– Простите, но я не работаю, если же вдруг понадобятся ваши услуги, я непременно извещу. А теперь простите, мне надо ехать. – И Марго решительно направилась к своей машине, сделав вид, что не слышит, как дама говорит о том, что ей кажется, тоже надо ехать. Марго для правдоподобия даже наушники в уши всунула, но разговор оставил неприятный осадок. Во-первых, дама откровенно лгала, говоря, что фирма разорилась, а во-вторых, ей только теперь пришло в голову, что надо что-то менять в своей внешности, иначе подобные встречи могут закончиться весьма плачевно. Пока она была Кудасовой, образовался довольно большой круг людей, которые ее знали под этим именем, что с этим делать, как решать подобные вопросы, она не представляла. Проехав пару кварталов, женщина остановила машину, огляделась и, увидев неподалеку кондитерскую, название которой заканчивалось на «Ъ», вошла туда. Как же она была недальновидна, когда затевала аферу с паспортом и всем, что сопутствовало этому решению. Ей тогда казалось главным найти работу, изменить свою жизнь, а все остальное как-то не имело значения. Теперь все эти проблемы с работой были в прошлом, она занялась частной практикой, но вот как ее проекты будут проходить официальные инстанции, стоило продумать, там могли встретиться люди, знавшие ее под другим именем. Марго огляделась, народу было в кондитерской много, некоторые выскочили перекусить в обеденный перерыв или запастись вкусными пирожными для близких. Люди сидели с кофе, который был тут превосходным, выпечка, неоправданно дорогая, тоже пользовалась немалым спросом, но от всего этого кондитерского великолепия так оглушительно вкусно пахло, что о ценах забывалось. Заведение явно было рассчитано на тех, у кого достаток выше среднего. Марго не могла этим похвастать, но сегодня ей было безразлично, сколько денег придется оставить в этих стенах, беспокойство, вызванное неожиданной встречей, постепенно перерастало в страх. Пусть она никому не сделала ничего дурного, не украла, не убила. Но ведь обманула, жила по фальшивым документам, это, помнится, тоже какая-то уголовная статья. Что же делать? И тут, словно подслушав ее тревожные мысли, в кармане завибрировал телефон. Звонок от Олега Петровича удивил, но и отвлек от неприятных размышлений.

– Маргарита Викентиевна, мне просто необходимо с вами встретиться, скажите, когда у вас будет время, и я подъеду в любое место, – попросил Ямпольский.

– Если хотите, Олег, можете подъехать сейчас, – она назвала улицу и кондитерскую, где находится, – а если сейчас времени нет, то можете приехать вечером ко мне домой, но это за городом, километров сорок от Москвы. Я теперь располагаю своим временем как хочу, так что выбор за вами.

Помолчав несколько секунд, Олег Петрович сказал, что приедет в кондитерскую, если она его подождет. В ожидании Ямпольского женщина заказала еще кофе и, подумав, взяла к нему кусок торта. Оглядев небольшой зал, она отметила стильное и дорогое оформление, приглушенный свет создавал атмосферу покоя и расслабленности, отсюда не хотелось уходить. Невольно вспомнилась пирожковая, располагавшаяся почти напротив института, там надо было вначале отстоять очередь за едой, а потом, стоя у маленького круглого столика, поглощать эту самую еду. В который раз Марго задала себе вопрос, почему отменили ленинский нэп, если бы позволили в стране «развитого социализма» иметь малый бизнес, как теперь принято говорить, так, может, и никакой перестройки бы не было. Люди создавали бы подобные кондитерские, какие-нибудь пошивочные мастерские, что-то еще, возможно, придумали, и не пришлось бы тогдашним студентам стоять в пирожковых или платить сумасшедшие деньги спекулянтам за импортные джинсы. Впрочем, прошлое не имеет сослагательного наклонения, что было, то было, теперь уже не изменишь. За этими размышлениями ее и застал Олег Петрович, тихо подсевший к ней за столик. Оказалось, он уже успел взять себе кофе и пару булок с корицей и теперь жевал, весело глядя на задумавшуюся женщину.

– Маргарита Викентиевна, – начал он, проглотив очередной кусок.

– Олег, давай на ты, как прежде, у меня от этого «официоза» зубы сводит. У тебя был по телефону взволнованный голос, с Федей все в порядке?

– В порядке все и с ним, и со мной. Мы с Федором пытаемся разыскать его родного отца, точнее, того, кто мог бы так называться по праву. Вот и тебя я хотел спросить, может, ты что знаешь? Понимаю, выяснять это у тебя вряд ли есть смысл, но мы уже за соломинку хватаемся, и с фотографиями ездили, и друзей Тамары спрашивали, все впустую. Федька шутит. говорит что он супермен, с другой планеты.

– А что вас с ним вдруг потянуло выяснять подобные вещи теперь, ему, помнится, уже лет немало, а в свидетельстве о рождении что написано?

– Прочерк там, инкубаторский он у меня. Понимаешь, Рита, незадолго до смерти Тамара говорила, что ей кто-то надоедает, она и мне хотела об этом рассказать, да я, идиот, отмахнулся, мол, потом, все потом, а сейчас у меня работы много. «Потом» уже не было, как и Тамары! И еще Федор случайно узнал, что перед смертью мать разговаривала с каким-то мужчиной, как раз под сводом той арки, где ее убили, их там видел местный дворник. Потом я встречался с тем следователем, который тогда вел дело. Так вот, им через некоторое время принесли Тамарину сумку с документами и деньгами, выловили из реки, значит, никакого ограбления не было, ее убил человек, которому надо было убить именно ее. Кому это могло быть нужно? Подумали на того, кто был биологическим отцом Федора, правда, непонятно, что он хотел этим добиться, жена никогда его не упоминала, сын тоже ничего не знает, говорить о каком-то шантаже просто смешно, Тамара никогда бы не опустилась до такого, наша семья всегда была вполне обеспеченной, а потребностей у Тамары, как и у меня, было немного. Мы просто в растерянности, и потом недавно Федя разбирался в гараже, его сильно ударили по голове и пока он был без сознания, вытащили несколько старых фотографий. Из этого всего можно сделать только один вывод преступник из прошлого Тамары, из ее юности.

– Все вроде логично, непонятно только, с чего вдруг теперь все это вновь всплывает, и потом, как он, этот неизвестный, узнал о вашем интересе к прошлому, почему теперь, почему не прежде? Что послужило толчком, отправной точкой всех событий? Ты об этом не задумывался?

– Честно говоря, я вообще мало задумывался в последнее время, как-то все сложилось само собой, но теперь не отступлюсь, выясню до конца, все, что возможно еще узнать. И если найду негодяя, достану его, а там будь что будет.

– К сожалению, Олег, ничем не могу тебе помочь, мы ведь с твоей женой не дружили, так, иногда общались в силу обстоятельств, хотя взаимная симпатия у нас была. Помню, мы даже поздравляли друг друга с праздниками. Скажи, а ты занимаешься частными заказами? У меня есть несколько предложений. Но возникла проблема. – И Марго рассказала Ямпольскому о встрече с бывшей коллегой и своих страхах.

– Понимаешь, я сама себя загнала в ловушку, теперь не знаю, что и делать! Может, ты что посоветуешь?

– Я подумаю, но первое, что приходит в голову, тебе придется опять несколько измениться и работать надо с кем-то, кому ты доверяешь. Мужа ты исключаешь?

– Полностью. Я развелась, и у меня нет ни малейшего желания иметь с ним хоть что-то общее.

– А сын, его, кажется, Слава зовут, он как это воспринимает?

– Знаешь, я всегда жила с оглядкой на мнение родных, теперь все, у меня жизнь тоже одна, и никто не имеет права указывать, как мне поступать. Может, Федор захочет работать со мной, пусть даже просто числится в документах, я боюсь оформлять на себя даже частное предпринимательство.

– Ну, это ты загнула! Оформить на себя ты все прекрасно можешь, а вот светить лицом тебе пока нельзя, мало ли с кем столкнешься! Я поговорю с Федей, а может, кого другого найдем тебе в помощь. Ты подумай и о моей проблеме, вдруг мысль какая умная посетит.

Сидя за столиком и беседуя, они не заметили, как на улице зажгли фонари. Первая поднялась из-за стола Марго и, повернувшись, уставилась в окно, которое было у нее за спиной:

– Смотри, еще не вечер, а они уже свет зажгли, сколько времени? Летом трудно ориентироваться, темнеет поздно, светает рано, наверное, надо мне домой отправляться.

Олег тоже взглянул в окно, там, за промытым и чуть затемненным стеклом, наступали теплые летние сумерки. Это сколько же времени они просидели в кондитерской, оказывается, разговоры бывают не в тягость, он и не заметил, как полдня прошло. Люди за стеклом неторопливо шли по своим делам, на центральной улице города сияли витрины, световое оформление зданий создавало ощущение праздника. Ему вдруг нестерпимо захотелось туда, на воздух, в толпу, идти и не думать ни о чем, просто брести по широкой, ярко освещенной улице и, как в молодости, радоваться уже тому, что живешь. Марго смотрела на улицу, и на ее лице было то же выражение, что и у Ямпольского. Не сговариваясь, они вышли из помещения и направились в сторону Кремлевской стены, дошли до Александровского сада и, не заходя в него, побрели по Моховой.

Прошло два дня, Олег Петрович несколько раз звонил Маргарите, но так и не собрался приехать к ней. Он переговорил с сыном, и тот предложил ему самому поработать с «Кудасовой», ну никак в голове Федора не задерживалась настоящая фамилия Марго, имя сразу «легло», а вот с фамилией не получалось. Неожиданно, без предупреждения, опять приехал Игорь. Гость завел какой-то долгий разговор о политике, о перспективах страны, о своем взгляде на происходящее в мире и столь подробно начал анализировать вчерашнюю передачу, которую, надо заметить, отец с сыном не смотрели, что Федор не выдержал и, отговорившись срочными делами, попросту сбежал в свою комнату. Олег Петрович некоторое время еще терпел излияния Игоря, а потом прямо спросил, что тот хочет от него лично.

– Олежек, – с удивлением произнес гость, – я же тебе объяснял, я просто хочу восстановить давние отношения, возраст наш уже не юный, старые счеты пора забыть, мы все бывали не правы, что уж теперь-то? Так и будем муссировать старые обиды! Ты один, я тоже один, Федор не в счет, он молодой, и у него своя жизнь. Если ты думаешь, что я хочу через тебя на работу пристроиться, так это зря. Обленился я за последнее время, пенсии мне вполне хватает, да и что надо в наши годы! Ты извини, если тебе со мной не хочется общаться, так и скажи, я не обижусь.