«Интересно, кого это разбирает так рано, свои все давно звонят по мобильному телефону». Голос в трубке показался смутно знакомым, а когда собеседник представился, Олег Петрович поморщился, он не любил таких появлений из прошлого.

– Привет, – с трудом скрывая недовольство, проговорил он, – сколько лет не появлялся, а тут вдруг звонишь! Что-то случилось, или просто соскучился?

Сарказм в голосе скрыть все же не удалось. Собеседник его, конечно, услышал, но либо не придал значения, либо просто не счел нужным обращать на него внимание.

– Привет, Олежек! Я вот решил восстановить старые связи. Мы не молодеем, уже детей-то наших мальчиками, девочками не назовешь, наверное, во мне ностальгия заговорила. Как ты живешь, работаешь или на пенсии? Как сын? Ты не женился второй раз? Или ты со мной не хочешь говорить? Все лелеешь обиду за то, что я тебя тогда подвинул с Домом культуры и без тебя сдал проект?

– Игорь, прости, но сейчас я ухожу, ты меня у двери застал, будет желание, позвони вечером, тогда и поговорим.

По дороге Олег Петрович пытался определить для себя, он что, действительно до сих пор обижен на Игоря? Тогда ведь он сам отошел от работы над проектом. Погибла Тамара, и ему стало все безразлично, кроме, конечно, Федора, именно ее гибель помогла ему обрести сына, понять, насколько тот дорог, и насколько он, Олег Петрович, нужен этому внешне взрослому, но, по сути, такому ранимому мальчику. «Ты просто очерствел душой, Олежек. За эти годы ты привык, что есть Федор и ты, а все прочие – чужаки. Так нельзя относиться к людям, у каждого свои слабости, в конце концов, то, что Игорь эгоист и бабник, ты всегда знал, теперь он, может быть, изменился, а ты с ним столь холодно обошелся». Эту обвинительную тираду Олега Петровича в свой адрес прервала резко затормозившая машина, в которую он чуть не въехал. На дороге была пробка, и, что удивительно, была она утром в рабочий день по дороге из Москвы. Кое-как добравшись до поворота на Красноармейск, он заехал за прорабом, и они отправились дальше, на участок земли, облюбованный Олегом Петровичем. День был яркий, солнечный, рядом с территорией участка, на дне оврага, протекал небольшой ручеек, к которому был крутой спуск, заросший крапивой и лопухом. Мужчины спустились к ручью и, прежде чем начать работать, долго плескались в ледяной воде, смывая дорожную пыль и усталость.

– Хорошо тут у вас будет, даже ручей рядом, и земля ровная, только уклон небольшой есть, вы не думали его обыграть? – Прораб, которого звали Сергей, набрал в ладони воды и плеснул себе в лицо.

– Идем, Сережа, я тебе все покажу и расскажу. Кстати, я набросал план участка, если возьмешься сделать, я попрошу и благоустройством заняться. У тебя людей достаточно, или кого со стороны нанимать думаешь?

– Нет, я со стороны никого не беру, только тех, кого знаю, а то послушать их, которые «со стороны», так каждый виртуоз в строительном деле, по факту же лопату не все держать умеют правильно, а уж кирпич класть или штукатурить…! – И он безнадежно махнул рукой.

– Ладно, – прервал излияния парня Олег Петрович. – Я оценил и проникся, теперь о деле давай.

И он направился наверх, на ходу расстегивая молнию на папке с проектом. Через несколько часов бесконечных споров стороны договорились и, загрузившись в машину, отправились обратно. Вечером опять позвонил Игорь Бунич, Олег даже сперва не понял, с кем говорит, он напрочь забыл и о появлении давнего знакомого, и о том, что сам предложил поговорить позднее. Бунич рассказал о своем разводе, о том, что теперь живет в другом районе, что мать стала совсем плоха и они, два пенсионера, выживают вместе, как могут. Потом рассказал, как ему хочется восстановить старые связи.

– Понимаешь, Олег, мы ведь стареем, наверное, каждый из нас делал ошибки в жизни, ну так давай простим их и другим, и себе. Начнем общаться, как прежде, может, даже получится и дружба, которой прежде не было. Ведь была причина, по которой ты в свое время пригласил меня для совместной работы над проектом? Значит, между нами уже тогда возникло некое эмоциональное единство? Дальше Олег его не слушал, просто держал трубку возле уха и вежливо поддакивал, мыслями же был на своей будущей даче. Когда разговор подошел к концу, он машинально пригласил Игоря приходить к ним с сыном в гости и добавил, что в ближайшую пятницу будет дома весь день. И только поздно вечером, когда сын и Юра Шанидзе уже спали, он вдруг понял, что в пятницу к ним домой придет человек, которого он, Олег, совсем не жаждет видеть, и дело здесь не в старой обиде, которой в общем-то и не было, а в том, что ему просто не нравится Игорь Бунич, и никогда не нравился, много лет назад случайно вышло, что они стали вместе работать, и никакого «эмоционального единства» между ними нет и никогда не было.

«Может, сделать вид, что заболел? – малодушно подумал Ямпольский. – Ну уж нет, в жизни не врал, и какой-то Игорь не заставит меня изменить моим принципам! Пригласил по-дурости, будешь терпеть или позвони и честно скажи, не хочу с тобой встречаться! Неинтересно». Тут в голове ехидно хихикнули: «А вот этого сделать не получится, телефона-то его нет. Интересно, он телефон специально не оставил или просто позабыл. Надо встречаться, в конце концов, разговор, если он мне не понравится, я просто прерву». С этой мыслью Олег Петрович заснул. Утром, до ухода, Юрий Валерианович сообщил, что уезжает через два дня, подвижек в поиске никаких, но он оставит телефон одного «следака», который попробует помочь.

– Юра, а ты задержаться до воскресенья не сможешь? Хочу тебя отвезти на свою будущую дачу, там красота и тишина такие, хоть прямо в поле живи, уезжать совсем не хочется назад в Москву. дМожет потом, когда построюсь, всей семьей приедете?

– Попробую, но обещать не могу, вдруг билет не поменяю, мы, трудящиеся грузины, народ не слишком богатый, лишних денег на билет нет.

– Хочешь, я тебе дам? – Ямпольский выпалил это, не задумываясь, а потом испугался: не обидел ли друга.

– Нэ нада! Ми народ гордый! – и Шанидзе, посмеиваясь, пошел к двери.

Федор с самого начала рабочего дня был раздражен. До чего же есть противные бабы! И ведь не скажешь открытым текстом то, что о них думаешь, а так хочется. Опять эта поганка, Леночка, устроила склоку в мастерской. Все у нее виноваты, все вокруг неправильно делают, одна она «белая и пушистая». На самом деле проблема не стоила разговоров и дрязг когда Федор пришел на работу и стал проверять чертежи, сброшенные накануне сотрудниками в сеть, он увидел, что разрезы у Кисловой сделаны зеркально и их надо перевернуть казалось бы, ну потрать ты еще час и поправь, так нет же, Леночка подняла крик, все ей мешали, отвлекали ее, и поэтому она ошиблась. Шум из рабочей комнаты был слышен по всему коридору, молодой человек не выдержал и, выйдя из своего кабинета, негромко велел замолчать и работать.

– Отношения выясните потом, а вы, Кислова, зайдите ко мне перед обедом.

Насколько Федор мог заметить, у девушки не было подруг на работе, а в комнате с ней вообще старались не разговаривать без необходимости. С этим надо было что-то делать, и Федор решил поговорить с Леночкой в последний раз, если же она не прекратит будоражить коллектив, он просто заставит ее уволиться. Мысли о работе плавно сменились мыслями о Варе, они так и не встретились больше, и он искал предлог для продолжения знакомства, но в итоге решил ничего не выдумывать и просто позвонить и пригласить ее в театр куда она захочет.

Вечером Федор позвонил в квартиру Ирины Леонидовны, подошла, как ни странно, Варя.

– Рада вас слышать, – произнесла она тусклым голосом. – Вы к маме? А она у подруги на даче

– Я к вам, Варя, с предложением пойти в театр. Куда мне доставать билеты, если, конечно, вы не возражаете?

– Послушайте, Федор, у меня совсем нет времени и настроения тоже нет, вы не обижайтесь, я всегда такая, как большой материал сдам, так дня два прихожу в себя, а тут меня в командировку посылают, завтра рано утром выезжать. Интересно, как «кисель» без упаковки, это я так себя чувствую, можно отправлять в другой город. Только цистерной, но на нее у меня объема не хватит, и девушка рассмеялась.

– Вот видите, Варя, вы уже смеетесь, кстати, мы перешли на «ты», совсем забыл! Давай сделаем так, я сейчас приеду, покормлю тебя ужином, а ты, как вернешься из поездки, сразу мне позвони. Тогда составим дальнейший план действий! Идет?

– Я и правда сегодня не в форме, так что вношу свои коррективы: ужинать я не буду, приезжать сегодня не надо, а как вернусь, позвоню непременно. Идет? – Последнее слово она произнесла с интонацией собеседника, явно передразнивая того. Улыбаясь, парень попрощался и положил трубку. В голове крутилась произнесенная им самим фраза о «дальнейшем плане действий». Отец сидел на кухне с Юрием Валериановичем и что-то обсуждал.

– Федь, – окликнул он сына, – а ты маминым однокурсникам звонил? По поводу тех фотографий, где мама на «картошке»? Позвони, пожалуйста, ведь на этих фотографиях может оказаться тот человек, которого мы ищем.

Олег Петрович избегал слова «отец» в применении к тому, кто являлся, как он говорил, «поставщиком биологического материала при рождении Федора».

– Вот оно, то, что необходимо сделать в первую очередь. Это и есть дальнейший план действий. – И парень направился в свою комнату смотреть записи и звонить по тем телефонам, что у него были. Через некоторое время ему удалось дозвониться до одного из абонентов, что когда-то учился с Тамарой. После недолгих и довольно путаных объяснений своего интереса Федор, наконец, задал вопрос, ради которого и звонил. Немного подумав, собеседник сказал:

– Могу ошибаться, но мне кажется, я знаю, о какой фотографии идет речь, давайте все же встретимся завтра, и вы мне ее покажете, я позвоню еще одному нашему общему знакомому, попробуем вам помочь.

После разговора молодой человек присоединился к сидящим на кухне. Шло обсуждение международной обстановки, но собеседники тактично не касались взаимоотношений Москвы и Тбилиси, а вот Вашингтон дружно ругали, да и европейцев не забывали, на столе стояла бутыль домашнего грузинского вина, лежал тандырный хлеб, на сковороде аппетитно шкворчало почти готовое мясо.