– Славика, деточку, конечно, хорошо, он нам с дедом вчера из пластилина такую собачку слепил хорошую.

– Слушай, Вера, пойдем, я тебя завтраком накормлю, – и без перехода добавила: – Вы Славе звоните пока, видите она сегодня какая? А вчера была нормальная. Короче, без него я вам Веру не отдам, лучше в «Скорую» позвоню, пусть они о ней позаботятся. Сыну Марго дозвонилась сразу, и он обещал побыстрее приехать.

– Паспорт не забудь, вдруг бабушка и тебя не узнает, – закончила она разговор. Славка приехал довольно быстро, и, к счастью, Вера Никитична его сразу узнала.

– Славочка, где же ты был, отвези меня домой, пожалуйста, меня вот тут Маша пустила на ночь.

– Ну слава Богу, вроде мозги на место встали! Вы куда теперь?

– Вас как зовут? – обратилась Марго к хозяйке квартиры.

– Мария Васильевна.

– Так вот, Мария Васильевна, я увезу Веру Никитичну к себе, там ей будет хорошо, вам я оставлю ее новый телефон, и позвоните ей часа через два-три, мы уже точно приедем. Надо заехать и купить ей все необходимое, а документы потом Слава привезет, у меня дома всегда кто-то есть, и она под присмотром будет, и мне на душе спокойнее.

– Добрая ты душа, иные своих стариков бросают, а ты чужую пригреть хочешь, – переходя на «ты», проговорила Мария Васильевна.

– Она мне не чужая, она бабушка моего сына, и потом она единственная из стариков осталась. Вызвав такси, Марго со Славой помогли Вере Никитичне сесть в машину, и все отправились в Павловскую Слободу. Всю дорогу старая женщина, сидела, вжавшись в спинку сиденья и судорожно сжимая руку внука.

– Славик, мы не в больницу едем? Я не хочу туда! – без конца задавая этот вопрос, она испуганно посматривала на сидящую впереди невестку. Наконец Слава не выдержал:

– Ба, ну ты что, маму совсем не узнаешь? Она, конечно, изменилась, но не настолько, чтобы совсем. Ты присмотрись к ней повнимательнее.

– Слава, оставь бабушку в покое, скоро мы приедем, и она сама увидит, что это вовсе не больница, а просто загородный дом, где я теперь живу, там сейчас и Света с внуками, а ее Вера Никитична хорошо знает.

– Риточка, это и правда ты? А где ты была все это время? А Игоря нет и нет, ты не знаешь, куда он запропастился? – Голос у Веры Никитичны неожиданно стал тонким, почти детским. Славка было начал рассказывать о том, что произошло в последние годы, но Марго его резко прервала:

– Это все сейчас не имеет никакого значения, ты же видишь, бабушка плохо себя чувствует, дай ей прийти в себя, а потом она расскажет, как оказалась там, где мы ее нашли, а про себя подумала: «Если вспомнит хоть что-то. Дома их ждал готовый обед, накрытый стол и Мартин, который радостно бросился в ноги хозяйке». Уговорив Веру Никитичну выйти из машины, что удалось сделать с большим трудом, Славка повел ее в дом. Там она внезапно бросилась к Свете, обняла ее и прошептала на ухо:

– Светочка, это действительно Рита? Я совсем ее не узнаю, а кто здесь еще есть?

– Не волнуйтесь вы так! Сейчас я вас со всеми познакомлю, тут нет плохих людей, все добрые, и вас никто не обидит.

После обеда все разбрелись кто куда, а Вера Никитична, как только поняла, что теперь у нее есть своя комната, тут же отправилась к себе, забралась под одеяло и проспала до следующего утра. Слава после обеда сразу уехал, он и так слишком долго отсутствовал на работе, а Марго села делать эскизы для очередного заказчика, но в голову назойливо лезли посторонние мысли, не связанные с архитектурой. Совершенно непонятно было, куда делся Игорь и почему его мать так напугана. Когда Марго ее видела в последний раз, это была старая, но вполне еще крепкая и разумная женщина, а сейчас она превратилась в перепуганную, совершенно потерянную, с трясущимися руками бабку. Вид и поведение бывшей свекрови произвели на Марго гнетущее впечатление. Либо она страдает старческой деменцией, и это навсегда, либо в ее жизни случилось что-то, что привело к таким последствиям.

«Сегодня я все равно ничего не выясню, надо дать ей привыкнуть к новой обстановке. Пусть обживется, успокоится, тогда и будем ее спрашивать». Приняв такое решение, женщина взяла карандаш и начала неторопливо рисовать планы дома, который собиралась предложить новым заказчикам, без конца сверяя их с эскизами интерьеров, сделанными накануне.


Майор Кузовлев сидел в своем кабинете и грыз карандаш. Ему никак не удавалось дозвониться ни по одному из телефонов, которые он нашел в папке с делом о гибели Тамары Ямпольской. Там везде было помечено, кто с работы, а кто просто из круга знакомых, все номера не имели привычного нам кода, и «по закону бутерброда», который, как известно, всегда падает маслом вниз, Андрей Андреевич, прежде чем звонить, надписал карандашом эти самые коды над каждым номером, и кажется, кое-где ошибся. В списке был один номер, который явно принадлежал очень обеспеченному человеку. Это был номер мобильного телефона, в те времена купить подобную игрушку мало кто мог. Пара тысяч долларов была не у каждого, потому редкие обладатели мобильного чуда автоматически попадали в разряд богатых людей. Этот номер он сразу вычеркнул и попытался дозвониться до абонента по номеру, записанному рядом, который, как было помечено в списке, должен быть домашним, но его опять ждала неудача.

– Да что ж это такое! Они как сговорились все поменять номера. Ладно, рабочий, но домашние-то телефоны не могли измениться у всех!

Наконец на другом конце провода раздался бодрый женский голос: «Слушаю вас!» Кузовлев поздоровался и, когда понял, что наконец попал туда, куда хотел, принялся объяснять причину своего звонка.

– Постойте, не так быстро. Сейчас мне не слишком удобно говорить, но если хотите, можете подъехать в обед ко мне на работу, я выйду, и мы поговорим. – И собеседница продиктовала адрес. В обеденный перерыв, который у Андрея Андреевича был лишь теоретически, он все же сумел вырваться с работы и почти бегом отправился в указанное место. В сквере на лавочке его ожидала женщина, возраст которой на первый взгляд он ни за что бы не определил, если бы точно не знал, сколько ей лет. При его появлении она выразительно посмотрела на часы:

– У меня осталось не более двадцати минут, так о чем вы хотели со мной поговорить? Насколько я знаю, убийцу Тамары Федоровны тогда так и не нашли, почему ваше ведомство заинтересовалось этим сейчас?

– Ведомству и сейчас это неинтересно, а я выступаю как частное лицо, ее муж из-за событий последнего времени попросил попробовать хоть что-то узнать, но рассказывать об этих событиях я не имею права.

– Спрашивайте, что смогу – вспомню, вы бы лет через пятьдесят еще хватились.

– Скажите, вы с ней общались? – пропуская последнее саркастическое замечание мимо ушей, проговорил Кузовлев.

– Да, мы с ней разговаривали не то что бы часто, но иногда бывало, она, в сущности, была, как и я, довольно одинока. Насколько я помню, ее муж вечно был занят, он, кажется, архитектор, а эта профессия, если ею всерьез заниматься, требует очень много сил и времени. Мой муж был геологом и вечно пропадал в экспедициях, вот мы с Тамарой и нашли друг друга. Она была закрытым человеком, но со мной иногда позволяла себе откровенность. Я ведь долго ждала, когда ваши захотят со мной поговорить, даже сама к вам ходила, но мне сказали, что вызовут; сперва продолжала ждать вызова, а потом разозлилась и решила ничего не говорить, если будут спрашивать, впрочем, меня никто ни о чем не спрашивал.

– Я знаю, Елена Евгеньевна, Тамара вам никогда не говорила о том, кто родной отец ее сына?

– Про сына я знаю, но думала, что ее муж и является его отцом, а это не так?

– Не так, потому мы сейчас и пытаемся выяснить его имя. Жаль, тогда еще вопрос: не говорила ли она, что кто-то ей угрожает или ведет себя с ней агрессивно, постарайтесь вспомнить.

– Вспомнить! Вы хоть задумывались о том, сколько прошло лет. Двадцать, даже чуть больше!

– Извините, но тут уж как есть. Хорошо, давайте условимся, я оставлю свой телефон, а вы мне непременно позвоните и, если сможете, найти тех, с кем тогда работали, хоть кого-нибудь, может, они что знают.

– Это вряд ли. Тамара, еще раз повторюсь, не из тех была, кто языком метет, про нее мало что знали на работе. Она и мне редко о своих проблемах говорила. Так, иногда вскользь упомянет о семье, но всегда нейтрально, просто о каком-либо факте расскажет. Помню, однажды она разговорилась, у нее тогда сын какие-то соревнования выиграл, и она беспокоилась, как бы спорт не стал превалировать в его жизни над другими интересами. Ей очень хотелось, чтобы мальчик стал архитектором, как ее муж. А больше мне и вспомнить-то нечего!

На этом они простились, и Кузовлев отправился на работу, по дороге прикидывая, есть ли у него время заскочить и перекусить, а лучше пообедать. Решив, что даже если времени и нет, то все равно забежит в ближайшее от работы кафе, он бодро пошел к метро. Ехать надо было всего пару остановок, но за это время ему дважды позвонили с работы и он с печалью признал, что останется голодным на неопределенное время. Получив от руководства очередную взбучку, которую начальство устраивало ежедневно, очевидно, таким образом «стимулируя» активность сотрудников, Кузовлев спокойно уселся на рабочее место и методично принялся записывать свои соображения по текущим делам. Оставив до вечера все вопросы и выводы по делу Тамары Ямпольской он погрузился в работу. Телефон был на удивление молчалив и потому звонок, раздавшийся через несколько часов, заставил майора вздрогнуть. Звонила незнакомая женщина, которая, представившись, попросила о встрече.

– Я работала с Тамарой много лет, Леночка, с которой вы говорили, просила поделиться с вами всем, что я сумею вспомнить через столько времени, – начала она, как только они встретились. – Был в жизни Тамары один неприятный эпизод, на меня это, может, и не произвело бы такого впечатления, если бы через несколько дней она не погибла. Я тогда была готова о нем рассказать вашим людям, но меня никто об этом не спрашивал, даже несмотря на то, что, узнав о смерти Тамары, я звонила в милицию и буквально навязывалась со своими показаниями.