, как он предполагал, что его хозяева могут что-то узнать? История никак не была связана с наркотиками.

– Так Ирину могли начать без конца таскать в полицию, я никак не хотел успокаиваться, все лез и лез со своими вопросами. Может, она своему любовнику, рассказывая обо мне, сгустила краски, а может, он сам, несмотря на то, что неплохой химик-фармацевт, не слишком умный человек. Я где-то читал, что преступников часто подводит отсутствие чувства меры, они не понимают, где надо остановиться, и виной тому страх перед наказанием, за уже совершенное.

– Друзья мои, может, хватит рассуждать о всяких моральных уродах? Давайте о чем-нибудь хорошем, в конце концов, за окном весна. Я уже очень старая, и мне хочется радоваться каждому дню, а не мучиться вопросами: кто? кого? и за что? К счастью, эта история закончилась, пора о ней забыть. Простите старуху, если я не права.

– Тетя Лиза, мы сами просили Стаса нам рассказать, но теперь, если никто не против, будем говорить только о хорошем.

– Можно мне начать? – Олег Петрович, как в школе, поднял руку. – Я с удовольствием сообщаю, что все вы приглашены к нам с Федором на дачу на шашлыки. Основная часть работы сделана, я специально не говорил никому, боясь, что рабочие до весны не успеют. А они даже дорожку к дому сделали, это, правда еще осенью.

– Не поняла. – Марго удивленно посмотрела на приятеля. – Ты же говорил, что хочешь делать большой подвал, и для этого надо решать проблему с гидроизоляцией, там, помнится, близко грунтовые воды.

– Мы с Федором решили обойтись высоким «подклетом», все равно любая гидроизоляции не так надежна, как хотелось бы. Мокрый подвал, сама знаешь, вечная проблема при близких грунтовых водах. Еще я вас познакомлю с очень хорошими людьми, ну так как, согласны?

– Я согласна, думаю, и все остальные не будут против. – Марго обвела сидящих за столом вопросительным взглядом – все, не исключая Елизавету Сергеевну, одобрительно кивнули.


Елизавета Сергеевна.

Однажды, сидя в гостях у Елизаветы Сергеевны, Марго проговорила:

– Тетя Лиза, я никогда не слышала от вас рассказов о вашем прошлом, мы знакомы уже не первый год, а я до сих пор о вас почти ничего не знаю. Если мои вопросы вам неприятны, я не буду спрашивать, но все же мне ужасно интересно, как вы жили, историю своих родителей и всех своих предков, до третьего колена, я знаю, а о вас – ничего. Вы для меня родной человек, расскажите хоть что-то.

Старуха внимательно посмотрела на Марго и тяжело вздохнула:

– Наверное, пришло время рассказать тебе о моей жизни, впрочем, ничего особенного в ней не было, кроме одного случая. Но чтобы ты поняла мотивы моего поступка, я должна начать издалека. Впрочем, лучше возьми это. – Елизавета Сергеевна протянула Маргарите толстую тетрадь… – Тут я написала о том, что помнила сама и что мне рассказали, когда я выросла.

Марго взяла тетрадь и углубилась в чтение.

«Моего отца звали Сергей Федорович Остафьев, он был кадровым военным, кажется, в чине подполковника. Все это мне рассказали значительно позднее, когда я, уже взрослая, приезжала в Ленинград и ходила по старому адресу. Мне удалось найти людей, которые там жили до войны, они рассказали мне о моей семье все, что помнили. Ведь я-то была маленькая и мало что могла вспомнить. Они тоже не помнили, а может, и не знали, в каких войсках отец служил, но в самом начале войны он ушел на фронт и в сентябре погиб, я помню, как плакала мама, получив похоронку. Мы остались в Ленинграде с ней и двумя бабушками. Одна из них работала в каком-то хранилище, кажется, это было хранилище Эрмитажа, а вторая бабушка была совсем старенькая, возможно, она была моей прабабушкой, а может, няней, я этого не помню точно, да и имени ее не помню. Постепенно в городе все хуже становилось с едой, я была маленькая и привыкла, что мне приносили разные вкусные вещи и вдруг перестали. Сначала я капризничала и не понимала, почему это происходит, а потом мама сказала: «Не ной, хорошо, что пока выдают хоть что-то, хоть какую-то еду, город окружили фашисты, это из-за них у нас нечего есть!» Я сразу ей поверила и перестала капризничать. Каждый день мама уходила на работу утром, а возвращалась поздно вечером и приносила немного муки или крупы, мне строго-настрого было запрещено рассказывать об этом. Впрочем, рассказывать было некому, в то время к нам перестали приходить гости, гулять я тоже не ходила. Молодая бабушка горестно вздыхала и готовила либо кашу, либо кисель из того богатства, которое приносила мама. Потом, кажется, уже когда началась зима, старая бабушка умерла, и я целыми днями сидела одна. Другая бабушка была на работе и совсем не приходила домой. Очень хотелось есть, и все время было холодно. Мама стала приходить рано и приносить только маленькие кусочки хлеба, она часто плакала, а потом перестала. Мы вдвоем с мамой жгли сломанную мебель, чтобы хоть чуть-чуть согреться и вскипятить воду. Тот день я помню очень хорошо, мама пришла совсем рано, она только за хлебом сходила, стояла в дверях и смотрела на меня, глаза у нее были очень страшные, будто это не мама смотрела, а дикий зверь. Потом она достала из кармана носовой платок, вынула из него кусочек хлеба и, глядя на меня, съела его, потом так же взяла второй и тоже съела. Она даже не жевала хлеб, просто запихнула себе в рот и пошла ко мне. Все это мама делала молча, и от того становилось еще страшнее. Я сперва хотела залезть под кровать, но меня словно кто-то подтолкнул в спину, и я бросилась к двери. Мама уже отошла от нее, она двигалась неловко, медленно, будто во сне. Я успела проскочить к двери, хотя это слово тоже не очень подходит, ведь я тоже двигалась еле-еле, когда я, почти раздетая, вышла на улицу из парадного, то сразу упала. Мимо проезжали на машине какие-то люди, они остановились и подобрали меня. Один мужчина стал спрашивать, из какой я квартиры, но мне было всего четыре года, я очень ослабела от голода и пережитого страха и ничего не смогла ему ответить, хотя потом, много лет спустя, я хорошо помнила свой ленинградский адрес. Женщина с трудом вышла из машины и скрылась в парадном, вернулась она не скоро, в руках у нее было мое пальтишко и валенки.