– А чем конкретно вызвано ваше беспокойство? Что не так?

– Да все не так! Заказчик стал задерживать деньги, без конца меняет задания, договоры какие-то невнятные заключаются. Я не понимаю, кто играет нечестно, то ли заказчики, то ли у нас в высшем руководстве происходят странные вещи. Короче, Федор, я вас предупредила, а дальше как хотите. Когда Федор вернулся в рабочую комнату, все сотрудники посмотрели на него вопросительно, всем хотелось знать, что сказала Кудасова, но он молча сел на место и продолжил работу. Вечером Олег Петрович, выслушав сына, начал звонить людям, которые могли дать информацию о состоянии дел на фирме, были среди его знакомых чиновники, связанные со строительством. Но ничего порочащего репутацию фирмы или намекающего на возможные проблемы узнать не удалось. Везде ему сказали, что фирма крепко стоит на ногах, за спиной руководства люди, занимающие высокие посты и при деньгах, беспокоиться не о чем. Тогда отец с сыном решили огород не городить, а просто отпустить ситуацию и посмотреть, как будут развиваться события.

Прошел месяц, затем другой, но на работе все было по-прежнему. Правда, заказчики действительно были какие-то сложные, то ли сами не знали что хотят, то ли с деньгами у них были затруднения, но они часто меняли свои «хотелки», а договор так и не подписывали. Вконец замучившись с ними, Федор стал звонить Ольге Арнольдовне, может, что посоветует. Она ответила сразу и предложила ему встретиться в том кафе, где они в прошлый раз случайно пересеклись. В этот день с Федором пришел и его отец, во время разговора Олег Петрович молча разглядывал бывшую начальницу сына. Что-то в ней было не так, а что, он не мог понять, но, увидев, что столь пристальное внимание мешает женщине, тактично отвернулся и стал увлеченно разглядывать окружающий интерьер. Через некоторое время Федор стал прощаться, а Олег Петрович попросил Ольгу Арнольдовну ненадолго задержаться:

– Скажите, где мы с вами могли раньше встречаться? Я уверен, что не только видел, но и знал вас раньше: голос, манера двигаться, мимика, наконец, ну вот как хотите, а я все это где-то уже видел.

– Хорошо, только обещайте, что сыну пока ничего не скажете. Не скажете? Олег клятвенно пообещал молчать.

– Когда-то давно мы были на «ты». Мое настоящее имя Маргарита Дубровина, Марго. Теперь вспомнил? Не пугайся, ничего противозаконного я не сделала, кроме разве того, что долгое время жила по фальшивым документам, очень была нужна работа, а из-за возраста нигде не брали. Ну и после аварии пришлось пережить несколько пластических операций, а еще пряталась от мужа, надоело «батрачить» на двух взрослых и здоровых мужиков и старую склочную бабу выяснять с ними отношения, тем более обсуждать то, чего нет. Я не видела смысла во всей той жизни, что вела прежде. Короче, все сложилось так, как сложилось, теперь через два дня нас с ним окончательно разведут, и я наконец свободна.

Если бы Олег Петрович увидел в зеркале вместо собственного носа пятачок, он бы и тогда не так был удивлен.

– Да, Марго, от тебя я не ожидал такого авантюризма, я ведь помню тебя тихой, всегда готовой прийти мужу на помощь. Что произошло в твоей жизни, столь сильно повлиявшее на тебя?

Женщина вскинула упрямо голову, на минуту задумалась и нехотя проговорила:

– Знаешь, давай на сегодня прекратим этот разговор, мне противно врать, поэтому я и покончила с историей моего «омоложения», а рассказывать тебе обо всем, что было в жизни за прошедшие годы, наверное, не стоит. Неинтересно все это, гадко! Если хочешь, могу дать домашний телефон, у Федора мобильный есть, но я, как только развода дождусь, сразу номер поменяю. Ну что, давать?

– Д-да, конечно, обязательно, – обалдело уставившись на свою собеседницу, протянул Олег Петрович. Когда Марго ушла, он еще постоял немного и, бормоча себе под нос что-то о чертях, которые в тихом омуте изволят водиться, тоже вышел из кафе и направился к метро. Теперь он очень сомневался в своем умении понимать людей и верно их оценивать. Вот, например сын, он долго считал того чуть ли не ребенком, несмотря на возраст и даже на то, что Федор воевал, наверное, привычка быть главой семьи, отвечать за нее не давала реально взглянуть на ситуацию. Невольно Олег Петрович стал вспоминать: вот Федор защитил его от пьяного, вот Тамара пытается ему рассказать о каких-то своих проблемах, а он отмахивается, говорит, что завтра встретит ее после работы и они все обсудят. Вот Марго сидит и делает эскизы входной группы для Дома культуры, который они с Игорем проектируют. Со своим восприятием Федора он разобрался, теперь относиться к сыну, как младшему члену семьи, стало невозможно, они равноправны во всем. С Тамарой уже ничего не поправишь, нет ее. Тогда, давно, Олег даже не вспомнил о разговоре с женой накануне ее гибели, и только теперь пришла в голову мысль: а если Тамара знала своего убийцу, если ограбление все же было имитировано, если все было не так, как говорили в милиции. И все эти годы он занимался архитектурой, вспоминал жену, переживал, помнил и… ничего не делал, не требовал от милиции, не ругался, не искал, наконец, сам того, кто лишил их с сыном жены и матери, просто смирился. Слабак, слюнтяй, паршивый интеллигентишка, годный только на то, чтобы фантазировать и рисовать, и не способный реально защитить свою семью или хоть отомстить за нее! Глядя на себя теперешнего и помня себя прошлого, Олег Петрович пришел к печальной мысли, что он, как говорил когда-то его отец, «никчемушник». Словно услышав на расстоянии эти мысли, позвонил старый приятель Юра, постоянно живший в Тбилиси. Давным-давно они вместе служили в армии, еще в советские годы, Юра и тогда точно знал, что будет работать в милиции, туда он и пришел устраиваться, едва вернулся в родной город. Теперь он занимал большой пост в своем ведомстве, умудрившись усидеть в начальственном кресле при всех правителях, регулярно сменявшихся в стране, но в Москву раньше не приезжал, может, действительно не было времени, а может, не хотел «дразнить гусей» в виде своего руководства. В этот раз звонок был из Москвы, с Петровки. Олег Петрович услышал знакомый акцент и даже переспросил: «Юрка Шанидзе, это точно ты?»

– Слушай, зачем спрашиваешь, а? У тебя что, много грузин знакомых? Я это, единственный и неповторимый! Олежек, встретиться бы надо, у меня к тебе просьба есть. А еще есть хорошее вино. Жена тебе передала, Нателла, а еще всякое такое, что только она делать умеет. Ты как, через пару часов сможешь? Про ужин в ресторане даже не заикайся, у вас в Москве цены такие в кабаках, что дешевле будет в Тбилиси слетать поужинать. Может подскажешь, куда податься бедному грузину?

– Давай лучше ко мне, у меня и жить можно, мы ведь с сыном вдвоем, а квартира большая, – радостно проговорил Олег Петрович. Договорившись встретиться во второй половине дня, они простились. Встреча получилась такой легкой и теплой, будто и не расставались на долгие годы. Шанидзе к своему огромному росту добавил еще и приличный живот и, глядя на своего отнюдь не маленького друга сверху вниз, рокотал:

– Ну ты вообще не изменился! Как был тощий, так и остался, даже приличного живота не смог отрастить, как тебя только дома терпят! – И тут же осекся: – Ой, прости старого дурака, ты, насколько я помню, так больше и не женился».

– Юр, давай сперва посидим, поедим, выпьем, а потом обменяемся просьбами, у меня к тебе тоже появилась просьба, не сможешь так не сможешь, без обид!

– Хорошо, давай, но имей в виду, что если не съешь все, что Нателла прислала, я страшно обижусь! У меня даже вещи в чемодан не вошли, так много гостинцев она для тебя напихала.

Шанидзе начал выкладывать на стол банки, свертки, пакеты, затем извлек из одного свертка большую бутыль домашнего вина и с довольным лицом водрузил ее на середину.

– Вот это Нателла делала сама, покупные я тоже привез, но такого вина ты еще не пробовал! Давай сперва выпьем, а потом все разберем и будем есть. Я, между прочим, голодный, целый день у ваших на Петровке проторчал, то одно совещание, то другое. У вас тут хорошо народ соображает, тоже, видно, дураков повывели. А нас чистками замучили, но оно не во вред, совсем обнаглевших убрали, не всех, конечно, но многих. И все же, когда мы были одной страной, как-то лучше было. Ладно, болтаю как старый дед, давай рассказывай, как живешь? По телефону много не наговоришь, а по скайпу мы с тобой давно не связывались.

Олег Петрович помолчал немного, а потом его будто прорвало, он рассказал историю Марго, не называя имен, рассказал все, что передумал о гибели своей жены, он говорил не о том, как они с Федором живут, а о том, как мало он сделал для своей семьи, и спрашивал друга, как все можно хоть частично исправить.

– Ты, Олежек, не прав, в те годы никто ничего не мог сделать, а ты воспитал отличного парня, сам не слетел с катушек, а удержался, выжил. Ты талантливый архитектор, не растерял способность и теперь принимать решения самостоятельно. Многие в нашем возрасте опускаются, нет, не спиваются, не перестают мыться, а именно опускаются морально, я так называю тех, кто перестает себя уважать, кому становится неинтересно жить и они позволяют другим управлять собственной жизнью. Не так уж важно, кто это делает за них, телевизор, соседи или собственные дети, на работе они становятся уязвимы из-за возраста, на них перестают обращать внимание, и они это терпят, принимают как должное. А ты молодец, сам за себя все решил, не позволил никому с тобой пренебрежительно обойтись. У нас все так же происходит, только очень сильна клановая составляющая, поэтому и молодым часто приходится несладко.

– Можно подумать, что нашей молодежи все дается легко, Юра, везде надо с зубами быть, лучше с железными, эх, где наша молодость! Мы так были уверены в своем завтра, а теперь, чтобы сохранять самостоятельность, надо иметь толстую финансовую подушку, не все это смогли. Знаешь старую русскую поговорку: «От трудов праведных не наживешь палат каменных», вот так и в нашей жизни. Так что ты там хотел, какая нужна помощь?