– Пап, ты себя не ругай, ты был отличным мужем маме и мне отцом стал настоящим, давай лучше посмотрим фотографии, я их сто лет не видел.


Стас.

Стас ворочался во сне, что-то бормотал и даже размахивал руками. Наташе это надоело – в конце концов, завтра опять тяжелый день, а он не дает ей выспаться, девушка резко толкнула парня в бок, Стас тут же замолк, открыл глаза и спросил хриплым со сна голосом:

– Что, я опять буянил?

– Еще как, и драться пытался, – наябедничала подруга.

– Наташка, прости, опять кошмары снились, полгода прошло, пора бы мне перестать об этом думать. Слушай, давай денег отложим и поедем к Марку на лыжах кататься в декабре, не в праздники, конечно, столько мы не отложим, а в начале, в горах наверняка уже снег будет.

– Попробуем, я «за», а сейчас давай поспим, правда, ну сколько можно по ночам колобродить? Я хочу выспаться, мне завтра отчет писать и не только, между прочим. Стас тихонько встал и ушел на кухню, ему завтра тоже предстояло много работы, а спать уже совсем не хотелось. Даже представить не мог прежде, что то старое происшествие произведет на него такое сильное впечатление. Как увидел тогда лежащую Киру Андреевну, ее запрокинутое лицо, замершую на губах растерянную улыбку, так и не может от этого видения избавиться. Они тогда, полгода назад, с ее сыном Марком впервые увиделись. Марк ходил в полицию как на работу, каждый день. Узнавал, что нового в деле об убийстве его матери, а Стас вообще не понятно зачем туда таскался, дал показания один раз, помог опознать погибшую и ему сказали: будет надо, вызовем, а он продолжал ходить, познакомился с сыном Киры Андреевны, а потом начались ночные кошмары, прежде парень спал так, словно целый день молотом в кузне махал, а теперь стал, как трепетная девица, всякую чушь во сне видеть: то ему приходилось отбиваться от шавки с идиотской кличкой Зевс, то вокруг него обвязывали ту ленту, которой место происшествия обозначают, то Кира Андреевна давала ему задание по работе, а он пытался объяснить, что не архитектор и это не его задача, короче, со сном появились проблемы. Стас, как мог, боролся, пил какие-то травки, после которых потом дремал на работе, пытался на ночь выпивать бокал вина, но испугался, что это войдет в привычку, а становиться алкоголиком, как двоюродный брат, ему вовсе не хотелось. Потом в его жизни появилась Наташа, они в полиции и познакомились, у нее украли паспорт, а может, она его сама выронила. Короче, пришла писать заявление о пропаже, так и познакомились. С ее появлением Стас даже спать стал лучше. Но через некоторое время сны вернулись, муторные, душные, и ему стало казаться, что он что-то знает такое, что необходимо вспомнить. Не зря ему снится Амалицкая, с которой он при жизни не так уж много общался, да и то только по работе. На кухне он сперва посмотрел на часы, так и есть, половина второго ночи, проклятые сны приходили в одно и то же время, сделал себе кружку горячего какао, достал кусок сыра и стал размышлять. Потом подумал, что надо спросить на работе, может, кто-то что-то вспомнит, только спросить так, между прочим, не привлекая к вопросу особого внимания. Жаль, что прошли все праздники и впереди только новогодний корпоратив, да и тот не скоро. Когда люди выпьют, они более контактны, многих так и распирает желание поговорить. Мысли переключились на работу, на привычные дела, и через некоторое время парень уже спал, опустив голову на руки. Утром его разбудила подруга: она вошла в кухню и, увидев спящего Стаса, проговорила:

– Давай, время вышло, пора вставать!

– Ну никакого сочувствия у тебя к несчастному невыспавшемуся мужчине! Наташка, ты должна ласково погладить меня, тихо прошептать на ухо, а ты как старшина, подъем, и точка.

– Вот еще, – хихикнула девушка, – тебя ласково будить, значит, никогда не разбудить, так и будешь дрыхнуть. Между прочим, уже начало восьмого, а в восемь ты, помнится, уходишь? А посуду не ты вчера обещал помыть?

– Слушай, а можно я ее вечером помою, правда-правда, помою. Сейчас ну никак нет времени, и вообще, что нельзя было минут на двадцать пораньше разбудить, я бы тогда все успел.

Так, весело переговариваясь и посмеиваясь, они стали собираться каждый на свою работу. По дороге Стаса мучило ощущение, что во сне было что-то важное, но вот что? В обед он по скайпу связался с Марком, они поговорили немного, Стас спросил, можно ли приехать зимой покататься и когда это лучше сделать так, чтобы не попасть на очень большие деньги. Марк пообещал, что найдет для них частный недорогой отель и позвонит, пока снега не было, и ждать его надо было еще очень долго. Под конец разговора, запинаясь, Стас все же спросил, нет ли каких новостей о гибели Киры Андреевны.

– Ты домой позвони, лучше попроси Леньку, это наш средний, если помнишь. Отец плохо себя чувствует, у него было предынфарктное состояние, но вроде обошлось, так ты его не тревожь, Ленька тебе все скажет, может, и я еще что-то не знаю, не говорил с ними несколько дней, сегодня свяжусь и предупрежу брата о твоем звонке.

До конца обеда еще оставалось времени достаточно, и Стас пошел в курилку, сам он курил редко и только за компанию, тяги к табаку не возникало, да он и не стремился к этому в курилке сидели несколько человек, из них только один парень был из архитекторов, но он был новенький, Киру Андреевну, кажется, даже и не застал. Только пожилой дядька, работавший в отделе ВК (водоснабжение и канализация), работал давно, к нему-то и пришлось подсесть. Разговора, увы, не получилось, Анатолий Иванович, как звали дядьку, говорил постоянно о работе, не давая вставить ни слова, жаловался и на архитекторов, и на конструкторов, и на всех подряд, ну никто, ему бедному, не давал нормально работать.

«Так, – подумал молодой человек, – здесь ловить нечего. Клиника!» Загасив сигарету, так и не сделав ни единой затяжки, уж больно травиться не хотелось, Стас вернулся к работе. А вечером, как и обещал, стал звонить в дом, где жила семья Киры Андреевны. Разговор с Леонидом ничего не дал, хотя тот подтвердил, что незадолго перед смертью мать стала какой-то неспокойной, но это совершенно точно не было связано с работой и с изменением ее статуса в организации.

– Попробую все же расспросить отца, пусть немного придет в себя после болезни, и я с ним поговорю. Подвижек в деле никаких, даже машину не нашли, а уж это-то, наверное, можно было сделать! Скажите, Станислав, – манера говорить у сына Амалицкой была такова, словно тому исполнилось не двадцать пять, а все пятьдесят – а почему это вас так занимает? Вы не работали с мамой вместе, и вообще это как-то странно!

– Даже не знаю, как объяснить. – Стас замялся, не говорить же по телефону совершенно чужому человеку о своих снах и внутренней убежденности, что он должен понять, что там, на дороге, произошло. В конце концов. все это не должно его волновать а волнует, да еще как!

– Я вам так отвечу: наверное, то, что я узнал вашу маму там, на тропинке, по яркой обуви, произвело на меня более сильное впечатление, чем мне показалось вначале. Это несчастье сидит у меня внутри как заноза, хочется ее выдернуть.

Стас старался подделаться под речь Леонида, ему показалось, что так его лучше поймут, а потом ему вдруг стал ужасно неприятен собеседник, но не хотелось того обижать, парень потерял мать и наверняка сильно переживает. Распрощавшись с Леонидом, он отключился, немного посидел, пытаясь привести мысли в порядок, а затем поехал за Наташей, они решили съездить в Царицыно, там погулять, поужинать где-нибудь рядом с метро и только потом отправиться в кино, решив заранее, там, где время сеанса их устроит, туда и пойдут.


У Ямпольских.

– Здесь точно нет, по крайней мере, нескольких фотографий. Это что-то из маминой юности, в этом альбоме были фото, которые делали во время их школьного похода, они тогда ходили на Истринское водохранилище на пару дней. А еще вот тут была фотка, где мама стояла с двумя подругами, младшей сестрой кого-то из них и несколькими парнями, кажется, из их школы. Нет еще карточки, где она на «картошке» после первого курса. – Федор возбужденно ходил по комнате. Шанидзе вопросительно посмотрел на Олега Петровича, тот раздраженно повел плечами.

– Ну я же тебе говорил, козел я был, прошлым Тамары совсем не интересовался, а когда она что-то рассказывала, только вид делал, что слушаю. Хорошо хоть Федя и может вспомнить, что в коробке лежало, мне интереснее было журналы по архитектуре смотреть. И вообще теперь я понимаю: эгоизм – это не только нежелание помочь, но отсутствие интереса к близким людям, зацикленность на себе и своих делах. Я ведь был уверен, что уж меня-то точно не в чем упрекнуть, и приготовить мог, и в магазин забежать, и даже постирать свои носки, а самого меня, как выяснилось, рядом словно и не было. Не хотел и не умел я ничего слышать.

– Папа, ты нормальный мужик, увлеченный своей работой, и если бы мама была жива, ей в голову бы не пришло тебя в этом обвинить. Прекрати заниматься самобичеванием. Давай лучше подумаем, что дальше делать.

– Дальше мы будем ужинать и спать, а завтра с утра вы, друзья мои, найдете телефоны Тамариных одноклассников, одногруппников и подруг юности и будете им звонить. Надо понять, что и кто на пропавших фотографиях, – с этими словами Юрий Валерианович оторвался от дивана и двинулся в сторону кухни.

– Легко сказать, найдете, а где их искать через столько-то лет! – пробурчал Ямпольский.

– А социальные сети на что?– фыркнул Шанидзе. И уже из кухни крикнул: – Записную книжку Тамары, надеюсь, не выбросили? Тогда, если помните, мобильников не было, все записывали.

Федор с утра бродил по квартире, тыкался в разные углы в поисках старых записных книжек и, ничего не найдя, уселся за компьютер. Номер школы, где училась когда-то его мать, он хорошо помнил. Поиск в соцсетях дал неожиданно результат, сразу несколько бывших маминых одноклассников откликнулись и прислали на его электронную почту свои телефоны, то же самое произошло и с институтскими знакомыми. Первый звонок он сделал некой Ирине Леонидовне, они с мамой вроде довольно близко дружили, и сразу удача – обладательница звонкого не по возрасту голоса предложила приехать, у нее был тот же набор школьных фотографий, что и у Тамары. Быстро собравшись и оставив отцу, который рано уехал в институт, записку, Федор направился в гости. Квартира бывшей маминой подруги поражала размерами и смесью современности и советского шика, точнее, тем, что прежде было модно. Планировку никто не менял, и она осталась той, что была задумана архитекторами сталинского времени. В огромном длинном коридоре все стены занимали книжные полки, по виду довольно старые, но тем не менее их стиль и сейчас был в моде. Три большие хрустальные люстры свисали с высокого потолка и давали много света, небольшие вертикальные просветы между книжными полками украшались узкими зеркалами, и это придавало коридору некую праздничность. Ирина Леонидовна оказалась маленькой полной женщиной, одетой в домашний балахон, отдаленно напоминающий платье. Она провела гостя в кабинет и, не тратя времени, достала из книжного шкафа альбом.